Страница 21 из 43
Городовые воеводы возглавляли управление города с прилегающей к нему территорией – уездом. В обязанности их входило в том числе «принятие предупредительных мер относительно нападения неприятеля и в собирании войск и в командовании ими»205. Эти меры предполагали и ведение разведки потенциального неприятеля с опорой на местных жителей.
Постоянная угроза набегов степняков вынуждала укреплять юго-восточную границу. Возникла линия сплошных оборонительных укреплений, так называемая «засечная черта»206. Городовой воевода руководил укреплением и обороной «засечной черты», проходившей через подведомственный ему город и уезд. С начала XVII в. эта категория воевод была введена не только в пограничных, но и во всех других городах. Городовым воеводам, а также дьякам и подьячим, бывшим в их подчинении, из приказов направлялись «наказы», «указы» и «государевы грамоты». В ответ на эти директивные документы в приказы поступали с мест «отписки», в них обязательно пересказывалось содержание запроса, на который составлялся ответ.
Соседние государства также были заинтересованы в получении сведений о России. Так, в 1578 г. Генрих Штаден, служивший несколько лет опричником у Ивана IV, представил императору Священной Римской империи Рудольфу II записки, включавшие в себя «План обращения Московии в имперскую провинцию». При этом наблюдательный автор, бывший наемник, указал на опасность утечки информации, связав ее с московскими купцами: «Покорнейшая моя просьба: оставить это мое послание при вашем римско-кесарском величестве, а мой проект хорошо обдумать и выполнить его, не упустив благоприятных обстоятельств. Но только – чтобы это мое описание не переписывалось и не стало общеизвестным! Причина: великий князь [Иван IV] не жалеет денег, чтобы узнавать, что творится в иных королевствах и землях. И все это делается в глубокой тайне: наверное, у него есть связи при императорском, королевских и княжеских дворах через купцов, которые туда приезжают; он хорошо снабжает их деньгами для подкупа, чтобы предвидеть все [возможные] обстоятельства и предотвратить опасность»207.
Оценка информированности Ивана IV и имевшихся у Московского государства возможностей здесь явно завышена. Тем не менее, создание первых органов центрального управления, в обязанности которых входил сбор сведений о положении в других государствах, приводил к улучшению информированности руководства страны о замыслах и намерениях возможного противника, а также к появлению новых разведывательных терминов и отказу от используемых ранее. Так, в описании событий 1564–1565 гг. в «Казанской истории» еще употребляется существительное прелагатайство в значении ‘предательство, измена’208. Но в XVIII в. слова прелагатай, просок и ряд других постепенно исчезали из русского языка или встречались редко, что вынуждало авторов, употреблявших их, прибегать к пояснениям. Так, В. К. Тредиаковский в одном из сюжетов поэмы «Тилемахида, или Странствование Тилемаха, сына Одиссеева», изданной в 1766 г., рассказывает о давианском царе Адрасте, который имел в стане неприятеля своего человека, по имени Евримах, присылавшего ему прелагатаев с «извещеньми»: «Но познать обман сей удобно было не можно: ибо те прелагатаи писем с собой не имели; если в беге, когда они пойманы были, то ничто Евримаха в измене не обличало»209. Видимо, современникам Тредиаковского слово прелагатай было незнакомо, и он снабдил его пояснением в подстрочном примечании: прелагатай – лазутчик.
Вместе с тем в XVI–XVII вв. продолжают сохраняться некоторые слова с разведывательной семантикой, известные в предыдущие столетия. Среди них – существительное сторужа, все еще широко встречающееся в официальных документах, в которых затрагиваются вопросы не только об охране, но и о сборе необходимых сведений. Широко известно существительное станица и новый термин станичник в значении ‘всадник из разведывательного отряда, несущего дозорно-вестовую службу на степных границах Русского государства’210. Положение здесь было особенно тревожным. За восемнадцать лет (1552–1570 гг.) войска крымского хана Девлет-Гирея (Девлет Герая) совершили девять крупных походов на Русь, в каждом из которых принимало участие от нескольких тысяч до десятков тысяч воинов. Весной 1570 г. Девлет-Гирей организовал очередной поход на русские владения. Войско в 50–60 тысяч человек под предводительством царевичей Мехмеда Герая и Адиля Герая (это были наследники престола, первые лица после хана, по-татарски – калги) опустошило рязанские и каширские места.
