Страница 5 из 23
После закрытия журнала Лабзин чувствовал себя непризнанным пророком, и в последние годы, высланный в провинцию, он с горечью и гордостью писал: «По избранию, по попущению ли Господню, но около 40 лет я был работником в Его винограднике. А работники винограда Господня стоят под иными законами, часто не согласными с мнениями человеческими. Апостолы не могли исполнить своего дела, если бы слушались суждений и мнений человеческих… Не должно удивляться тому, что злоба человеков изгоняет служителей Божиих, кои сеяли благое семя»[31].
Начало XIX века было не только временем пробуждения патриотического сознания и напряженных мистических исканий в русском обществе. Это была эпоха поэтическая, когда писать стихи считалось чуть ли не обязанностью каждого образованного человека, и стихотворцы охотно создавали различные литературные сообщества. А. Ф. Мерзляков писал, что в первые годы XIX века «блистательно обнаружилась охота и склонность к поэзии во всяком звании… Тогда быть членом литературного общества сделалось для нас необходимою душевною потребностию»[32]. Характерно, например, что юный дворянин Степан Жихарев, отправляясь в 1805 году из провинции в Петербург для поступления на службу, пишет трагедию «Атрабант», чтобы завоевать себе вес в обществе. Большое внимание уделялось поэзии в учебных заведениях. Почти все ученики Московского благородного пансиона и Царскосельского лицея упражнялись в стихосложении и участвовали в создании рукописных журналов. Словесность не забыта была и в духовных училищах, где первый учебный год был посвящен изучению классических образцов поэзии. Поэтому вполне в духе времени, что молодой преподаватель семинарии Дроздов (будущий митрополит Московский Филарет) приветствовал в 1807 году митрополита Платона большой одой о старости, сложенной по всем правилам одописания предшествующего столетия.
В эти годы в большом количестве появляются новые журналы. Их число переваливает через два десятка. Значение словесности растет в глазах общества, литература становится областью профессиональной деятельности, и к концу царствования Александра у писателей появилась возможность получать немалые доходы за свои сочинения. «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать»[33], – советует книгопродавец поэту в стихотворении Пушкина середины 1820-х годов, но едва ли такое предложение мог бы услышать стихотворец на одно-два десятилетия раньше, когда чаще всего даже самым маститым писателям свои рукописи приходилось издавать за собственный счет.
При самом беглом взгляде на словесность Александровского времени становится ясно, что в ней существовало два полюса, два различных направления. Одно – продолжавшее традиции предыдущего столетия, другое – шедшее вслед за Карамзиным путями сентиментализма и предромантизма. К первому направлению относились писатели, которых условно можно назвать архаистами, ко второму – писатели-новаторы. Причем не всегда архаисты – это обязательно люди старшего поколения, хотя, конечно, центральное место занимали среди них те, кто начинал свою литературную деятельность в XVIII веке. Такие поэты, как Кюхельбекер, Катенин и даже Грибоедов, усиленно подчеркивали свою принадлежность к стану стариков.
Направление писателей-архаистов можно охарактеризовать так. Литература для них – это высокое служение духовным, нравственным и патриотическим целям. Поэт не должен стремиться к чистому самовыражению, его задача наполнить читателя высокими чувствами, носящими общий надличностный характер. Язык такой поэзии должен резко отличаться от обыденного языка, ему надлежит звучать торжественно и возвышенно. Поэт-архаист стремится использовать церковнославянизмы, для него очень важно установить связь между своей поэзией и Священным Писанием.
Писатели старой школы группировались вокруг Державина и Шишкова, которые очень сблизились в первые годы нового столетия и нередко устраивали в своих петербургских домах литературные вечера, на которых собирались как молодые, так и почтенные литераторы, близкие по духу самим хозяевам. Из этих вечеров и родилось самое крупное литературное объединение Александровской эпохи с несколько тяжеловесным именованием «Беседа любителей русского слова».
