Страница 79 из 94
Он резко развернулся и поскакал дальше.
Глава седьмая
ДВЕ СВАДЬБЫ
Душа болела так, словно живую половинку её отпластали мечом, и она, не в силах заснуть, каждую ночь оплакивала потерю. Александр не мог найти себе места. На стоянках сидел у костра, а то уходил в степь, и Шешуня, хоть и негодуя, но поспешал за ним следом, дабы обеспечить пригляд.
Поначалу князь свернул на Киев, отданный ему в Каракоруме, но на полпути развернулся и решил ехать в Новгород. Сердце не лежало следовать воле ненавистной ханши.
— Будем ехать и ночами, — приказал он. — Дома отоспимся!
Через несколько дней они наткнулись на разбойников, напавших на некий караван, состоявший из двух карет и небольшой дружины, каковая их сопровождала. Слышался звон мечей, охранники мужественно отбивались, но татей было втрое больше.
— Обнажить мечи! Покараем ворогов! — выкрикнул Александр.
Шешуня даже не успел удержать Ярославича, свита которого вместе с ним состояла из шести человек. Мыслимо ли ввязываться в бой? Но пришлось лететь за Невским, который, как коршун, вонзился в толпу лихих воров. Полетели головы. Александр бился с такой яростью, что налётчики, не ожидавшие такого натиска, дрогнули и со свистом унеслись прочь.
Воевода дружинников, сопровождавших кареты, угадав в князе старшего, подошёл к нему, зажимая рассечённое плечо, из которого сочилась кровь, поклонился.
— Премногая благодарность тебе, отважный воин, за помощь и выручку! — промолвил он.
— Откуда едете?
— Бежим мы от татар, благородный спаситель, из Каменца сами. Молодая княжна наша Васса Владимировна полюбилась одному из поганых наместников, Коблаю по прозвищу. Князь, отец княжны, болел в последнее время, так тот ускорил смерть его, отравил господина моего, чтобы силой захватить бедняжку, сделать её своей наложницей. Она уж хотела руки на себя наложить, да я, верный слуга князя, сподобил красавицу нашу бежать в Псков или Новгород, где нас, быть может, приютят и где благодаря великому князю Александру, наречённому Невским, живут ещё свободные русичи, — проговорил воевода.
— Перевяжите ему плечо, а то кровью изойдёт, — приказал Ярославич.
— Пойдём, дядя, — подтолкнул воеводу в бок Шешуня. — Самого Невского не узнал?..
— Как? Это и есть великий князь? — воскликнул воевода. — Я должен перемолвиться с ним.
— Успеешь! Снимай кольчужку, рану хоть закрою.
Александр подошёл к карете, открыл дверцу. На подушках сидела юная княжна, испуганно глядя на него. Луна освещала её бледное вытянутое лицо, на котором, как две звезды, сияли тёмные глаза. Губы подрагивали, она что-то продолжала шептать про себя, видимо, слова спасительной молитвы.
— Прошу простить меня, княжна, за беспокойство, но опасность миновала. И далее вы можете не беспокоиться, потому что мы будем сопровождать вас. Отдыхайте и не думайте ни о чём, — произнёс он.
— Кто вы? — спросила Васса, и её нежный грудной голос встревожил его.
— Я князь Александр Ярославич из Новгорода.
Её глаза тотчас вспыхнули в темноте.
— Так вы и есть Невский?
— Да, так меня называют.
— Но мы к вам и направлялись... — прошептала она.
— Что ж, тогда нам по пути, — улыбнулся князь. — Приятных сновидений.
Перед тем как закрыть дверцу кареты, он увидел улыбку и на её лице.
— Всё, поехали! — весело крикнул Александр.
Ещё полчаса назад сердце его разрывалось от боли, а душа казалась умершей. Ему ничего не хотелось: ни власти, ни войны, ни походов. Он всё чаще подумывал о монашестве. Смерть близких, унижения от степняков, разор, варварство и ложь со всех сторон.
«Выдержать такое не под силу и герою», — шутил он сам с собой.
