Страница 91 из 94
Не успел воевода уйти, как в горницу вошла Васса, кинулась мужу на шею.
— Что случилось? — не понял князь.
— Я слышала твои слова, сказанные воеводе!
— И что в них такого страшного?
— Ты готовишься к войне с ними?
— Не я, а народ готовится. Кто ж его поведёт, кроме меня? Больше пока некому.
Княгиня дрожала всем телом, и князь, прижав её к себе, погладил по спине, стараясь успокоить.
— И Данилко наш успеет к той поре подрасти. Он меня и заменит когда-нибудь. И потом я начну её только тогда, когда буду уверен, что побью татарву. А я ведаю ныне, в чём их слабость. И хан нынешний привечает вокруг себя всяких музыкантов, пиитов, а к ратным делам совсем не расположен. Сей случай тоже нельзя упускать. Рати его одрябнут, разомлеют без походов, привыкнут к холе да неге. Вот мы тут и объявимся, — тихо рассуждал Александр. — Русский человек не сможет долго тянуть ярмо рабства. Не таков он. Да и вредно любой душе в согнутом состоянии. Это как дуга для лука. Долго держишь, и она уже не разгибается. Представь, если весь народ таким станет? Страшнее и придумать нельзя...
Александр вспомнил предсказание Ахмата. Оракул сказал не только о рождении сына, он вестил, что Даниил начнёт род, который прогонит татар. Выходит, что при его жизни этого не случится? Герой Невы даже похолодел от таких мыслей. Провидец явно что-то напутал, это несомненно. Не могут же степняки несколько десятилетий нависать над Русью, стеречь её, держать в своих когтях, пить людскую кровь. Народ не выдержит, не позволит...
«Не народ, я этого не потерплю! И тут мне ничто, даже пророчества Ахмата не помешают», — твёрдо выговорил он про себя.
Резко застучали в ворота. Князь и княгиня вздрогнули. Он тоже начал пугаться этих полуночных стуков.
Прискакал гонец из Новгорода. Сын Дмитрий сообщал, что ливонцы предприняли наглую вылазку и надобно их проучить. Ярославич, собрав дружину, хотел сам повести, но неожиданно передумал, поручил её Гундарю. Его душа теперь рвалась в Орду, он хотел всё вызнать у пророка доподлинно: когда и кто изгонит степняков и на каком году его жизни сие случится. Его жизни, а не какой-то другой. Он не против заручиться и расположением звёзд, тут ни от какой помощи не стоит отказываться. Да и дружину в помощь ордынцам князь посылать не собирался, а браниться с ними пока не лучшее время.
С женой простился наскоро, Васса непонятно о чём горевала, ходила за ним как тень, он же веселился.
— На войну муженёк не поехал, и жёнушка сильно запечалилась!
— Не говори так! Не вызывай волка из колка! Ты много раз уезжал, и я никогда не боялась, а тут... — она протянула ему свои руки, они были холодны как лёд. — Так в первый раз, и ты знаешь, что это не к добру. Не езди к степнякам, умоляю тебя. Они не вызывали к себе великого князя, побудь со мной и с нашим сыном, он нуждается в нашей помощи!
— Я должен поехать, Васса. От этого зависит не только моя и твоя судьба. Всех нас...
Никогда ещё он не стремился в Орду с такой страстью, как в этот раз. Вёрсты казались ему длиннее, а дорога бесконечной. Александр спал в седле, останавливаясь лишь для того, чтобы умыться и наскоро потрапезничать. Он не чуял усталости, наоборот, каждый перегон прибавил ему сил, а когда начались степи, князь возликовал.
И примчавшись туда, чем удивил Берке и Улавчия, он столь напористо и отчаянно повёл разговор, что степняки пришли в неистовство.
— Никто из моих ратников не пойдёт воевать за тебя, а силком их не загонишь. Твой брат сжёг половину Руси, у каждого из моих воинов он отнял сородича, и после всего ты хочешь, чтобы они тебя защищали? — усмехнулся Александр.
— Замолчи! — полыхнув чёрными щёлками глаз, угрожающе прошипел хан. — Или ты умрёшь!
— Тогда тебе придётся вместо богатой Руси получить вёрсты выжженной земли, на которой и расти ничего не будет, — в ярости выкрикнул Ярославич.
Берке долго смотрел на него, точно хотел испепелить взглядом. Потом резко развернулся и вышел из шатра.
— А ты храбрый рыцарь, князь, — улыбнулся Улавчий. — Никто ещё не отваживался так говорить с ханом! А он очень памятливый.