В конце лета 1570 г. с юга многократно поступали «вести» о том, что крымский хан с большими силами двигается к «украине» Руси. Иван IV решил «искать прямого дела», хотел разбить крымцев в решительном сражении, и пришел в Серпухов. Время шло, а крымские татары не появлялись. А тут еще путивльский наместник Петр Татев прислал «грамоту», что по его поручению сторожевые казаки ездили в Дикое поле и не обнаружили следов крымской конницы: «Сент. в 14 [день] писал к государю в Слободу кН<язь>. Ив<ан> Бельской и все бояре, что идут на Дедилов и на Тулу царь и царевичи, и по тем вестем государь с сыном своим с царевичем Иваном пошел из Слободы сент. в 16 [день] против недруга… и пришел в Серпухов. И писал из Путивля наместник: приехал станич<ный> голова, а сказал, что до усть Айдара доезжал и сакмы никаковой не наезживал… И сент<ября> в 22 [день] приговорили [бояре с государем], что станичники во всех местах, где сказали видели людей и по сакме смечали до 30 000, то солгали»211.
[В этом и последующих цитируемых текстах буквы ять (ѣ), фита (f), и десятеричное (i) заменены современными е, з, ф, и; также снят твердый знак (ер, ъ) после твёрдого согласного в конце слов212].
Сакма (сокма) – ‘дорога (первоначально – о путях передвижения татар); протоптанный след; путь, по которому прошли конные или пешие’213. Глагол смечати означает ‘количественно оценивать; делать подсчет; рассчитывать’214.
Этот случай был признан чрезвычайным, и отнеслись к нему со всей серьезностью. Было ясно, что сторожевая служба не справилась со своей задачей, требовалась ее коренная реорганизация. «Лета 7079 [1571 г.] генваря 1-го д. приказал государь, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии боярину своему князю Михаилу Ивановичю Воротынскому215» «ведати станицы, сторожи и всякие свои государевы полские [полевые] службы»216, – сообщает документ Московского стола Разрядного приказа, опубликованный в Актах Московского государства217. Воротынский начал с того, что «велел доискатись станичных прежних списков» воинских людей, «которые преж сего езживали лет за десять или за пятнадцать», и созвать в Москву всех лиц, имевших отношение к этой службе: «станичных голов, и станичников, и вожей [проводников, провожатых] и сторожей». Были вызваны и старые, и увечные, и те, которые «в полону были, а ныне из полону вышли». После полуторамесячного обсуждения 16 февраля 1571 г. документ был принят под названием «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе»218. Во вводной части «Приговора» были сформулированы задачи этой службы: «Боярин, князь Михаило Иванович Воротынской приговорил с детми боярскими, с станичными головами и с станичники о путивльских, и о тульских, и о рязанских, и о мещерских станицах, и о всех украинных о дальных, и о ближних, и о месячных сторожах, и о сторужех, из котораго города к которому урочищу станичником податнее и прибыльнее [удобнее] ездити, и на которых сторожах и из которых городов и по кольку человек сторожей на которой сторуже ставити, которые б сторужи были усторожливы [позволяли вовремя заметить идущие войска] от крымские и от ногайские стороны, где б было государеву делу прибыльнее и государевым украинам было бережнее, чтоб воинские люди на государевы украины войною безвестно не приходили, а станичником бы к своим урочищам [участок, отличающийся от окружающей местности (лес среди поля; болото, луг среди леса и т. п.); лесные урочища] ездити и сторожам на сторужах стояти в тех местех, которые б места были усторожливы, где б им воинских людей мочно устеречь»219.