Страница 8 из 14
– Я понял, что ты «готов», – сказал он, – когда услышал, как ты пукнул.
По словам Джона, пукнул я раз тридцать. Да нет, заметил дон Хуан, не больше десяти.
Джон продолжал:
– Ну мы все тогда к тебе подвинулись. Ты застыл, и у тебя начались конвульсии. Очень долго ты лежал на спине и двигал ртом, как будто говоришь. Затем начал биться головой об пол, тогда дон Хуан напялил на тебя старую шляпу, и ты это прекратил. Ты трясся и вздрагивал, лежа на полу; и так очень долго. Помню, все уже заснули, я только слышал сквозь сон, как ты пыхтишь и стонешь. Потом ты заорал, и я проснулся. Вижу – ты орешь и подпрыгиваешь. Ты бросился к воде, перевернул посудину и стал барахтаться в луже. Дон Хуан принес тебе еще воды. Ты сидел спокойно перед кастрюлей, когда вдруг вскочил и стащил с себя всю одежду, встал перед кастрюлей на четвереньки и начал пить как не в себя. Потом уселся и просто сидел, уставясь в пространство. Похоже было, что ты собрался так сидеть до самой смерти. Ну, мы все опять заснули, и дон Хуан тоже, как ты опять вскочил, завыл и погнался за собакой. Собака перепугалась, тоже завыла и рванула вокруг дома. Тут уже всем стало не до сна. Мы вскочили, видим – ты возвращаешься с другой стороны дома, собака мчится перед тобой, лает и воет, а ты за ней гонишься. Ты, я думаю, раз двадцать обежал вокруг дома, лая по-собачьи. Я боялся, что ты разбудишь всю округу. Вблизи здесь соседей нет, но твой вой можно было услышать за милю отсюда.
Один из молодых людей вставил:
– Ты поймал собаку и на руках притащил ее на веранду.
– Ага, и начал с ней играть. Ты с ней боролся, вы скакали и кусались. Да уж, было на что посмотреть. Моя собака вообще-то не очень игривая, но тогда вы просто катались и ездили друг на друге, как ненормальные.
– Потом вы побежали к кастрюле и начали лакать, – сказал молодой человек. – Ты вообще бегал с собакой к воде раз пять или шесть.
– Сколько это продолжалось? – спросил я.
– Без конца, – сказал Джон. – Один раз мы потеряли вас из виду. Наверное, вы побежали за дом. Слышно было только, как вы там лаете и рычите. Лаял ты до того похоже на собаку, что вас невозможно было различить.
– Может, это была одна собака? – спросил я.
Они засмеялись, и Джон сказал:
– Да нет, парень, ты лаял, и еще как.
– А потом что было?
Все трое посмотрели друг на друга как бы в замешательстве. Наконец ответил, глядя на Джона, молодой человек, который до этого все время молчал:
– Он поперхнулся.
– Ага, точно, ты вроде задохнулся и начал очень странно плакать, а потом упал на пол. Мы боялись, что ты откусишь себе язык; дон Хуан разжал тебе челюсти и плеснул в лицо воды. Тогда ты начал дрожать, и по всему телу у тебя опять пошли конвульсии. Потом ты затих. Дон Хуан сказал, что все закончилось. Было уже утро. Мы укрыли тебя одеялом и оставили спать на веранде.
Тут он взглянул на остальных, которые, казалось, едва удерживаются от смеха. Он повернулся к дону Хуану и что-то спросил. Дон Хуан усмехнулся и что-то ответил. Джон повернулся ко мне и сказал:
– На веранде мы тебя оставили потому, что боялись, как бы ты мне весь дом не обписал.
Все разразились хохотом.
– Что такое? – сказал я. – Неужели я…
– «Неужели ты»? – передразнил Джон. – Мы не хотели тебе говорить, но дон Хуан сказал, что можно. Ты обписал всю собаку с ног до головы!
– Что-что?
– Ну, ты же не думаешь, что собака удирала от тебя потому, что боялась? Собака удирала потому, что ты ее поливал.
Все покатились со смеху. Я попытался задать вопрос одному из молодых людей, но за общим хохотом ничего не было слышно.
Джон продолжал:
– Ну, мой пес в долгу не остался. Он тебя тоже обписал, как мог.
Тут уж все просто завыли от смеха, засмеялся и дон Хуан. Когда они как-то успокоились, я растерянно спросил:
– Что, неужели это правда? Все это в самом деле было?
