Страница 10 из 18
Поскольку наш Ангел не имеет родных, кроме тебя и матери, и оба вы еще более развратны, а воспитание нашей красотки можно считать совершенным, у меня нет ни единого повода, чтобы представить ее дорогому Доминику.
Твой преданный друг, г-н де Р.
13 февраля 1768 года
(от Жана Дюбарри, Ришелье)
Прекрасный друг,
Жанна считает тебя своим настоящим отцом, поэтому и ласки, которыми она тебя покрывает, скорее дочерние. И если она – твой ребенок левой руки, то лишь потому, что не хочет занимать и смущать пять других пальцев.
Согласен с тобою, наша дорогая малышка не является образцом добродетели. Но те добродетели, во множественном числе, которые у нее есть, довольно интересны. Как же можно проявить к ней такую неблагодарность и не наградить столь редкие качества, известные всему Парижу и Двору. Дошли ли слухи о ней до ушей г-на Лебедя и заставили ли они покраснеть его барабанную перепонку? н, же! Я знаю этого пройдоху ничуть не хуже тебя, и даже лучше, поскольку замазан той же грязью, что и он. Она воняет хуже твоей герцогской грязи, но у тебя нечувствительный нос: выражаясь яснее, за тысячу экю этот милый Доминик будет уверен в целомудренности Жанны, а еще за тысячу экю он собственным спасением поклянется, что она девственница. Пусть приступит лично ко всем проверкам для подтверждения этого! Пусть увидит голую правду! Пусть испытает нашу красотку в свое удовольствие и в естественном состоянии! Пусть признает подлинные доказательства ее целомудренности! Пусть взвесит все выгоды, все доводы «за» и «против». А затем пусть выносит свой вердикт.
Однако, если он будет утверждать, что наш Ангел не девственна, я честью своей поклянусь, что этого не может быть, а если это так, то виноват в этом только он. Ты достаточно известен, чтобы подтвердить мои слова, и, если столь влиятельный Лебель будет уклоняться от истины, я не сомневаюсь, что ты придешь на помощь нашему Ангелу, ее невинности, целомудрию и расскажешь о ней высокородному, благородному и великолепному господину, которого мы собираемся осчастливить.
Твой «почти святой» Жан.
14 февраля 1768 года
(от Ришелье, Жану Дюбарри)
Скорее, бедный Барри!
Эта галиматья, которую я с трудом разобрал, ясно говорит о твоих затруднениях. Твой стиль слегка меня утомляет, но зато не лишен веселости. Твой план представить Жанну, как Фрину, на суд ареопага[68], на рассмотрение милого Доминика достоин Лафонтена[69]. Не сомневаюсь, что несравненная красота нашего Ангела внушит Доминику самое живое восхищение и он немедленно осыплет ее своими милостями. Если ты этого действительно хочешь, так и поступим. Только скажи, и тебе сразу же подчинятся: в свои семьдесят лет г-н Лебель уже не настолько зелен, как раньше, но он как старый дуб, из которых делаются мачты кораблей Его Величества.
Знай, что г-н Лебель, самый близкий к Королю человек, доверенное лицо его рубашки, министр его штанов, великий камергер его подушки, чрезмерно полон чувства собственного величия и значимости, соответствующих действительности, а также уважения к своей персоне, мало что значащей. Впрочем, они часто действуют вместе, поэтому я опасаюсь, что дорогой Лебель может использовать Жанну не так, как тебе бы хотелось, а наутро вернет ее без всякой благодарности, за простое спасибо, которое стоит не больше, чем вода в плошке. Жемчуг, которым, как тебе известно, я украсил благородный зад нашей красавицы, был восточного происхождения и очень хорошего блеска. Но, полагаю, ты в этом ничего не смыслишь.
Твой верный друг в твоем несчастье, Луи-Франсуа.
15 февраля 1768 года
(от Жана Дюбарри, Ришелье)
Благородный друг,
Соверши, пожалуйста, низость, о которой я тебя просил.
Преданный тебе Дюбарри.
