Страница 8 из 15
Поговорить об этом и с молодым актером Нагваль Элиас не смог: тот все еще был очень болен. У молодого человека не было большого выбора. Нагваль только сказал ему, что если он хочет вылечиться, то должен безоговорочно следовать за ним. Актер принял условия немедленно.
В день, когда Нагваль Элиас и актер собирались отправиться домой, молодая женщина молча ждала на окраине города. Казалось, она просто вышла проводить их. Нагваль прошел, не глядя на нее, но актер, которого несли на носилках, сделал попытку попрощаться. Она засмеялась и, не говоря ни слова, присоединилась к партии Нагваля. У нее не было ни сомнений, ни проблем насчет того, что у нее не будет другого шанса, что птица свободы или уносит магов с собой, или оставляет их позади.
Дон Хуан заметил, что в этом не было ничего удивительного. Сила Нагваля была столь сокрушительной, что он был практически неотразим. Нагваль Элиас имел глубокое влияние на этих двух людей. На протяжении трех месяцев он ежедневно взаимодействовал с ними и приучал их к своей последовательности, беспристрастности, объективности. Они были очарованы его спокойствием и, превыше всего, – его полной самоотдачей. Посредством своих действий и своего примера Нагваль Элиас дал им устойчивый взгляд на мир магов как на защищающий и поддерживающий, хотя и крайне требовательный. Это был мир, в котором допускалось очень немного ошибок.
Затем дон Хуан напомнил мне о том, что я слышал от него уже много раз, но о чем постоянно ухитрялся не думать. Он сказал, что я не должен забывать даже на мгновение, что птица свободы не особенно жалует нерешительность, и если она улетает, то не возвращается никогда.
Вызвавший озноб резонанс его голоса немедленно взорвал царившую лишь мгновение назад вокруг нас мирную темноту.
Но дон Хуан восстановил эту мирную темноту так же быстро, как и вызвал чувство тревоги. Он легонько ткнул меня кулаком в плечо.
– Та женщина была так могущественна, что могла заставить танцевать под свою дудку кого угодно, – сказал он. – Ее звали Талиа.
Глава 2
Толчок духа[5]
Абстрактное
Ранним утром мы вернулись в дом дона Хуана. Нам пришлось долго спускаться с горы, потому что я боялся оступиться в темноте и дон Хуан должен был то и дело останавливаться, чтобы восстановить сбитое от смеха надо мной дыхание.
Я смертельно устал, но уснуть не мог. Перед полуднем начался дождь. Звуки сильного ливня, барабанившего по черепичной крыше, вместо того чтобы заставить меня почувствовать сонливость, окончательно прогнали даже следы сна.
Я встал и вышел поискать дона Хуана. Он дремал, сидя в кресле. Когда я подошел, он полностью проснулся. Я поздоровался.
– Похоже, у тебя нет проблем с бессонницей, – отметил я.
– Когда ты испуган или расстроен, не пытайся уснуть лежа, – сказал он, не глядя на меня. – Спи сидя в мягком кресле, как это делаю я.
Однажды он посоветовал, чтобы я, если хочу дать своему телу здоровый отдых, подремывал, лежа на животе, повернув лицо влево и подняв ноги на спинку кровати. Чтобы не замерзнуть, по его совету нужно было положить мягкую подушку на плечи, но не на шею, а также надеть теплые носки или просто не снимать туфли.
Впервые услышав этот совет, я подумал, что он шутит, но позже понял, что это не так. Сон в таком положении помогал мне отдохнуть исключительно хорошо. Когда я поделился с ним удивительными результатами, он посоветовал, чтобы я всегда точно следовал его указаниям, не заботясь о том, верю я ему или нет.
Я сказал дону Хуану, что он мог бы еще прошлой ночью сказать мне о сне в сидячем положении. Я объяснил, что кроме крайней усталости причиной моей бессонницы была странная озабоченность по поводу того, что он рассказал мне в пещере магов.
– Ты это брось! – воскликнул он. – Ты видел и слышал бесконечно более беспокоящие вещи, не лишаясь при этом сна. Тебя беспокоит что-то другое.
