Страница 25 из 29
– В общении с Черчесовым чувствуется его немецкая тренерская школа?
– Да. И советский опыт тоже. В СССР у тренера был высокий статус. Любой футболист должен был четко выполнять его требования, а руководство – прислушиваться и уважать. Я на этой дисциплине вырос. После развала Союза об этом как-то начали забывать. Саламыч напомнил, и поэтому сейчас он такой, какой есть. Кстати, у того же Романцева он, как мне кажется, кое-что перенял в плане общения между тренером и футболистами. Черчесов говорит: «Когда звучит свисток на тренировку – это время мое». Такой подход мне импонирует.
– Вы моментально соглашались ехать вслед за ним в не самые простые места – допустим, в Грозный?
– Помню звонок от него около полуночи. «Что ты думаешь насчет Грозного?» Постарался со всех сторон этот вариант взвесить и говорю: «Мне кажется, надо ехать». Всегда приятно, когда по различным вопросам с тобой советуются.
Кстати, считаю, что работа в таких клубах, как «Терек» и «Амкар», здорово нас обогатила. Там мы могли экспериментировать, пробовать какие-то тактические моменты, потому что там, если что не получится, это не так заметно. Кстати, по «Амкару» я защищал дипломную работу в ВШТ, которую принимали Никита Симонян и Андрей Лексаков. Рассказывал в деталях, что пришлось изменить, чтобы начать играть более современно. И, конечно, общение с разными руководителями обогатило Черчесова, он многое для себя вынес.
– А в сборной вы открыли для себя какого-то нового Черчесова?
– Не то чтобы прямо нового, но здесь немного иная специфика, чем в клубе. Поскольку ты видишь игроков не каждый день, больше внимания уделяется индивидуальному общению с футболистами, в том числе и на нефутбольные, житейские темы.
На самом деле он, даже если этого не показывает, очень тепло относится к любому футболисту, и если кто-то получил травму, все время звонит, поддерживает. Того же Рому Зобнина он приглашал в Новогорск на сборы, причем не одного, а с супругой.
– Видели когда-нибудь Черчесова в шоке? Будь я тренером, меня бы психологически парализовало, если бы за месяц вылетели Джикия и Васин – две трети обороны.
– Мне кажется, одна из главных черт Саламыча – умение не показывать свое внутреннее состояние. Никому – даже ассистентам. Безусловно, бывают моменты, когда человек взрывается. Потому что есть люди, с которыми ты вынужден постоянно общаться, хотя и понимаешь, что их задача – вставить тебе палки в колеса.
– Бывали случаи, когда игроки вам на Черчесова и его нагрузки втихаря жаловались?
– В клубах иногда случалось. Когда пришли работать в Сочи, туда приехали нападающие Булыга и Шевченко. Прошло два первых дня, после чего Черчесов попросил меня позвать этих двух хлопцев. Стучусь, захожу. Оба лежат пластом на кроватях. «Что с вами?» Булыга поворачивается: «Юрич, а где же спартаковский футбол?!» Мы до сих пор по этому поводу смеемся.
– Согласитесь с тем, что Головин за последний год вышел на совершенно новый уровень и на него теперь должна быть сделана ставка?
– Соглашусь. Он обладает качествами, которые должны ему помочь стать лидером. В 21 год он еще немного стесняется своего нового статуса. Ему только нужно осознать свою истинную силу и использовать ее чаще, чем он это делает.
– Как изначально принималось решение играть в сборной с тремя центральными защитниками? С Турцией играли в три, с Ганой – в два, причем второй матч выиграли. Но затем опять перешли на три. При том что, если не ошибаюсь, ни в одном клубе в три центральных защитника Черчесов не играл.
– Иногда использовали эту схему в «Легии» – и в Лиге Европы, и в чемпионате Польши. Многое зависит от различных факторов: уровня футболистов, соперника и его тактической схемы. К сожалению, так сложилось, что это дефицитное амплуа у нас в стране. И качество отчасти хотели компенсировать количеством.
