Страница 14 из 18
Версаль, 15 декабря 1768 года
(от Ришелье, Жану Дюбарри)
Милейший,
Вот расписка на двадцать тысяч ливров на имя банкира Божона. Знай, эта награда идет с самого верха и сопровождается непременным условием, что больше ты требовать ничего не станешь. Подумайте над этим письмом и постарайтесь не забывать: содержащиеся в нем упреки исходят из того же источника, что и эта тысяча луидоров. Та же рука протягивает их тебе сегодня, а завтра может схватить за шиворот и бросить за одну из тех стен, что защищают скорее не от холода, а от долгов, где люди восстанавливают свою репутацию одновременно с приобретением ревматизма.
Париж, 18 декабря 1768 года
(от Жана Дюбарри, Ришелье)
Господин маршал-герцог,
Я получил заслуженное оскорбление в виде тысячи луидоров, которые вы мне всучили. Но раз вы не являетесь автором этой подачки, то я не стану требовать от вас объяснений: эти деньги пахнут или, лучше сказать, благоухают ароматом, который нам с вами хорошо знаком.
Я напишу нашему Ангелу, чтобы поблагодарить ее за доброту. Постараюсь найти самые нежные слова на подметках своих сапог подобно тому, как она сама некогда нашла свое очарование и воспитанность на грязных простынях мамаши Гурдан.
Париж, 18 декабря 1768 года
(от Жана, Жанне Дюбарри)
Мадам,
Я прочел, поразмыслил и теперь еще размышляю над этим ужасным доказательством вашей неблагодарности. Теперь вы – графиня, хотя в злобных стихах вас называют шлюхой. Вы перенесли свои вещи в комнату нашего покойного друга Доминика и каждую ночь спите в малых Кабинетах. Но вы достаточно много путешествовали, чтобы оказаться там, и можете пропутешествовать еще долго, посему держите чемоданы в готовности.
Но, хотя от уличной девки до графини в этой стране и в этом веке всего один шаг и у вас уже два лакея в ливреях с галунами и герб, чья краска еще не успела высохнуть на вашем кресле[83], помните, что именно я помог вам сделать этот шаг и нанял этих лакеев, именно я придумал ваш многовековый герб: сойка, сидящая на двух скрещенных розах.
Я есть и всегда буду вашим прошлым, мадам, поскольку вы лишаете меня права существовать в вашем настоящем. Я буду следовать за вами как тень, поскольку вы не даете мне возможности уехать куда-либо.
Мои советы и поддержка вам так помогли, что вы больше в них не нуждаетесь и ими пренебрегаете, что даже с ними не ознакомились. Пусть так! Но вам их будет не хватать, подумайте об этом! Вы вскоре пожалеете, что отдалили меня. Всегда вам преданный, я буду неподалеку. Вы найдете меня в ваших чемоданах в тот день, когда вновь их раскроете, потому что именно там я буду вас ждать, мадам.
Шуазель прождал до осени, с началом боевых действий против новоиспеченной графини. Но от этого его атака не стала менее яростной. Министр использовал самые агрессивные и низкие приемы: памфлеты, похабные песенки, дойдя даже до комедий, которые стали ставиться в театрах и кабаре. Соотношение сил было не в пользу Жанны. Что она могла противопоставить самому влиятельному, трижды министру[84] Шуазелю? Жанна была не чем иным, как «временной прихотью», жила только капризом Короля, у которого, как известно, было до нее много временных привязанностей.
За каждым поступком новой королевской любовницы внимательно следили, каждое ее слово крайне превратно истолковывалось не только ее врагом и приспешниками, но и всеми, кто попрекал ее простым происхождением, скандальным прошлым, головокружительным и неуместным взлетом.
