Страница 13 из 62
Глеб, однако, не чувствовал в себе совершенно никакого состояния привороженности, скорее, ощущал эйфорию от знакомства с необычными людьми. Такая эйфория вполне объяснима. Это он и сказал Итиро, который в ответ на эти слова захохотал:
– Если на тебя… как это… э-э-э… заворожат, ты это никогда не сможешь понимать... Никогда! Особенно, если это сдерает лиса, которой двадцать шесть тысяч лет.
– Что-то многовато, – сказал Эйтор и, обращаясь к Юми, спросил: – Неужели же вам так много лет – двадцать шесть тысяч?
Та ответила, все так же сияя глазами:
– Конечно, нет! Итиро очень сильно преувеличил…
Глеб с иронией посмотрел на переводчика, а Юми продолжила:
– Мне не двадцать шесть тысяч лет, а только еще двадцать… Тысяч… Лет.
Глеб не ожидал такого ответа и только и смог, что повторить за ней:
– Двадцать тысяч лет…
– Со десу. Так... Извини, Юми! – с преувеличенным раскаянием сказал Итиро. – Я всегда забываю твой возраст.
Глеб, вздохнув, сказал:
– А-а-а… понятно. Шоу. Не очень смешно... А что же это за туман такой, скажи, Юми? Ну… тот, который ты делать можешь, – тут его осенила мысль: – а там, в спортивном зале – это не ты ли...
Та беспомощно пожала плечами и растерянно посмотрела на Глеба:
– Не знаю я никакого тумана. Этот Итиро такой выдумщик!
Тут Эйтор поспешил прийти ей на помощь:
– Да ладно тебе, Глеб, бог с ним, с этим туманом…
Вдруг он вспомнил, что здесь же рядом стоит Оониси-сан, о котором все забыли, увлеченные беседой. Художник повернулся в его сторону, чтобы извиниться, и столкнулся с его изучающим взглядом, в котором, кроме любопытства, виделось и что-то еще, что невозможно уловить человеку.
Эйтор в смятении подумал, что они слишком навязчивы, и что пора бы им уже и откланяться. Но притягательная сила струящегося от Юми света держала его как магнитное поле – железный предмет. С невероятным трудом он смог оторвать от нее взгляд, словно купаясь в огненных, но не обжигающих волнах.
Словно со стороны он услышал свой севший голос:
– Мы не смеем больше задерживать вас, Оониси-сан, простите нас, пожалуйста. Спасибо вам, Итиро, счастливого пути. Спасибо, Юми.
Они пожали друг другу руки на прощание, Юми и Итиро уселись на заднее сиденье автомобиля, Оониси-сан – за руль. Задняя дверь уже почти захлопнулась, когда Эйтор внезапно всем сердцем почувствовал, что не может вот так просто с ними расстаться! Мысль о неотвратимости расставания навсегда – навсегда! – была невыносима.
Непреодолимая сила заставила его подойти к дверце автомобиля. Смущаясь и краснея, он сказал:
– Юми, а можно, я когда-нибудь создам ваш портрет? Я художник. Профессиональный художник.
Юми, удивленно подняла брови и, изящно пожав плечами, кивнула согласно:
– Да, конечно же, можно.
Тут уж и Глеб решил проявить активность:
– Оониси-сан, я тоже хотел бы вас попросить о возможности когда-нибудь связаться с вами. Это можно?
Переглянувшись, Юми и Оониси-сан написали несколько цифр и латинских букв на маленьком пронзительно-белом листочке бумаги, вырванном из записной книжки в кожаном переплете. Этот листочек Эйтор, бережно сложив, положил в карман джинсов. Белый скоростной автомобиль плавно тронулся с места, развернулся в узком переулке возле дацана и, вырулив на полупустую трассу, проложенную вдоль реки, набрал скорость и скрылся из виду.
Глава. 4. Что же дальше?
– И что это такое было?
На риторический вопрос Глеба ответа не последовало. Эйтор с отрешенным видом стоял, прислонившись к фонарному столбу, и бездумно перебирал в тонких пальцах листок белоснежной бумаги.
– Эй, что с тобой? – Глеб притронулся к плечу Эйтора. – У тебя такой вид, как будто ты напился. Очнись-ка! Пойдем уже, а то уже скоро и дождь начнется.
Он кивком головы показал Эйтору, что над городом зависла гигантская черно-синяя туча, набухшая весенним проливным дождем.
