Страница 20 из 54
Ельцин Б. Н. лично ездил, проверял ход строительства. Позиционный район бригады был почти полностью новый, на старом месте остались только управление бригады, группа дивизионов С-200 и пятый дивизион с. Косулино возле аэропорта «Кольцово», который и сбил самолет-разведчик U-2 с Пауэрсом на борту. На стартовой позиции этого дивизиона оставили пусковую установку, с которой произошел пуск ракеты, рядом стояла стела с надписью.
Про сбитие U-2 написано очень много, а еще больше небылиц от так называемых «очевидцев». Чтобы развеять еще один миф, расскажу один эпизод.
В управлении 57 зенитно-ракетной бригады есть клуб боевой славы части, в этом клубе библиотека и музей боевой славы. Который состоит из нескольких залов, где расписан и отображен весь боевой путь бригады. Одно помещение выделено под материалы, касающиеся инцидента с U-2. Стенды с фотографиями и вещественными доказательствами этого случая от расчетов, которые были задействованы в работе по самолету-нарушителю, до судебного процесса и его обмена Пауэрса.
Однажды я попросил начальник клуба — открой, мол, музей, я хоть посмотрю, а то за всю службу ни разу в нем не был. Посмотрев все, подошли с начальником клуба к одному из стендов по летчику Пауэрса. Возле стенда на постаменте лежат обломки самолета, закрытые большим колпаком из плекса, а справа на стене в шкафчике висит никелированная ножовка по металлу. Я спрашиваю, что это за ножовка? Завклубом говорит, что, когда прибывают делегации, особо важные персоны просят кусочек обломка самолета на сувенир и он этой ножовкой отрезает.
Я подошел к этому колпаку, посмотрел на обломки и вдруг вижу на одном из них цифровой шильдик с маркировкой нашей ракеты. Что это такое, спрашиваю. А он мне отвечает: товарищ подполковник, когда вы едете на полигон, я прошу, чтобы привезли обломки мишеней или ракет, а потом их под колпак кладу. Потому что за двадцать лет здесь было столько делегаций и каждому надо сувенир, что не хватило бы не только сбитого самолета, но и всей стоящей на вооружении США эскадрильи самолетов U-2. Я, смеясь сказал: хоть срежь шильдики на обломках. А про себя подумал, что я, грешным делом, и сам хотел попросить обломок.
В мае 1982 года боевые расчеты бригады убыли на полигон Капустин Яр. Получили шесть ЗРКС-300ПТ и Ф-9, отстрелялись по мишеням, вернулись на места постоянной дислокации, развернулись и через 30 дней заступили на боевое дежурство по охране воздушного пространства Свердловского региона.
По итогам 1982 года наша часть впервые в истории 4-й ОА ПВО получила переходящее знамя Свердловского обкома партии за достигнутые успехи в боевой и политической подготовке. Почему впервые? Обычно переходящее знамя получали части Уральского военного округа. Командующий округом был членом бюро обкома партии и влиял на то, чтобы знамя вручалось лучшим частям округа, а не частям, которые, находятся на территории округа, но не входят в его состав.
Командующим 4-й отдельной армии ПВО в это время был генерал-лейтенант Царьков Владимир Георгиевич. Он был в отличнейших отношениях с Ельциным Б. Н. (в одной команде играли в волейбол), и это в основном его заслуга в том, что знамя вручили нам.
Ритуал вручения знамени решили проводить на стадионе группы дивизионов С-200В, где выставили для прохождения торжественным маршем коробку офицеров управления бригады, четыре дивизионных коробки группы С-200В и коробку АКП.
По плану, после вручения знамени и прохождения торжественным маршем, делегация ехала на АКП, где мы показывали боевую работу расчета командного пункта и дежурного дивизиона по самолетам-нарушителям воздушной границы Советского Союза. Затем был фуршет с участием Ельцина Б.Н. в помещении пионерлагеря в близи г. Березовск. Декабрь месяц, в лагере никого нет.
Вручением и демонстрацией боевой работой руководил и организовывал тренировки я, как первый заместитель командира бригады, а вопросом фуршета занимался начальник тыла совместно с ответственным лицом от обкома партии.
Командир бригады полковник Третяк В.О. согласовал с командующим армии, сколько человек будет от обкома партии и штаба армии. Получилось человек 15–20 — это были исходные данные для начальника тыла, на сколько персон накрывать столы.