Берке не вызывал его больше двух месяцев, приказал не выпускать из Сарая. Александра отселили от слуг в отдельную юрту, кормили кониной и давали пить лишь кумыс, по пятам ходили за ним, и он не мог зайти к Ахмату, боясь навлечь и на него гнев хана. Кроме того, он узнал, что оракул болеет и почти не встаёт со своей циновки. И это встревожило князя.
Два его сторожа, хоть и отличались исполнительностью, но большой сообразительностью не блистали. Обычно они сидели у входа в его юрту и по очереди спали сидя. Ярославичу потребовалось две недели, чтобы сделать скрытый подкоп и ускользнуть в одну из ночей.
Полог юрты Ахмата был не застегнут, и, войдя в неё, князь долго привыкал к темноте. Снаружи светила полная луна, а тут ни зги и кислый тошнотворный запах умирающего тела. Князь похолодел от одной мысли, что оракул уже умер. Привыкнув к темноте, он обнаружил и циновку, на которой тот лежал, приблизился, встал на колени, наклонился над лежащим, чтобы услышать его дыхание. Провидец неожиданно открыл глаза, и белки его глаз блеснули в темноте. Ярославич застыл в оцепенении.
— Я ждал тебя, — прошептал он. — Мне осталось жить два часа... на рассвете я умру...
— Я хочу знать...
— Не перебивай, мне многое надо тебе сказать. Бояться больше некого, я ведаю твои мысли и хочу сказать. Пройдёт больше века, когда начнётся изгнание татар. Больше века!.. — Ахмат замолчал, тяжело дыша. — Они мешают мне, душат!.. Возьми мою голову в свои руки, сядь в изголовье!
Александр повиновался.
— Сожми виски! Сильнее!.. Вот так... Он внук твоего внука, Дмитрий Иоанныч. Тебя нарекли Невским, его назовут Донским. Ты ныне ничего сам не изменишь, а твой сын только начнёт новый род, но все они без тебя ничего не сделают. Ты должен помочь им...
— Ещё прожить целый век? — изумился князь. — Но как?
— Не здесь, там...
— А тут умереть?
— Да. Но только так, как это случится. Берке на прощание поднесёт тебе чашу мёда, он будет отравлен, и ты не доберёшься домой...
— Я больше не увижу свою жену?.. — прошептал потрясённый Александр.
— Да, но тогда ты станешь мытарем и сможешь оттуда, с небес помогать своему народу... Как тебе подсобили Борис и Глеб. Без их поддержки ты бы не победил ни в одной из битв, они вселяли в тебя мужество и отвагу, они вели тебя и спасали во всём... — Ахмат облизнул запёкшиеся губы. — Дай глоток вина... Рядом...
Князь нашарил кожаный бурдюк, налил в чашу вина, поднёс к губам прорицателя, приподнял его голову. Звездочёт зачмокал ртом.
— Хорошо... Выпей тоже. Он что-то задумал...
— Кто?
— Чёрный маг хана, его он приставил следить за мной, и я решил умереть. Когда ты не свободен и в своих мыслях, то незачем жить... — Глаза звездочёта вспыхнули, зажглись в темноте, как два уголька. — И тут он не может мне помешать. А я хочу соединиться с Лейлой...
— Кто такая Лейла?
— Это неважно.
Он неожиданно замолчал, задумался, и благостная улыбка осветила лицо оракула.
— Я не верю тебе, — прервав молчание, жёстко выговорил великий князь. — Не верю тому, что ты сказал. Я сам прогоню татар через девять лет. Я докажу тебе!
— Ты же неглупый, Ярославич, — с трудом выговорил Ахмат, замахал руками, и Александр снова сжал его виски. — Совсем... не глупый... И мне незачем обманывать тебя. Да, я служил Темучину и Батыю и много зла причинил твоему народу. Я послал на костёр отца Геннадия, твоего учителя, и вина перед ним заставила меня задуматься о твоей судьбе. Может быть, этим я хоть немного искуплю её. Ибо ведаю, волхв бы не оставил тебя в беде. Поразмысли и подумай о будущем... Твоё право выбирать. И даже отказаться. Но ты должен знать и то, что тогда случится. Тогда... Тогда...
Он вдруг застонал, резко приподнялся, выгнувшись дугой, словно внутри него колотилась некая страшная сила, пытаясь вырваться наружу. Оракул захрипел, сопротивляясь ей, глаза его вдруг вспыхнули ярко и тут же погасли, тело безвольно рухнуло на циновку. Невский поднёс ладонь ко рту звездочёта. Он больше не дышал.