– Да-да, – художник постепенно приходил в себя, – пойдем, Глеб. Тут остановка метро неподалеку, и правда, как бы нам под дождь не попасть…
Они скорым шагом двинулись в направлении метро и только-только успели войти в вестибюль станции, как на улице хлынул ливень. С трудом втиснувшись в переполненный вагон метро, они продолжили вполголоса обсуждать ситуацию.
Через пару минут разговор сам собой сбился. Глеб, беспечно прислонившись к двери с надписью «Не прислоняться» и разглядывая непроницаемые лица пассажиров, спросил:
– А с кем ты хотел меня познакомить, Эйтор? Помнишь, ты говорил позавчера…
– О! И верно! Как хорошо, что ты мне напомнил. Я же специально сюда за этим и пришел.
Эйтор оживился и полез в карман джинсов за телефоном. Телефона в кармане не было. Он принялся, растопырив локти, с озабоченным видом хлопать себя по карманам, но поскольку карманов было всего четыре, то и поиски его закончились быстро.
Лицо художника выразило несказанное удивление и недоумение:
– Это как? – по-детски наивно спросил он, заглядывая в глаза Глебу в надежде, что это какая-то неудачная шутка, которая вот-вот разрешится, и Глеб, достав из своего кармана телефон Эйтора, посмеется вместе с ним.
– Что – как? – Глеб рассеянно смотрел по сторонам.
– Телефона нет, – упавшим голосом пробормотал художник.
– Ну и ладно, и бог с ним, наконец-то хоть новый себе купишь, а то старый-то уже истерся весь.
– Телефон-то это не беда, там мои контакты все… – Эйтор расстроено смотрел под ноги, пытаясь высмотреть потерянный телефон где-нибудь на полу вагона.
На полу ничего не было, кроме отпечатков обуви пассажиров. Он разочарованно поднял голову и задумчиво произнес:
– Где ж я его посеял? Не помню… Наверно, когда бугая того останавливал. Там, в зале. Ну да ладно, если не получается позвонить, надо тогда сразу к ней ехать.
– Куда ехать?
– К девушке одной. Она шаманка.
– Кто-о-о? Шаманка?
– Ну, может, и не совсем шаманка… Но вроде бы когда-то получила посвящение от настоящего шамана. Она сейчас здесь должна быть, в городе. Я с нею насколько раз общался на выставках… Мы не знакомы близко, но у отношения нас хорошие …
Глеб с сомнением покачал головой, но вслух сказал только:
– Ну ладно, поехали к ней. А где она живет?
– Да там возле Лиговки есть переулок, сразу туда и поедем.
Путь от выхода из метро до нужного переулка занял немного времени. Стоя у закрытой двери, Эйтор методично и неторопливо нажимал кнопки домофона, приговаривая вслух:
– Вот-т… сейч-час… Так, квартира номер… э-э-э… номер восемьдесят. Та-а-к… восемьдесят… Нажимаем кнопку «вызов»… Теперь ждем.
В динамике домофона прозвучало несколько долгих протяжных гудков, прежде чем им ответил бодрый женский голос:
– Кто там? Свои все дома.
– Э-э-э… – Эйтор замешкался, но собрался с духом и ответил: – А мы тоже… тоже свои…
– Эйтор, ты что ли? Ну, давай заходи.
В полутемной парадной пахло весенними котами и мокрыми дворницкими метлами. Эйтор и Глеб поднялись по ступеням старой, истертой подошвами нескольких поколений петербуржцев лестницы на четвертый этаж, стараясь не касаться разрисованных граффити стен. Зеленая металлическая дверь на четвертом этаже в квартире направо была приоткрыта, и они осторожно вошли и прислушались. В квартире было тихо, отчетливо слышно было, как – «кап-кап-кап» – в ванной комнате капает вода из не до конца закрытого водопроводного крана. Сердце Глеба замерло и упало куда-то далеко вниз от невесть откуда взявшегося предчувствия. Если б спросить его в тот момент, отчего это, то он не смог бы ответить внятно. Наверное, нечто – то, что иногда называют внутренним голосом, подсказывало ему грядущие изменения в его жизни.
– Тихо тут, – шепотом сказал он Эйтору, который уже стаскивал свои стоптанные кроссовки. – А где хозяйка-то? Отчего не встречает?
– Не знаю, Глеб, – тоже шепотом ответил художник и позвал громким голосом: – Эй, есть тут кто? Ты где?