Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 18

Кокетничай, говорит Пушкин жене, но требую от тебя, помимо холодности, быть «благопристойною и важною». Именно эти качества, по мнению поэта, наиболее достойны хорошей и преданной супруги.

А вот ещё: «Ты кажется, не путём искокетничалась. Смотри: не даром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона. В нём толку мало. Ты радуешься, что за тобою, как за сучкою, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхав тебе задницу; есть чему радоваться. Не только тебе, но и Прасковье Петровне легко приучить бегать холостых шаромыжников; стоит разгласить, что-де я большая охотница. Вот вся тайна кокетства» [19].

Как видим, главным для Пушкина в жене являлось присутствие бдительности при наличии некой комильфонтности – умения соответствовать вкусам и правилам приличия в обществе. И это у Натальи Николаевны неплохо получалось.

Правда, до поры до времени. Пока судьба не бросила к её ногам Дантеса…

Пушкин впервые увидел Натали в 1828 году в Москве. Как-то так получилось, что на балу у танцмейстера Иогеля очутились он и она. Первое впечатление поэта: Гончарова напоминала какую-то заводную куклу – прекрасную и почти неземную.

Чуть позже он добился согласия Гончаровой стать его женой. Во время венчания внезапно потухла свеча. А ещё – упали крест и обручальное кольцо. Пушкин похолодел, потом негромко произнёс:

– Плохое предзнаменование…

Об этом он будет долго вспоминать. Но твёрдо знал одно: свой выбор сделал правильно. И в который раз любовался своей Натали, которую про себя называл Татьяной Лариной…

Князь П.А. Вяземский (из «Старой записной книжки»):

«Александр Булгаков рассказывал, что в молодости, когда он служил в Неаполе, один англичанин спросил его: “Есть ли глупые люди в России?” Несколько озадаченный таким вопросом, он отвечал: “Вероятно, есть, и не менее, полагаю, нежели в Англии”. – “Не в том дело, – возразил англичанин, – вы меня, кажется, не поняли: мне хотелось узнать, почему правительство ваше употребляет на службу чужеземных глупцов, когда имеет своих?”

Вопрос, во всяком случае, не лестный для того, кто занимал посланническое место в Неаполе» [20].

«Коллекционировать» женщин Жорж Дантес начал давно. Так давно, что успел запамятовать, с чего всё началось. Но однозначно с бутылки бургундского и ночи в грязном борделе. А потом пошло-поехало: гувернантки, гризетки, madame, мademoiselle… И… мonsieur. Дитя наполеоновских войн, он оказался на развилке Истории, где благодетель и разврат гуляли под руку. Вольные нравы Сен-Сира существенно подпортили характер Жоржа. Густые бачки, светлые вьющиеся волосы и красивые серые глаза влекли к нему женщин, как ос на патоку. Завзятый рассказчик и балагур, этот красавчик умел нравиться. И был избалован прекрасной половиной почти «до изнеможения».

Однако всякая медаль, как известно, имеет две стороны; парадный фасад – чёрный ход, а каждый шкаф – свои скелеты. У Дантеса «скелетов» было два. Во-первых, со своим приёмным отцом, как было сказано, его связывала плотская любовная связь. Ну а во-вторых, этот отчаянный гуляка был серьёзно болен. Дантес, как шептались, страдал болезнью, которая плохо поддавалась лечению. По крайней мере, Пушкин ничуть не сомневался, что донжуан поражён «болезнью любви». Деньги приёмного отца помогали проводить дорогостоящее лечение. Влиятельный Геккерен пресекал все пересуды о своём сыне, поэтому говорить о болезни Дантеса открыто было не принято. Однако Александр Сергеевич, будучи уверенным, что у его врага lues, в выражениях не стеснялся.