Инспирированные Шуазелем песенки и проза были настолько гадкими, что я не хочу даже цитировать их. Дурная проза и злые вирши, вульгарные чувства, пошлость и т. п. Шуазель показывает нам, что, к несчастью, крупный сеньор может быть не только «злым человеком» подобно Дон Жуану, но и может опуститься, если нужно, до уровня проходимцев, чьи услуги он оплачивал, чтобы удовлетворить свои желания. Самым низким из них была, несомненно, ненависть: ее у Шуазеля было достаточно, раз в своих «Мемуарах» он дошел до оскорблений самого Короля и запачкал его самыми недостойными аргументами. Очевидно, Министр только и ждал своей опалы и ссылки, чтобы напасть на Жанну.
Он был не одинок. Сам Дюбарри постарался уколоть свояченицу и бывшую любовницу в песенке, которая гуляла по Парижу и имела некоторый успех. Причины возникновения этих стихов были крайне непорядочными, если судить по тому, что нам известно о Жанне и Плуте. Но зато их композиция свидетельствует об определенном таланте и показывает некую строгость тона. Но судите сами по этому отрывку:
Нам известно, какими трудными были первые дни пребывания Жанны при Дворе. Конечно, причиной этого было ее «низкое происхождение», но трудно сказать, было ли это пренебрежение следствием низкого положения ее матери, которая, по словам Плута, была кухаркой и «торговала собой», или же это был отголосок из прошлой жизни у мамаши Гурдан и других менее известных сводниц. Люди «этой страны», как они сами себя называли, презирали женщину из народа и бесстыдную девку. Нельзя исключать и того, что для многих из них отсутствие добродетели было, вопреки всякой морали, преступлением намного меньшим, чем принадлежность к низшим слоям общества. Не было большой разницы между проституткой, которой платят деньги, и служанкой, которой пользуются бесплатно. Можно только утверждать, что вторая обходится намного дешевле.
Цинизм этого общества был настолько очевидным и естественным, что выражался с некоторой наивностью. Дебют дамы Дюбарри при Дворе сопровождался достаточным количеством свидетельств. Разброс суждений относительно Жанны простирается от поддержки ради забавы со стороны Ришелье, бывшего одним из самых первых и постоянных «клиентов» новой придворной, до ненависти довольно неблагородного Шуазеля, не сумевшего скрыться под маской чистого и элементарного презрения.
Из всех описаний и рассказов о нашей героине я выбрал отрывок из «Мемуаров» госпожи Кампан[85], который и предлагаю вашему вниманию. Точность описания, несомненная правдивость изображения говорят нам как о самой художнице, так и о ее модели. О Дворе конца правления Людовика XV и о последней любовнице Короля. Именно в таком «групповом портрете» Жанна вырисовывается наиболее четко просто по причине контраста с «фоном», чьи холодные тона резко отличаются от нежных и чувственных тонов нашей основной героини.
83
Надо полагать, портшез (легкое переносное кресло, вид паланкина).
84
Министерские обязанности Шуазеля распространялись также на армию и дипломатию: его главный замысел – союз с Австрией – был воплощен в жизнь через женитьбу дофина и эрцгерцогини Марии Антуанетты.
85
Мадам Кампан, урожд. Луиза Анриетта Жене (1752–1822) – дочь первого чиновника в Министерстве иностранных дел. Она знала английский, итальянский языки, умела петь и хорошо читать. Репутация воспитанной девушки позволила ей в пятнадцать лет занять должность чтицы при дочерях короля.
Спустя три года после этого ее взяла к себе на службу дофина Мария Антуанетта, сделав своей подругой и доверенным лицом.
Анриетта вышла замуж за Пьера Бертолле-Кампана, придворного офицера Марии Антуанетты. Таким образом, чета Кампанов полностью посвятила себя служению королеве. Пережив годы террора, мадам Кампан в 1807 году была назначена директрисой дома в Экуане, где организовала обучение девочек из семей новой аристократии.
Написанные ею «Мемуары» и «Воспоминания, портреты и истории» считаются одними из самых ценных документов о последних годах правления Людовика XV, о правлении Людовика XVI и начале революции.