Страница 2 из 11
– А что те девушки-крестьянки?.. – переспросила я.
– Так вот, у барона есть деревенька, жители которой живут, словно в масле катаются. Они совершенно избавлены от обязанностей тяжело работать и платить налоги. Все мужчины там только тем и занимаются, что мастерят что-то из дерева, железа и золота, да еще рыбачат, а женщины – ткут, вышивают, ухаживают за цветами, в общем, наслаждаются жизнью. Вот какими привилегиями пользуются те счастливцы и счастливицы, да еще что – барон создал школы для их детей, а для взрослых – театры. И что у них за жизнь – сущий рай. Ни забот, ни принуждений, наказания также все отменены.
– Это что, какая-то забава? – спросила я. – Странно…
– У богатых свои причуды, вот ведь хочется барону развлекаться. Но – налоги они все-таки платят.
– И чем же? – спросила я.
– Конечно же, красивыми вещами, которые создают, а еще – девственницами.
– Уточни…
– Каждая невеста, готовящаяся пойти к венцу, вынуждена прежде недельку-другую покувыркаться в кровати со своим хозяином.
– И что, мужчины не противятся этому? – удивилась я.
– А кто же будет против? Если барин потом одаривает счастливицу дорогими украшениями да шелками!
– И за этого извращенца ты хочешь выдать меня замуж?
– А что такого? Главное, что он очень красив, не импотент и не мужеложец, а в остальном…Доченька, ты станешь самой богатой женщиной королевства. И если у тебя хватит смекалки, вполне можешь изменить некоторые правила и заставить всех тех крестьян работать. К тому же… барон Экберт… как бы не совсем молод, думаю, ему уже и самому в тягость все те невесты. А когда еще у него появится законная жена…
– Мама, я не хочу выходить замуж за этого зловещего барона!
– Он богат, имеет влияние в обществе, а потом… Я не хотела тебе говорить, но покойный папенька оставил нас без гроша, да еще и с огромными долгами.
– Ах…
– И пока кредиторы не начали стучаться в наши двери, а земли и все имущество не разобрали те, кому мы должны… Доченька, если ты сейчас же не выйдешь замуж за барона Экберта де Суарже, – вскричала маменька, заламывая руки, – то завтра мы вместе с тобой можем оказаться в одной из его деревень в качестве обычных крестьянок!
– О боже…
– Я не хотела тебя пугать, но раз уж так вышло. Да я просто счастлива; наверное, бог услышал мои молитвы и грехи наши не настолько велики, что все случилось именно так. Ты удачно выйдешь замуж, я же возвращу долги, и все будет хорошо.
– А как же любовь?..
– Это все предрассудки. И неопытная юность могла бы сыграть с тобой злую шутку, и если бы не предусмотрительность твоего папеньки, который раньше времени не позволил тебе выйти в свет или читать все эти ужасные обманчивые романы… Все вышло слишком хорошо, дитя мое, и ты будешь благословенна за то, что спасла свою семью от унижения бедностью и не пропала сама!
И вот я поправила то последнее, что, по мнению маменьки, могло бы испортить весь мой облик. Упрятав выбившийся локон под ободок диадемы и подтянув пониже восхитительны кружевные манжеты, я, подражая своей родительнице, приподняла подбородок и выпрямила спину; на подкрашенные персиковым бальзамом губы натянула скромную, но, тем не менее, вполне очаровательную улыбку.
– Ах, барон! – нарочито восторженно воскликнула маменька, когда мужчина, едва переступив порог, наполнил комнату благоуханьем живых роз. Их вносили слуги, поочередно ставя пять корзин прямо у наших ног. – Да что ж это такое? Вы что, уничтожили все розы в королевстве?
– Чтобы выразить мое восхищение вами, – поклонился мужчина, – мало цветов всего мира, не то что каких-то жалких стебельков из моего сада.
– Что за расцветки! А какие крупные головки, еще и в росе! – маменька подскочила со своего места и, словно это к ней пришли сваты, бросилась обнюхивать корзины, томно вздыхая и строя барону глазки.
Я невольно залюбовалась ее стройной фигуркой, фарфоровой кожей лица, нежным изгибом плеч. Да она и сама, если бы только захотела, могла бы соблазнить господина Экберта де Суарже и выйти за него замуж, зачем ему я? Ведь маменька была опытной женщиной, ей только недавно исполнилось тридцать семь лет (почти его ровесница), и она также могла бы родить ему наследников.