Но, как бы правильно ни был организован тренировочный процесс и сколько бы информации ни предлагалось футболистам, в матчах высокого уровня на первый план все равно выходит индивидуальное мастерство. Одно дело сталкиваться с Сидоровым из чемпионата России, другое – с группой атаки, которая на троих стоит больше, чем реконструированные «Лужники».
– Сейчас до возвращения Игнашевича я был почти уверен, что вы перейдете на два. А сейчас опять показалось, что будете играть в три.
– У нас никогда такого не было, что три – и все. Мы всегда имели резервный вариант и в последних играх постепенно начали его внедрять. Где-то получалось лучше, где-то хуже. Но с учетом анализа соперников по группе и проблем, которые мы испытываем из-за травм в обороне, на сборе будем равноценно отрабатывать применение двух схем.
– Это логично. Какой смысл играть против Саудовской Аравии с тремя центральными защитниками?
– Бельгия так играла против тех же Саудов. Она исходит из своей игры. А мы по ряду известных всем причин вынуждены немного сменить акценты и сделать упор на активность средней линии – молодой, быстрой, агрессивной. У нее есть юношеский азарт. А задача опытных игроков и тренеров – создать для молодой полузащиты такой микроклимат, где бы она не чувствовала тяжесть, а играла легко. У нее все для этого есть.
Разбирали матч с Францией. Вот наш игрок отбирает мяч, есть коридор. Отдавай – отрезаем сразу пятерых. Но идет пас ближнему. А у французов первая задача – сразу отрезать группу наших ближайших игроков. Это и есть то, над чем нам нужно максимально сконцентрироваться в ходе подготовки. Кстати, Влада Игнатьева в одном из интервью спросили, чем чемпионат России отличается от еврокубков. Он ответил: «Атлетико» удивило. У нас после потери мяча бегут назад, а они – вперед». А это была дословная цитата Черчесова перед матчами с Бразилией и Францией!
– В каком состоянии находится Игнашевич?
– Прилично выглядит и хорошо себя чувствует. В один из первых дней австрийского сбора утром делали беговую работу, на выносливость. После нее он говорит: «Юрич, играть-то сегодня будем». – «Сережа, так у нас еще зал 30 минут». – «А, зал, так зал».
В Москве мы проводили тестирование на состояние футболистов для нагрузок, которые им будут предложены. Так вот, Игнашевич готов выполнять такой же объем беговой работы, как Головин, Зобнин и Ерохин, с которыми они как раз и были в одной группе! Состояние Сергея заслуживает восхищения. У нас все анализируется и смотрится в плане медицины, недаром игроки работают на тренировках в датчиках. Каждый вечер все расшифровывается и корректируется.
– Вот мы плавно и подошли к теме Игоря Денисова. Не сомневаюсь, что вы читали его интервью. С нетерпением жду комментария.
– Если брать эпизод в раздевалке в матче с «Зенитом», то вынужден вас разочаровать: в первые минуты стараюсь не заходить в раздевалку, оставляя главного тренера наедине с командой. Возвращаюсь туда через 3–5 минут. Как я понял, к тому времени все уже произошло.
А отношение к этому у меня простое. Многие наши опытные тренеры справедливо утверждали: когда футболист в команде начинает говорить больше, чем тренер, и к тому же считает возможным это делать при всех – он должен идти на выход. Его дело – выполнять то, что предлагается тренерским составом. Если у него есть какие-то вопросы, то их можно спокойно обсудить после матча или тренировочного занятия и не при всех. И к этому совершенно иначе все отнесутся. Не могу себе представить, чтобы в топ-чемпионатах игрок переступал определенную грань, будь то недовольство выбором схемы на игру, составом, заменами или местом проведения тренировочного сбора. В противном случае наступит анархия, и ни один тренер позволить себе этого не может. Почему Денисов решил, что Юсупов был лучшим на тот момент? С чего он это взял? Взгляд футболиста всегда субъективен и сосредоточен на себе.
И еще одна деталь. Уже после случившегося через день или два главный тренер пригласил Денисова, хотел еще раз переговорить, чтобы вернуть ситуацию в конструктивное русло и спокойно продолжить работу. Но Игорь решил по-своему, фактически лишив себя возможности выходить на поле, а у тренерского штаба в своем лице отняв боевую единицу.