Вначале я подумал, что он имеет в виду мою неискренность при рассказе о своей озабоченности. Я хотел было объясниться, но он продолжал говорить, пропустив мимо ушей мои слова:
– Ты безапелляционно заявил прошлой ночью, что в пещере ты чувствуешь себя хорошо. Но это явно не так. Прошлой ночью я не стал больше говорить о пещере, чтобы понаблюдать за твоей реакцией.
Дон Хуан объяснил, что пещера была сделана магами древности, чтобы служить катализатором. Ее форма была тщательно продумана так, чтобы вместить двух людей как два энергетических поля. Согласно теории магов, природа скалы и способ, которым была высечена пещера, позволяли двум телам, двум светящимся шарам, переплетать свои энергии.
– Я специально взял тебя в эту пещеру, – продолжал он, – не потому, что мне нравится это место, – нет, оно мне не нравится, – но потому, что она создана как инструмент, чтобы толкнуть ученика глубоко в повышенное осознание. Маги древности не предавались размышлениям. Они склонялись к действию.
– Ты всегда говорил, что твой бенефактор был такого же типа, – сказал я.
– Я преувеличивал, – ответил он. – Это примерно так же, как когда я говорю тебе, что ты – дурак. Мой бенефактор был современным Нагвалем, занятым поисками свободы, но он всегда предпочитал действия вместо размышлений. Ты – современный Нагваль, занятый таким же поиском, но ты сильно тяготеешь к заблуждениям разума.
Его сравнение явно показалось ему чрезвычайно забавным: в пустой комнате зазвучало эхо его хохота.
Когда я попытался вновь заговорить о пещере, он сделал вид, что не слышит меня. По блеску его глаз и по тому, как он улыбался, я знал, что он притворяется.
– Прошлой ночью я намеренно сообщил тебе первое абстрактное ядро, – сказал он, – с надеждой, что ты получишь представление и о других ядрах. Ты пробыл со мной долгое время, так что знаешь меня очень хорошо. Каждую минуту нашего общения я пытался согласовать свои действия и мысли с моделями абстрактных ядер.
История Нагваля Элиаса – другое дело. Хотя она кажется рассказом о человеке, на самом деле она является рассказом о намерении, которое воздвигает перед нами здания и приглашает войти в них. Это способ понимания магами того, что происходит вокруг них.
Дон Хуан напомнил мне, что я всегда упорно старался найти основополагающий порядок во всем, что он говорил мне. Я подумал, что он критикует меня за мою попытку превратить все, чему он учил меня, в проблему социальной науки. Я начал было оправдываться, что мои взгляды изменились под его влиянием. Он остановил меня и улыбнулся.
– Ты действительно не очень понятлив, – сказал он и вздохнул. – Я хотел бы, чтобы ты понял основополагающий порядок того, чему я учу тебя. Мои возражения направлены против твоего понимания природы этого порядка. Тебе кажется, что это какие-то тайные процедуры или скрытая последовательность. Для меня же это означает две вещи: здание, которое намерение возводит в мгновение ока и помещает перед нами, приглашая войти, и знаки, которые оно дает нам, чтобы, находясь там, мы не заблудились.
– Ты мог бы заметить, что история Нагваля Элиаса – это более чем просто перечисление последовательных деталей, из которых состоит событие, – сказал он. – За всем этим стоит здание намерения. И рассказ был предназначен дать тебе представление о том, что являли собой Нагвали прошлого. Ты должен узнать, как они действовали с целью согласовать свои мысли и действия с величественными сооружениями, которые возводит намерение.
Последовало длительное молчание. Мне нечего было сказать. Чтобы не дать угаснуть беседе, я сказал первое, что пришло мне в голову. Я сказал, что по услышанным мною историям у меня сложилось благоприятное впечатление о Нагвале Элиасе. Мне он нравился, но что касается Нагваля Хулиана, то по непонятным причинам все, что говорил о нем дон Хуан, ужасно меня беспокоило.
5
Knock (англ.) – стук, удар, толчок, стучать, толкать и т. д. – переводится в зависимости от контекста как «толчок» или «стук», «толкать» или «стучать».