Страница 52 из 54
Задумчиво глядя на колеблющийся язычок свечного пламени своими разноцветными глазами, Олчеймаа негромко сказала:
– В этом мире множество разных дорог, множество разных религий. Но из всех религий мира я выбрала одну: религию любви. И нет в мире ничего, что могло бы это изменить…
Я ещё долго лежал, слушая, как дождевые капли барабанят по туго натянутой ткани палаточного тента, пока не провалился в сон без сновидений.
***
Жёлтые лучи утреннего солнца освещали вершины окрестных гор, не проникая в спящую ещё долину, в которой было свежо и прохладно. Трава и невысокие кусты, покрытые бесчисленными сверкающими бисеринками росы, выглядели мокрыми и печальными. На небе не было ни одного облачка. Мы с Иваном сидели на небольшом скальном выступе выше по склону горы от нашего лагеря, наблюдая, как резкие тени, отбрасываемые горными вершинами, медленно соскальзывают вниз по противоположной стороне ущелья, словно убегая от лучей восходящего солнца.
Те участки земли, которых касались тёплые, но ещё не жаркие лучи, мгновенно оживали, с них начинал доноситься громкий треск крыльев похожих на кузнечиков насекомых, а роса с поверхности узких ивовых листьев и невысоких трав испарялась за считанные секунды. Словно тёплая рука гладила сонное лицо долины, пробуждая её ото сна.
Один из массы больших кузнечиков выпорхнул из густой травы и, медленно перелетая с места на место, приблизился к тому выступу, где сидели мы с Иваном. Мы с интересом наблюдали, как насекомое, громко треща крыльями, неуклюже перепрыгивает с одного камня на другой, а в какой-то момент оно вспорхнуло вертикально вверх и зависло в воздухе в метре от наших лиц. Мы вздрогнули от неожиданности и, разглядев его поближе, хором ахнули – прямо перед нашими лицами, часто-часто взмахивая лёгкими крылышками, порхала миниатюрная птичка размером с пол-ладони. Она разглядывала нас своими маленькими круглыми глазками с неменьшим любопытством, чем мы – её. Повисев возле нас несколько секунд и, как видно, вдоволь наглядевшись, она издала короткую трель и стремительным броском унеслась в зелёные заросли.
Мы с Иваном переглянулись и, спрыгнув с выступа, так быстро, насколько позволял рельеф склона, помчались к палатке. На ходу Иван сказал мне:
– Ох, ещё не хватало нам галлюцинаций наяву!
Он на секунду притормозил и, заглядывая мне в глаза, спросил:
– Ты ведь тоже видел, а?
Я подтвердил с некоторой долей неуверенности, что и в самом деле мне почудилось, что одно из насекомых внезапно превратилось в птицу, либо же мы спросонья приняли птичку за насекомое, либо же там были и птица, и насекомое вместе, но показывались они попеременно. Я излагал свои мысли так долго, что окончательно запутался в них и умолк.
У палатки уже царило оживление. Кирилл и Ника собирали рюкзак, складывая в него пластиковые бутылки с водой и продукты. Чимеккей стоял возле берёзы, разглядывая окружающий пейзаж, Увидев, что мы запыхались, мчась со всех ног, он засмеялся и сказал:
– Словно черти за вами гонялись! Однако, вам сейчас нужно будет идти, – добавил он, всматриваясь в высокое ясное небо. – Идите вон за ту гору, там есть ещё одно ущелье и упражняйтесь там, развивайте свои голоса. А мы с Олчеймаа должны остаться здесь.
Он махнул рукой в направлении невысокой пологой горы в конце нашей долины, напомнив нам, чтобы мы не забыли положить по камешку в каждую из небольших куч камней, разбросанных вдоль узкой горной тропы. Мы уже знали, что эти кучки камней, оваа, располагались на особых местах, и каждый проходящий мимо человек дополнял их своим, принесённым снизу камнем, тем самым увеличивая их высоту. Некоторые оваа насчитывали уже многие тысячи камней, и моё воображение каждый раз вспыхивало, когда я представлял себе тех людей, который были здесь до меня.