И вдруг эта стычка в ночи, появление прекрасной незнакомки, которая ехала к нему за помощью, её восхищенный взгляд и улыбка точно сдвинули камень, и свет озарил душу, возродив её к жизни. Даже Шешуня был изумлён, когда князь спросил:
— Нет ли медку у тебя, друже?
— Чего? — не понял таинник.
— Зелья хмельного нет?
— Могу поискать...
Новгородцы встретили князя с восторгом, словно он вернулся с очередной победой. Александр распорядился подыскать княжне хороший дом и пригласил её назавтра отобедать у него.
Десятилетний Василий, остававшийся за старшего, бросился отцу на шею, и князь даже прослезился. Полез целоваться и восьмилетний Дмитрий. Ярославич рассказал о поездке, опустил подробности.
— Выходит, Батый обманул тебя? — насупился Василий. — Пообещал тебе, а отдал дяде?
— Наверное, так, — помолчав, сказал отец.
На следующий день он принял княжну вместе с воеводой Афанасием, повелев приготовить праздничный стол. Княжна явилась в голубом летнике, каковой так шёл ей, что Александр не мог оторвать от неё восхищенных глаз. За обедом коснулись и печальных событий, связанных с татарами.
— К сожалению, отец мой, дядя и другие князья, — говорил Александр, — не сумели вовремя объединиться и не допустить нашествия варваров. Теперь Русь слаба, и любая попытка защитить свою честь обречена. Мы вынуждены были принять позорный мир лишь с одной целью: объединиться и создать такую державу, которая смогла бы в будущем поспорить с завоевателями. Это произойдёт не сейчас, может быть, наши внуки или правнуки сумеют её восстановить и прогнать ворогов. Моя же забота ныне сохранить свой народ, возродить древнейшие города наши и научить детей своих быть разумными. Жить не только сердцем, но рассудком, смирять гордыню и уметь пользоваться обстоятельствами...
Лицо воеводы омрачилось, он взглянул на княжну. Та молчала, опустив взор.
— Я знаю, это нелегко. Мы, русские, все не в меру горячи и самолюбивы, я и сам таков, но когда тебя окружает толпа разбойников втрое больше, чем твоя охрана, есть два пути: либо умереть, либо откупиться. Один человек или отдельный отряд имеют право на это. Народ никогда... — Ярославич грустно улыбнулся. — Я чую, что завёл не тот разговор, прошу простить меня.
— Я не могу с вами согласиться, князь, — помедлив, проговорил воевода. — Лучше умереть с честью, чем жить без неё, так нам заповедовали наши предки. А если жить по-вашему, то моя княжна должна была бы стать наложницей этого пса Коблая. Ведь так?
— Совсем нет! Я и хочу договориться со степняками, чтобы не совершалось больше никакого насилия, чтобы мы, русские князья, оставались и дальше хозяевами в своих вотчинах. Вот о чём идёт речь!
— А что хотят взамен татары? — спросила Васса.
— Десятину всех наших богатств.
— Да как можно вообще с ними о чём-то договариваться? — не сдержал гнев Афанасий. — Столько святой крови на них, что только возмездие может искупить её. Простите, князь, мою вспыльчивость, вы спасли и приютили нас, но сердце моё, видимо, ослепло от горя.
— Так бывает, — вымолвил Александр. — Я и сам иногда прихожу к таким же безысходным мыслям. Но потом вспоминаю наших стариков и старух, вспоминаю детей, юных дев и думаю: что с ними станет, когда татарва прикончит нашего последнего воина? Вот тогда и наступит тот ад, который мы сотворим своими же руками. Ты ведаешь, воевода, что тогда будет? Что приключится с нашими детьми, невинными созданиями, когда степняки смогут безнаказанно глумиться над ними? А ты, великий герой, облитый кровавой честью, будешь горделиво гнить в яме. Да они проклянут тебя, воевода, и меня, и нашу с тобой честь. И совсем не трудно вообразить, что всё так и обернётся...
Ярославич умолк. Дал знак слугам. Те принесли баранью ногу, зажаренную на вертеле, кувшины с мёдом и бутылки со сладким греческим вином. Хозяин разлил мёд и вино по кубкам.
— Я хочу выпить за ваше избавление от всех напастей!
Васса пригубила кубок. Александр встретился с её взглядом, и княжна смутилась.