Хроническое заболевание раз за разом обострялось. Болезнь протекала тяжело, с высокой температурой и упадком сил, укладывая бедолагу на неделю-другую в постель. Так приходилось расплачиваться за геройство. Зато когда приступы благодаря вмешательству докторов отступали, кавалергард вновь, что называется, обретал себя, встречался с друзьями и подругами, появлялся в свете, заводил интрижки и, разумеется, новые романы…

Заболевание, которым страдал любвеобильный француз, оказалось слишком коварным, чтобы на него не обращать внимания. Сжигая организм изнутри, оно делало его настолько слабым, что француз практически лишался какой-либо защиты противостоять любой простуде. Насморк и кашель стали постоянными спутниками Дантеса. Но однажды, пройдясь на коварном невском ветру, он подхватил ещё одну страшную болезнь – плеврит. Кризис, правда, быстро миновал, однако очаг приобрёл хроническую форму. После этого стало окончательно ясно, что здоровье молодого француза серьёзно подорвано. Было время, когда его активная жизнь проходила от приступа до приступа, от обострения к обострению…

Из письма Ж. Дантеса Якобу ван Геккерену, декабрь 1835 года:

«Теперь, благодарение Богу, я совсем не страдаю. Да, я закутан во фланель, как женщина, выздоравливающая после родов, но в этом есть двойное преимущество сохранения тепла и заполнения пространства под одеждой, которая висит на мне как мешок из-за того, что я так страшно похудел. В этом письме я предлагаю тебе отчет о моей теперешней жизни: я каждый день ем дома, мой слуга договорился с поваром Панина, и мне присылают очень хорошие и обильные обеды и ужины за шесть рублей в день, и я уверен, что смена поваров идет мне на пользу, поскольку боли в желудке почти совершенно исчезли» [21].

За своё легкомыслие приходилось жестоко расплачиваться. Рано или поздно наступает время собирать камни…

Как было сказано, последней страстью Дантеса стала замужняя дама Натали Пушкина. Сам Александр Сергеевич к этому времени превратился в маститого, известного как в стране, так и за её пределами писателя и поэта. Под одной крышей сошлись Ум и Красота, Вулкан и Венера. Для стороннего наблюдателя семья Пушкиных являла собой образчик идеального брака – сочетание воздушного с плотским; хотя на самом деле чета, растившая четверых детей, переживала самый что ни на есть семейный кризис. Уму очень не хватало душевной широты, интеллигентности; Красоте – публичности.

Долли Фикельмон, сентябрь 1832 года:

«Госпожа Пушкина, жена поэта, пользуется самым большим успехом, невозможно ни быть прекраснее, ни иметь более поэтическую внешность, а между тем, у нее не много ума и даже, кажется, мало воображения» [22].

В какой-то момент супругам стало тесно. Вместо того чтобы полностью отдать себя Музе и Пегасу, поэт вынужден был раз за разом всё откладывать «на потом», чтобы обеспечить безбедное существование семьи и «достойное» появление очаровательной жены на очередном великосветском балу. Сама же Натали, как она считала, буквально задыхалась от «семейного быта». Она «жила от бала до бала»; ведь только там можно было показать себя во всей красе. В двадцать с небольшим есть что показать: блеск глаз, румянец щёк, пухлость губ и нежность кожи. О, как этих бессловесных свидетелей молодости и счастья не хватает потом, когда тебе, о ужас, за тридцать пять…

Судя по всему, на этот раз Дантес увлёкся по-настоящему. Если же верить его переписке с приёмным отцом, так оно и было. Завоевать сердце красавицы стало вожделенной мечтой француза.

Но для начала следовало войти в ближний круг Пушкиных. Несложная, на первый взгляд, задача имела одно отягчающее обстоятельство, имя которому – муж. Для любовника (пусть даже будущего) супруг обожаемой им женщины – всегда препятствие, своего рода букашка в глазу, а то и шмель на носу. Когда как – многое зависит от везения. В любом случае, самое лучшее – оказаться «другом семьи», которого все знают, любят, доверяют и даже прислушиваются к советам. Оказаться «своим» – для любовника всегда большая удача, потому как совсем рядышком, буквально за спиной муженька-рогоносца, можно вытворять что угодно…