Андроид

Она знала, о чем говорила. Володеньке шел четвертый десяток, и будущее его представлялось туманным. С появлением в доме андроида, сын с головой ушел в работу: с утра за компьютер, затем прогулка, сон – и так в течение многих месяцев. Любые разговоры о том, что жизнь не резиновая, что сын может остаться один, не давали никаких результатов: сын отвечал, что он не один такой, что так живут теперь многие, а то, что население при этом редеет, так это же даже лучше: меньше народа – больше кислорода.

Софья Степановна разводила от бессилия руками, хлопала себя по ляжкам.

«Вот и возьми вас за рубль двадцать!» – восклицала она, потом шла к иконе Николая Угодника и горячо молилась, прося вразумить неопытное дитя. И вот он случай – сын притащил к себе в дом постояльцев.

«Слава тебе, господи, – обрадовалась мать, – сподобил наконец-то… »

А ближе к обеду Кошкин, Федор Ильич и Катенька, доставив Софью Степановну на дачу и взяв с нее честное слово, что она до их возвращения домой ни ногой, что она даже думать не будет об андроиде по имени Машка, уже ехали заброшенным бетонным шоссе. Местами из полотна торчала ржавая арматура, зияли выбоины, но в целом, несмотря на грохот колес, по дороге можно было все-таки ехать. За рулем сидел Федор Ильич. Перед этим он собирался остаться с Софьей Степановной на даче и пожить там до возвращения дочери, но в последний момент вдруг словно бы вспомнил о трудностях предстоящей дороги, о том, что Катенька во многих вопросах не в теме, а так же о том, что ему тоже надо бы побывать у себя дома и кое-что оттуда забрать.

Ехали они на машине довольно старой марки. Кошкин ни разу на таких не ездил: спереди у нее была лебедка, сзади запасное колесо, под капотом рокотал дизельный двигатель, на рулевом колесе значилось слово «HANTER». Федор Ильич все это время, как выяснилось, хранил машину на одной из городских парковок. Машине было лет сто. Она грохотала вовсю и казалось, что у нее совершенно отсутствует амортизация.

– Охотник, – произнес Кошкин, переведя наконец слово на руле.

– Он самый, – усмехнулась Катя. – Но главное не в том, что это Хантер, главное в том, что он до сих пор едет…

Она сидела с Кошкиным на заднем сиденье и временами оглядывалась. Возможно, это была привычка, вызванная долгой жизнью в лесу. Дорога между тем до сих пор оставалось пустынной – только буйный кустарник рос по обочинам.

– Как ты думаешь, папа, мы успеем добраться засветло? – спросила Катенька.

Вместо ответа, отец зябко повел плечами и промолчал: дорога резко сужалась, уходя вправо. Шоссе в этом месте оказалось перегорожено грудами бетонных шпал вперемешку с изогнутой арматурой, землей и валунами. Сбросив скорость почти до нуля, Федор Ильич съехал с дороги и стал пробираться грунтовой дорогой, то виляя среди валунов, то опускаясь в очередную низину.

Ревел мотор. Шумела в лужах вода. Кошкину начинало казаться, что они ходят по кругу в одной и той же местности. Он никогда ранее не бывал в подобных местах, и если бы ему сказали: «Беги отсюда, родимый!», он не выбрался бы отсюда никогда. Тем более что солнце спряталось, так что ориентира у него не было никакого.

– Вот мы и приплыли, – вздохнул Федор Ильич, останавливаясь перед широкой лужей, за которой возвышался крутой косогор. – Два в одном называется. Так что сидеть и крепко держаться…

– Папа, может, мы лучше пешком? – спросила Катя.

– Я сказал – сидеть!

Федор Ильич включил передачу и тронулся с места, набирая скорость. Проскочив лужу, он устремился кверху, однако, не доехав до вершины косогора, остановился. Машина скребла всеми колесами, оставаясь на месте.

– Вот теперь ступайте, – велел Федор. – Видите пень наверху?

– Видим, – ответила Катя

– Берите трос и вперед. Но только не стойте потом вблизи.

Кошкин отворил потяжелевшую вдруг дверь и, норовя скатиться вниз, первым выбрался из машины. Утвердился ногами среди мокрой травы и, удерживая плечом непослушную дверь, протянул руки к Катеньке.