Сейчас о ней судят по тому граду насмешек, которым осыпали «Беседу» молодые литераторы новой школы. И конечно, повод для пародий и смеха был. Слишком официальным, самодовольным и по-чиновничьи неповоротливым подчас выглядело это сообщество. Заседали члены «Беседы» в роскошных залах, члены общества делились на разные ранги и чины, мало было в ней того живительного творческого воздуха свободы, которым дышит настоящая словесность. Но все же, говоря о словесности Александровской эпохи, нельзя миновать «Беседу любителей русского слова». Даже своей официальностью и казенностью она все же служила утверждению в глазах и власти, и общества высокого значения литературы. Подавая повод к насмешкам, она в то же время была тем берегом, от которого отталкивались поэты нового романтического склада, но, оттолкнувшись, нередко оглядывались назад и даже порой возвращались к отвергнутым принципам, признавая высокую роль поэта, который, по словам Языкова, должен «носиться душой превыше праха» и «приносить дрожащим людям молитвы с горней вышины»[34].
Собрания у Шишкова и Державина начались еще с 1805 года, но официальный статус и наименование эти собрания получили только в 1811 году, с этого же времени начинает выходить журнал общества «Чтения в Беседе любителей русского слова». За шесть лет своего существования он имел чуть меньше двадцати выпусков и представлял собой журнал, наиболее четко и последовательно выражавший позиции «Беседы», и в этом смысле был изданием уникальным (мы едва ли найдем в ту эпоху другой журнал, который был бы очевидным рупором определенного литературного направления).
На страницах журнала выступают и отцы-основатели Шишков и Державин, и молодые поэты-архаисты, такие как Анна Бунина, Сергей Шихматов и другие. В целом издание стремится подчеркнуть высокую общественную роль художественного слова. В первом номере журнала опубликована речь Шишкова по поводу открытия «Беседы», где говорится, что дар слова есть высочайший дар Божий человеку, который и делает человека существом высшей разумности, и задача слова – это, с одной стороны, созидать высокие духовные и нравственные понятия в душах людей новых поколений, а с другой – утверждать красоту и силу национального языка, народных традиций и воззрений. Для Шишкова, как в целом для всей «Беседы», художественное слово имеет дидактический, воспитательный характер. Его задача возвышать дух, отвлекать его «от суетных увеселений сердца».
Одним из самых частых авторов журнала был князь Шихматов. Ровесник Жуковского и Батюшкова, он был верным учеником Шишкова и наиболее последовательным продолжателем старых поэтических традиций. Более всего в истории литературы известен он по сатирическим нападкам на его творчество со стороны писателей новой школы – Батюшкова, Вяземского, юного Пушкина, однако же само наличие этих нападок (подчас спустя несколько лет после выхода произведений поэта) говорит об актуальности Шихматова для тогдашнего литературного процесса.
Как творчество, так и личность этого поэта заслуживают краткого очерка. Князь Сергий Александрович Шихматов (1782–1837) окончил в 1800 году морской кадетский корпус и поступил в научный комитет Адмиралтейства под начало Шишкова. Не без влияния последнего он начал писать стихи и смог на практике воплотить мечты своего учителя о поэте, начитанном в духовных книгах. Шихматов воспитывался в глубоко верующей патриархальной семье, в которой было двенадцать детей, с детства участвовал в частых домашних богослужениях и был прекрасным знатоком церковнославянского языка. Первые поэмы Шихматова («Пожарский, Минин, Гермоген» и «Петр Великий») проникнуты высоким ораторским лиризмом и являются не столько рассказом об исторических событиях, сколько восхищенным славословием своих героев, славословием, которое часто строится по образу богослужебных текстов с использованием богатого запаса церковнославянизмов.
31
Русская старина. СПб., 1895. Февраль. С. 49.
32
Цит. по: Десницкий В. На литературные темы: В 2 т. Л.; М., 1933. Т. 2. С. 181.
33
Пушкин. II. С. 329.
34
Языков Н. М. Полное собрание стихотворений. М.; Л., 1964. С. 385 (далее – Языков).