17 февраля 1768 года
(от Ришелье, Жану Дюбарри,)
Милейший,
Завтра, после вечерни, я буду иметь честь представить мадемуазель де Вобернье г-ну Лебелю. Будьте оба около пяти часов на террасе, что выходит на швейцарский водоем. Когда издали меня увидишь, тебе придется незамедлительно скрыться: именно таковой будет, как всегда, твоя роль в этом деле. Эту роль ты всегда исполнял восхитительно.
Твой самый мерзкий друг, де Р.
Встреча состоялась в назначенный час 18 февраля 1768 года. «Представление» очаровательной дебютантки балетмейстеру труппы Людовика Любезного продолжилось, безусловно, допоздна. Нам подробно не известно, как прошла та решающая ночь, поскольку Лебель, как хороший организатор тайных удовольствий Короля, не оставил ни мемуаров, никакого другого письменного документа.
Зато известно, что при Дворе скрипки, флейты и гобои интриг и сатиры подняли такой шум, что даже в Париже было слышно храп Королевы и восторги Короля от новой девицы. Лебель, как мы уже сказали, был самым близким к монарху человеком по части удовольствий, аксессуаров, всему тому, что не поддается этикету и большой политике. Он снимал с Короля во всех смыслах этого слова его одежду и пояс Святого Духа. Известно, что из постели слуги к постели хозяина вела некая отлогая кривая, и, подобно египетским фараонам, дававшим перед едой рабам попробовать свою пищу и питье из опасения быть отравленными, Людовик Любезный довольно часто предоставлял Лебелю возможность первым попробовать лакомства, которые нравились ему по вкусу и внешнему виду, но свежесть их вызывала у него сомнения.
Из переписки последовавших за этим дней мы знаем, что Лебель был очарован новой кандидаткой в постель Короля. С того дня его самая активная помощь была гарантирована. Чтобы лучше оценить это «содействие» и понять, какие могла иметь последствия – и имела в действительности – галантная встреча Жанны с Королем, напомним, что «должность» официальной любовницы Любезного Короля была свободна уже четыре года после смерти мадам де Помпадур. Между кланами множились интриги, все соперничали за почести и пенсии. Было проще простого толкнуть в объятия монарха (скорее нерешительного, чем сладострастного) какую-нибудь девицу, которая надоест ему через час. Но совсем другое дело было отыскать редкую птицу, способную завоевать его сердце, доверие или просто привлечь надолго его внимание, отвлечь от ухода в себя, развеять естественную меланхолию.
А Королева была на последнем издыхании. Помимо некоего страха перед смертью близкого человека, уход из жизни Марии Лещинской, ничтожной полячки, которой больше нравилась церковная скамья, нежели французский трон, не привела Людовика XV в состояние одиночества и растерянности больше, чем он испытывал ежедневно.
Внезапное изменение позиции Ришелье и Лебеля, очарованного грацией и способностями Жанны, объясняется беспощадной борьбой между кандидатками на привязанность Короля и группировками, у которые их поддерживали или, точнее, подталкивали в постель к Королю.
Ришелье был самым заклятым врагом тогдашнего министра Шуазеля и долгие годы завидовал ему. Он сам подумывал занять этот ответственный пост, получить который, как полагал, могла его дружба с монархом, соединявшие их альковные приключения. Но Ришелье забывал, что именно по этим причинам Король никогда не назначит его на эту политическую должность. Не будучи мудрым, Людовик XV был осторожен и проницателен. Не будучи признательным, он был способен на некоторое великодушие. Не добившись высокого положения, но будучи при этом осыпан милостями, Ришелье не имел права даже шептать. Таким образом, ему оставалось только молчать, то есть интриговать, плести заговоры в серале. Впрочем, он слишком сильно любил женщин, чтобы подумывать об уходе из их покоев. Он предпочитал постель креслу, а веления своего желания – распоряжениям Верховного совета. Не дав никакого поста, Король только воздал ему должное, потому что привычка к разврату вынуждала герцога де Ришелье плавать в мутной воде, где барахтались жулики, авантюристы и, главное, распутники. Здравый смысл подсказал ему, что именно там, в конечном счете, следовало искать орудия для успеха. По правде говоря, других средств для этого у него не было. Его лучшим инструментом воздействия на Короля могла стать какая-нибудь послушная девица, которой монарх мог бы наслаждаться.
68
Орган власти в Древних Афинах.
69
Лафонтен, Жан де (1621–1695) – французский баснописец.