– Потихоньку, – подсказывал Федор Ильич, – а то полетите под гору оба. Да не головой вперед-то выходи! – крикнул он. – Сначала ноги, а потом уж сама…

Однако Катя сделала по-своему. Упираясь коленом в сиденье, она наступила другой ногой на порог и выпала навстречу Кошкину. Тот подхватил ее и поставил рядом с машиной.

– А теперь трос, Володенька! – Федя изо всех сил давил ногой на педаль тормоза, он с трудом удерживал машину от сползания вниз.

Кошкин, взяв за руку Катеньку, помог ей подняться на косогор, затем опустился к машине и вновь поднялся кверху с концом троса в руке.

Обернув трос вокруг пня, он взял Катеньку под локоть и отвел в сторону. Федор Ильич включил лебедку. Трос натянулся. Машина, вращая колесами, медленно поползла кверху.

Забравшись на косогор, они продолжили путь, виляя едва заметной колеей среди зарослей старого пихтового леса.

– Раньше-то мы по шоссе ездили, пока его бетонным хламом не завалили, – ворчал Федор Ильич. – Они решили, что этого будет достаточно – завалил и забыл. И слава богу, что так, а не иначе… Не замуровали живьем… Нет человека – нет проблем!

На лице у него выступили капли пота. Вынув из дверного кармашка полотенце, он на ходу утерся и продолжил рассказывать:

– Сначала-то мы не знали, что это за система такая… Потому что каждый занимался только своим участком. Потом до меня дошло… Это система возмездия… На случай гибели всей страны… А теперь и гибнуть-то нечему остается… Агломерации какие-то, андроиды вместо жен и мужей – с кем воевать-то?! Атомный флот списали, самоходки загнали в сибирские степи и там бросили… И, что особенно впечатляет, такое уж было в прошлом. Но чтобы вот так – не помню такого, чтобы взять и забыть о целой системе… Вот это вот, – он хлопнул рукой по баранке, – из той же системы, оттуда…

Он посмотрел на ручные часы и качнул головой:

– Однако долго мы едем…

Лес между тем начал редеть, колея круто пошла книзу. Внизу, поперек пути, теперь виднелось бетонное шоссе, ведущее к тоннелю у подошвы горы. Забравшись на него с разгона, они повернули налево и въехали в темный овал тоннеля. Грохот двигателя и шум колес слились в единый рев. Вскоре тоннель повернул в бок и здесь уперся в глухие ворота в стальных косяках.

Федор Ильич выключил двигатель, вышел из машины и направился к воротам. Возле ворот на стене виднелись кнопки. Он нажал на одну их них, потом еще несколько раз, но ворота даже не вздрогнули.

– Отключилась, зараза! – проговорил он, глядя себе под ноги. Найдя, что искал, наклонился и поднял с пола. Это оказался изогнутый стальной пруток.

– Вот и ключик наш…

Федор Ильич вставил его в отверстие на двери, уцепил им что-то изнутри и с силой потянул на себя. Потом махнул рукой пассажирам. Те вылезли из машины и подошли.

– А теперь взялись… За этот вот уголок и на себя… – велел он и первым уцепился за подобие ручки. Ворота двинулись и с трудом отошли вплоть до другого косяка. За воротами виднелось продолжение тоннеля.

– Так-то вот… По-другому у нас не умели… – говорил Федор Ильич, возвращаясь к машине.

Загнав машину внутрь, он снова выключил двигатель, выбрался наружу. Втроем они задвинули за собой ворота. Федор придвинул к ним отошедший при открывании стальной рычаг с отверстием на конце, совместил это отверстие с проушиной на воротах.

– Так и живем, – пыхтел он. Подняв с пола шкворень с кольцом, он вставил его в отверстие. – Вот и славненько… Без шкворня нам хоть плачь.

Однако на этом он не успокоился. Рядом с воротами на стене висел небольшой шкаф со стеклянным оконцем и отходящими от него толстыми проводами. Федор Ильич подошел к этому устройству и стукнул с размаху в дверцу шкафчика. Стекло в шкафчике через секунду озарилось светом, и Кошкину показалось, что внутри даже что-то замкнуло. Удар в дверцу мог привести к аварии. Подобный удар был недопустим по всем техническим правилам.

– Кто ты такой, чтобы я реагировала? – раздался женский голос из шкафа. – Назовись… У тебя две попытки.