В день вручения знамени к 10:00 мы выстроили пять коробок, боевое знамя бригады, знаменный взвод и оркестр. Прибыли машины первого секретаря обкома, командующего и автобус. Командир бригады доложил командующему и Ельцину, что личный состав бригады выстроен для вручения переходящего знамени, и все пошли на трибуну. Я стоял во главе офицерской коробки, поворачиваюсь, сзади меня стоят четверо заместителей командира бригады в том числе и зам по тылу майор Айвазян. Я ему говорю, что ты здесь стоишь? Смотри, сколько человек на трибуне, там протолкнуться некуда, стоят в три ряда, они же все поедут в пионерлагерь, а там накрыто всего на пятнадцать человек! Я постараюсь их немного задержать при боевой работе на АКП. Начальник тыла рванул со всех ног со стадиона.
Провели ритуал, я сразу прибыл на АКП, там уже находился боевой расчет на своих местах. Все гости разместились позади рабочих мест боевого расчета. Так получилось, что Ельцин Б. Н. стоял между мной и начальником штаба, дальше стоял командующий, а справа от меня — полковник Третяк В. О.
Началась боевая работа. На планшетах дальней воздушной обстановки с северного направления появились цели. На АКП тишина, звучат только мои команды и ответы командиров дивизионов по громкоговорящей связи. В это время ко мне наклоняется командир бригады и говорит: дай команду боевому расчету снять головные уборы, все сидят в шапках.
Я ка-а-ак гаркнул: «Головные уборы снять!» В тишине получилось очень громко. Вместе с расчетом шапки с перепугу поснимали все гости, в том числе и Ельцин Б. Н. После боевой работы генерал-лейтенант Царьков посмотрел на меня, как на идиота, и сказал, что с такими командами я далеко пойду.
Но самое интересное было в пионерлагере. Все сели за столы, на которых, как всегда, стояли так называемые «тройки» — бутылки коньяка, водки и вина. Мы заранее узнали, что пьет Ельцин Б. Н., и его порученец сказал, что водку.
Командующий спрашивает, что будем пить? Ельцин Б. Н. посмотрел на бутылки: «Ну, раз коньяк на столе стоит, будем пить коньяк». А мы взяли только один ящик коньяка, остальное — водка… Гости по три рюмки выпили — и нет ящика коньяка. Что делать? Посылать машину за коньяком бесполезно: мы в лесу, до города несколько километров. Я сидел с краю стола, а начальник тыла стоял возле двери, он не садился. Как говорится, следил за порядком.
Майор Айвазян в панике — что делать? Когда мы определялись со спиртным, я ему сказал, чтобы на всякий случай взял канистру своего напитка, мы называли его «айвазяновкой». Начальник тыла, грузинский армянин, готовил свой напиток из спирта по своему рецепту. Его, если не специалист, то не отличишь от коньяка. А спирта на 300 комплексе очень много — я получал в месяц на бригаду цистерну спирта, 82 тонны, для регламентных работ.
Я говорю майору: собери пустые коньячные бутылки со стола и поставь в ящик, а прапорщику скажи, чтоб наливал туда «айвазяновку», и ставь их взамен пустых бутылок на стол. Тот стал белый, как стена: он только прошел собеседование на должность начальника тыла Вильнюсского радиотехнического училища и подумал, что ему за такую подставу не только училища не видать, но и с начальника тыла бригады полетит.
Но все прошло нормально — никто ничего не заметил, а кто заметил, то промолчал, все-таки уральские парни. Командующий тоже ничего не сказал, хотя, наверное, понял. Вот так я познакомился с Ельциным Б. Н. и трижды жал ему руку.
В 1982-83 годах в Березовске я познакомился с Вадимом Ивановичем Тумановым, золотопромышленником, председателем крупнейшей старательской артели «Печора». Получилось так, что свою основную базу они развернули рядом с управлением 57-й зрбр. Построили красивые деревянные домики, склады, автопарк с тяжелой техникой. Мы поддерживали с ними добрососедские отношения. Они нам помогали техникой (экскаватором, бульдозером), мы иногда выделяли им солдат для погрузки техники и имущества. Когда они немного обжились, меня удивили их въездные ворота, я таких не видел в жизни ни до того, ни после. Кованные, с красивейшим орнаментом, наверху окаймлена желтым блестящим металлом, который совершенно не темнел ни от погоды, ни от времени.