Вот только я знала, что планы у маменьки иные – мелкий помещик Серж Ковальский. Красивый юноша двадцати восьми лет, сын нашего соседа и лучшего друга семьи, буквально выросший у нас во дворце. И я всегда думала, что именно он станет моей судьбой. Папенька не раз намекал на то, как было бы здорово, чтобы я и Серж в будущем объединили свои судьбы.
Да, Ковальские не были богаты, они вели скромную жизнь разорившихся дворян, и то, что маменька так ласково относилась к парню, я всегда принимала за жалость, потому что знала – она не позволит мне выйти замуж за бедняка. Даже папа в последние годы изменил свое мнение, теперь-то я понимала почему. Бедный мой папа… Я не знаю, что произошло, что он вынужден был истратить все наши сбережения, вот только результат получился такой, что именно я должна буду расплачиваться за все его долги, а мама – наконец-то сможет устроить личную жизнь по своему собственному вкусу.
То, что ее и Сержа связывает любовь, я поняла недавно. Как раз была годовщина после смерти папы, и в нашем дворце собралось много народу. Я, как обычно, везде сопровождала маму, мило улыбалась гостям и принимала соболезнования. Как вдруг мама куда-то удалилась, и я пошла ее искать. Обойдя все комнаты, решила выйти в сад. Был месяц август, пышно цвели георгины, ночные скромницы-маттиолы распространяли повсюду свой сладкий пьянящий запах. И вдруг на одной из лужаек, в беседке, надежно спрятанной за кустами цветущих пеларгоний, в бледных отблесках луны я увидела целующуюся пару. Все еще не подозревая, кто же там может быть, я тихонечко подкралась, чтобы полюбопытствовать. То, что увидела и услышала, потрясло меня до глубины души.
– Мари, моя любимая, желанная, прекрасная Мари… – стонал Серж, стоя перед моей матерью на коленях. Своими дрожащими руками он приподнимал пышные юбки ее платья и, немного оттянув в сторону кружевные панталоны, покрывал отсвечивающие белизной ноги страстными поцелуями.
– Ах, Серж, мой милый мальчик, полно тебе меня мучить, я же сказала, еще не время… Да и, не знаю, наступить ли тот час, когда мы бы смогли соединиться душой и телом.
– Отдайся мне, Мари, – стонал юноша, интонация его голоса отчего-то разволновала меня настолько сильно, что я затрепетала. – А то я умру.
– Нет, нельзя, – моя мать запустила тонкие белые пальцы в его кудри и ворошила ими, как бы лаская, но на самом деле сдерживала от слишком смелых действий.
– Ну почему? Ты же вдова, Мари, а я уже достаточно взрослый и самостоятельный, чтобы обеспечивать нас обоих. После смерти графа миновал год, и все приличия будут соблюдены, если ты… если мы…
– Но общество… ты не понимаешь. К тому же мне нужно сначала устроить судьбу Милены, и уж потом…
– Так поспеши! Разве в королевстве нет женихов, готовых взять ее в жены?
– Вот в том-то и дело.. Моя дочь еще дитя, и я не хочу действовать силой, принуждая ее к браку. К тому же, по условиям моего покойного мужа, я могу вывести дочь в свет, лишь когда ей исполнится полных девятнадцать лет, а пока…
– А пока отдайся мне, – стонал Серж. – Я не вынесу этой пытки и сойду с ума, но чего тебе стоит позволить мне обласкать твое тело, разве и тебе не хочется того же?
– Но это грех, мой мальчик… – позволяя юноше все выше задирать свои юбки и все глубже запускать руки под панталоны, мама, по всей видимости, лукавила, играя в какие-то свои женские игры.
– Грех отказываться от любви, – бросив низ и расстегивая мелкие перламутровые пуговицы лифа, пробурчал Серж. – Ведь ты набожна, Мари, и знаешь, что бог – это любовь, так не отвергай же меня!
– Но как я могу… Мне повсюду мерещатся глаза моего мужа…
– Я сотру этот призрак, этот ненужный фантом из твоих глаз, ведь место мертвецов – могила, а ты так молода и красива, что должна жить, наслаждаться жизнью.