Страница 8 из 18
Но вы, вероятно, забыли, из всех цветов я предпочитаю белый, который лучше, чем красный, говорит, что я – ангел.
Ваша любящая служанка во всем, что вам будет угодно приказать сегодня ночью.
Все в тот же понедельник
(от Ришелье, Жанне)
Милый Ангел,
Вот двойная нитка жемчуга, которая должна удовлетворить ваше справедливое предпочтение к белому цвету, о котором я, каюсь, позабыл. У вас такая тонкая талия, что мы, возможно, сделаем из этого колье пояс. Я сам надену его на вас, если позволите, и охотно сменю пурпурные одеяния, епитрахиль и шляпу на скромную одежду подмастерья ювелира.
Вы не сможете дочитать это письмо до конца, поскольку заняты сейчас жемчугом, который в него завернут. Я заранее прощаю вам такое отношение к моей прозе. Мысль, вложенная в эти несколько слов, вскоре будет высказана кончиками моих пальцев, они пройдутся по вашим бедрам и очаровательной попе. Я позволю мадемуазель Арну одолжить вам свой голос для стонов наслаждения. Они будут предназначены только для моих ушей, значит, я весь буду ваш.
Р.
Вторник
(от Жана Дюбарри, Жанне)
Ангел мой,
Наши новые договоренности предусматривают, что вы проводите ночи дома, если только речь не идет о получении значительных сумм, которые обязаны вносить в общий котел.
Хотя у моего турка, как вы его называете, очень неприятные глаза, за что вы его недолюбливаете, он все-таки довольно наблюдателен и узнал вас, когда вы сегодня рано утром в свете факелов, которые держали в руках люди г-на де Р., выходили из «Оперы»[52]. Этот маленький пожар освещал три нитки рубинов, никто до этого их не видел на вашей шее. На колье висела также пробка от графина цвета вина «Порто».
Г-н де Р. уже похвалился, что украсил изящными жемчугами самое тайное место вашего тела и ему так понравилось долго перебирать жемчужины между вашими губами, которые не имеют дефекта произношения[53], что он забыл там свое украшение по небрежности или потому, что вы более не можете без него обходиться.
Я даю вам право выбрать, моя дорогая, между жемчугом и рубинами и возьму себе только то, что вам не нужно.
Чтобы сделать вам приятное, я приказал своему турку сбрить усы. Мы уберем у него с лица или тела все, что делает его неприятным: нос, уши, а если пожелаете, то и…
Передайте, пожалуйста, мое нижайшее почтение г-ну де Р.
Горячо вас любящий Ж.
Вторник вечером
(от Ришелье, Жану Дюбарри)
Мой дорогой Дюбарри,
В объятиях той, что возносит на небо избранных самим Господом, я узнал о вашей страсти к жемчугам и рубинам. Неужели вы забыли, что наш Ангел делит между нами и еще кое-кем только те прелести, которыми наградила ее сама природа? Но я понимаю вашу новую фантазию, дружок, – появиться в городе или при Дворе с рубинами на шее и несколькими жемчужинами, подвешенными, как брелок, к вашей шляпе. Вот вам вексель на сто пятьдесят луидоров к банкиру де Лаборду[54]. Хватит ли вам этого, чтобы купить побрякушки, или хотите еще тысячу ливров?
Сгораю от нетерпения увидеть вас в шикарных одеяниях, украшенных белыми и красными цветами драгоценностей. Я вас понимаю, мой милый: вы испытываете ревность и теперь проявляете ее, несмотря на все усилия скрыть это чувство. Но ваша ревность вовсе не из тех, что встречается у первого встречного любовника из огромного числа рогоносцев, которых можно встретить в нашем народе, и которая придает ему некую гордость. Вы же – завистливы, даже к чарам прекрасного пола. Вы претендуете на то, что превосходите красотой женщину, которую мы с вами любим. Ах, как она не права, что не смотрит на вас хотя бы мгновение! Когда ее взгляд снова упадет на вас, вы будете украшены бриллиантами, парчой и кружевами и навсегда превзойдете ее благородством и грациозностью походки. Нет никакого сомнения, что она лопнет от досады.
Ваш самый преданный друг.
…
Вот какие изменения претерпела парочка Дюбарри, и это сразу же коснулось многих: помимо герцога де Ришелье, другими словами, «г-на де Р.», самого «близкого» из друзей семьи, пришла очередь маркизов и сборщиков налогов, военных и гражданских чинов, банкиров. Среди самых престижных «близких друзей» можно назвать герцога де Лозена, но частые визиты маркиза де Ла-Тур-Дюпен, занимавшего положение чуть менее высокое, подтверждают, что семейство Дюбарри допускало в дом только тех, кто был принят при Дворе. Их честолюбие заставляло выбирать своих гостей из ближайшего окружения Короля. Благодаря очарованию Жанны, ее острому уму, а также тому, что при ней находился известный нам блестящий импресарио. Но у Дюбарри созрел план намного более честолюбивый, чем желание заручиться добрым расположением влиятельных людей, то есть тех немногих, кто был близок к Королю. Жанна знала о тайных намерениях своего сообщника. Тот метил выше герцогов и принцев крови. Всю свою энергию и все свои действия он втайне направлял на то, чтобы подложить Жанну в постель самого Короля.