Джон ответил, посмеиваясь:
– Клянусь: моя собака в самом деле на тебя мочилась.
На обратном пути я спросил дона Хуана:
– Неужели все, что они рассказали, правда?
– Правда, – ответил дон Хуан. – Только они не видели того, что видел ты. Они не понимают, что ты играл с ним. Поэтому я не вмешивался.
– Но неужели весь этот спектакль со мной и с собакой и то, как мы мочились друг на друга, – правда?
– Это была не собака! Сколько тебе повторять? Только так можно понять то, что с тобой было. Только так! С тобой играл именно он.
– А ты знал о том, что со мной было, до того, как я тебе рассказал?
Он на секунду задумался.
– Нет, просто я вспомнил после твоего рассказа, какой у тебя был странный вид. По тому, что ты не был испуган, я понял, что с тобой все в порядке.
– И что, все это в самом деле выглядело так, как они рассказывали, – что я играл с собакой и все такое?
– Проклятье! Это была не собака!
Четверг, 17 августа 1961
Я рассказал дону Хуану, что я думаю по поводу моего опыта. Насколько я понимал, с точки зрения обучения событие было катастрофическим. Я сказал, что с меня хватит одной встречи. Я признался, что все это, конечно, более чем интересно, но вновь искать подобных встреч я не собираюсь. Мне совершенно ясно, что такие истории не для меня. Одним из побочных следствий употребления пейота было странное недомогание – какой-то непонятный страх, какая-то тревога и меланхолия, не поддающаяся точному определению. И я в этом не находил ничего хорошего.
Дон Хуан рассмеялся и сказал:
– Ну вот, ты и начал учиться.
– Хорошенькое обучение! Пусть так учится кто-нибудь другой.
– Любишь ты преувеличивать.
– Да ничего я не преувеличиваю!
– Еще как. Жаль только, что преувеличиваешь ты одно плохое.
– Для меня, насколько я понимаю, здесь вообще нет ничего хорошего. Мне страшно, а остальное меня мало интересует.
– Ничего, что страшно. Когда тебе страшно, ты видишь все по-новому.
– Меня это не трогает. Я чувствую, что мне лучше оставить Мескалито в покое. Он меня просто подавляет. И ничего я в этом хорошего не вижу.
– Хорошего, действительно, мало, в том числе и для меня. Не ты один сбит с толку.
– Ты-то здесь при чем?
– Я думал о том, что ты видел прошлой ночью. Без сомнения, Мескалито играл с тобой, вот в чем штука. Это был явный знак.
– Что еще за знак, дон Хуан?
– Мескалито указывал мне на тебя.
– Указывал что?
– Вначале мне это было неясно, а теперь я, кажется, понимаю. Он сказал, что ты «избранный» (escogido). Мескалито указал мне на тебя и дал знать, что ты избранный.
– Я что, избран для какой-то цели или что-то вроде этого?
– Нет, я имею в виду, что Мескалито сказал, что ты можешь оказаться тем человеком, которого я ищу.
– Как же он тебе это сказал, дон Хуан?
– Он сказал мне это тем, что играл с тобой. Это и значит, что ты избранный; ты избран для меня.
– Что это значит – быть избранным?
– Я знаю некоторые тайны. Среди них есть такие, которые я могу открыть только избранному. И вот я вижу, как ты играешь с Мескалито; той самой ночью мне стало ясно, что ты и есть такой человек. Но при этом ты не индеец. Невероятно!
– Но что это значит для меня, дон Хуан? Что мне делать?
– Я принял решение и буду учить тебя тем тайным вещам, которые составляют судьбу человека знания.
– Ты имеешь в виду тайны, связанные с Мескалито?
– Да. Но это еще не все, что я знаю. Есть тайны иного рода, которые мне нужно кому-нибудь передать. У меня самого был учитель, бенефактор, и я также после определенных испытаний стал его избранным учеником. Он обучил меня всему, что я знаю.
Я опять спросил, что же потребуется от меня в этой роли; он сказал, что потребуется только одно – учиться, учиться в том смысле, который мне начал открываться с недавнего времени.
Дело, таким образом, поворачивалось неожиданной стороной. Только я собрался известить дона Хуана о своем решении оставить идею учиться знанию о пейоте, как он сам предложил мне стать его учеником в полном смысле слова. Я плохо понимал, что он имеет в виду, но было ясно, что это нечто очень серьезное.