Кстати, это была не первая его попытка. Несколькими годами ранее он уже хотел «подарить» Любезному Королю некую девицу Доротею[55], дочь водоноса из Страсбурга. Эта юная красотка из народа не смогла познать успеха, которого от нее ждали. Плут почти бесплатно давал своей обычной клиентуре возможность наслаждаться прелестями юной уроженки Страсбурга. Мы знаем историю о принце де Лине, заявившем, что был очарован «любовью этой Лаис».
Дюбарри, казалось, извлек урок из неудачи, «сократив» при посредничестве Лебеля[56], первого камердинера Короля и его главного поставщика свежей плоти в знаменитый «Олений парк», путь, который мог привести женщину не только в объятия Короля, но и сделать любовницей и доверенным лицом монарха. А путь этот был крайне долгим и усеянный преградами. Но, по мнению Дюбарри, Жанна более чем кто другая была достойна провести несколько ночей в домике для удовольствий Короля.
2 января 1768 года
(Ришелье, Жану Дюбарри)
Чего же вы еще от меня хотите? Неужели вам мало того, что вам уже дала судьба? Вспомните же, что именно я способствовал ей, господин граф из Ниоткуда, и можно по неосмотрительности снова опустить вас в дворянство птичьего двора. Вашему Ангелу будет очень не по себе среди невеж, которые едят руками и путают крылышко с гузкой.
Но наша любезная крестьянка, несомненно, не знает, какими глупыми прожектами вы занимаетесь. Думала ли она когда-либо, что г-н де Фитц-Джеймс, или г-н де Лозен, или я будем лично заниматься составлением ее геральдического герба, которого нет в каталоге д’Озье[57], но мы украсили его нашими ветвями и самыми прекрасными рогами?
Однако г-н де Сент-Фуа стал на сторону нашей общей и единственной в своем роде подруги, чтобы она не простудила себе зад: надо сжечь довольно много охапок хвороста в печи, чтобы дать возможность пробыть в тепле до весны.
Вам и этого мало? Разве г-н казначей Военного флота[58] с шестьюдесятью линейными кораблями, имеющими на борту каждый по шестьдесят орудий, не сможет удержать плацдарм?
Теперь вам подавай самого Короля! Королева больна, Королева умерла[59], и да здравствует Жанетон! Несчастный Барри, ты сошел с ума! Наша слишком любезная девица ничуть не похожа на новую Ментенон[60]. Чтобы до такого додуматься, надо, чтобы страшная лихорадка повредила твой разум.
52
30 декабря 1715 года регент разрешил проводить балы-маскарады после оперы в том же зале, где пол, благодаря сложному механизму, поднимался до уровня сцены. Следует напомнить, что «партер», в том виде, в каком его устроил Мольер, был всего лишь полом, где публика во время представления стояла.
Эти балы начинались в День святого Мартина и продолжались каждое воскресенье до конца ноября. Их устраивали два раза в неделю во время карнавала. Они начинались около полуночи и заканчивались на рассвете. Мужчины и женщины скрывали свои имена под масками. Это давало возможность вести себя еще более вольно. Дамы высшего общества, гризетки и проститутки на этих балах стояли рядом и соперничали между собой в кокетстве и распущенности. Бал в «Опере» был одним из самых любимых развлечений парижан.
53
Жанна слегка шепелявила при разговоре.
54
Л а 6 о р д, Жан Жозеф де (1724–1794) – маркиз, банкир при дворе, посылал послам короля субсидии, которые были обещаны иностранным государствам, и деньги на содержание дипломатического корпуса. У него была привилегия поставлять монетным дворам золото и серебро для чеканки монет.
Огромное личное состояние позволило ему ссудить правительству деньги во время Семилетней войны. Был казнен в годы террора.
55
См. приложение II, с. 359.
56
Лебедь, Доминик Гильом (?—1768) – первый камердинер короля, прирожденный сводник, был известен как поставщик удовольствий для короля. Исключительное доверие, которым он пользовался у монарха, позволяло ему быть в курсе всех сокровенных тайн.
Он раньше короля стал любовником госпожи Пуассон (будущей мадам де Помпадур). То же самое он проделал и с мадам Дюбарри. Доверительные отношения между хозяином и слугой часто предусматривали «совместное» обладание женщинами. Возможно, в этой привычке просматривались наклонности короля к тайнам и гомосексуальным забавам.
57
Каталог д’Озье содержал самые полные сведения о дворянстве с генеалогией, титулами, наградами и т. д. К нему обращались так же часто, как сегодня заглядывают в издание «Кто есть кто».
На самом деле официального геральдиста короля звали Шерен. Ему было поручено установить «благородное происхождение» семьи Дюбарри и, главное, найти доказательства, что их дворянство восходит к 1400 году. Только это могло дать Жанне возможность получать «придворные почести» (присутствие на приемах пищи королем, его дочерей и дофина, право заходить в часовню и т. п.). Шерен, сама честность, вынужден был много потрудиться, чтобы установить «истину» и найти требуемые королем «доказательства».
58
Радикс де Сент-Фуа был главным казначеем Военного флота. Эту должность он получил благодаря своему огромному состоянию, которое он приумножил за время пребывания на этом посту. Пост главного казначея был связан исключительно с финансами и, «как коварно намекнул на это Ришелье», к боевым действиям флота никакого отношения не имел.
59
Она была тяжело больна и умерла 24 июня того же года.
60
Франсуа д’Обинье, маркиза Ментенон (1635–1719) – вторая (морганатическая) жена Людовика XIV.