Оставив Чимеккея и Олчеймаа возле палатки, мы двинулись вверх по узкой тропе, которая примерно через два часа пути привела нас к невысокому перевалу, отмеченному большим оваа, в вершине которого был закреплён верёвочными растяжками толстый двухметровый шест с привязанными к нему разноцветными ленточками. У подножия шеста стояла металлическая тарелка, заполненная мелкими деньгами.
Оставив в блюдечке несколько монет и положив на вершину оваа по камешку, мы спустились в соседнее ущелье. Оно было настолько узким и извилистым, что даже высокое полуденное солнце не могло осветить его полностью. Расположившись в одном из тенистых мест, мы долго упражнялись, выкрикивая разные звуки, пытаясь петь так, как показывал нам Чимеккей. Отражаясь от скалистых стен ущелья, наши голоса переплетались и создавали причудливые узоры.
Когда мы двинулись назад, была уже вторая половина дня. Солнце палило беспощадно, и мы, мокрые от пота, едва передвигали ноги по сорокаградусной жаре. Нам понадобилось несколько часов, чтобы добраться до знакомого ущелья. Поднявшись на последний перед спуском к палатке холм, мы увидели, что возле берёзы пасётся несколько лошадей. С вершины холма лица находившихся возле палатки людей были плохо различимы, однако, приглядевшись, я уловил в фигуре стоявшего возле лошадей мужчины что-то смутно знакомое.
– Это Демир! – воскликнул я.
Почти бегом, наперерез петлявшей по склону тропе мы спустились вниз и вскоре уже пожимали руки Демиру и двум его сыновьям, стоявшим тут же со смущённым видом. Видимо, они подъехали совсем недавно, потому что выглядели немного утомлёнными, а их одежда и сапоги были в серо-коричневой пыли, в которую превращаются, рассыпаясь от времени, окрестные горы. Чимеккея и Олчеймаа в лагере не было.
– Не ожидал вас тут встретить, – сказал Демир неторопливо после того, как мы пригласили гостей располагаться и подвесили над костром котелок с водой. – Сам не знаю, что меня побудило свернуть в это ущелье, я ведь давно уже тут не был.
Он огляделся по сторонам и спросил, слегка понизив голос:
– Чимеккей тоже здесь?
Услышав утвердительный ответ, он, как мне показалось, заметно разволновался и сказал:
– Значит, меня сердце не обмануло! Значит, всё верно! – он ещё раз оглянулся на окрестные горы.
– Почему ты так волнуешься? – спросил я его. – Чимеккей скоро придёт, не думаю, что с ним может что-то случиться.
– О! – Демир одним движением вскочил на ноги. – Я волнуюсь вовсе не по этой причине! Я чувствую… я знаю, что должно произойти что-то очень и очень значительное. Я готовился к этому! Вчерашний ураган был мне знамением!
Он уселся на землю и принялся нервно теребить тонкий кожаный ремешок своей полевой сумки – той самой, в которой он хранил географические карты. Чтобы хоть как-то успокоить его, я стал расспрашивать об урагане. Он рассказал, что вчера по предгорьям прошла буря, достигшая даже самой столицы Тувы, сильнейший ветер оборвал провода на линиях электропередач.
Мы переглянулись, а Ника спросила:
– А вы нашли хоть какие-нибудь следы страны Конгурей?
– Нет… Я объехал всю Туву. Я был во всех её уголках – от озера Кара-Холь на западе до хребта Барыштыг-Тайга на востоке, от Тоджинской котловины и таёжных отрогов Западного Саяна до степей и гор на границе с Монголией и озера Убсу-Нур… Я беседовал с учёными и мудрыми ламами. Я расспрашивал стариков, но даже самые старые и осведомлённые из них не могли мне ничего сказать. Я не знаю, почему… – Демир вздохнул. – Может быть, они мне не доверяют, а может – забыли всё. Но я уже смирился с этим. Я знаю, что истинный Конгурей где-то очень близко… Я найду его.
– Конгурей это… Это Шамбала? – вполголоса спросил Кирилл.
Демир внимательно посмотрел ему в глаза и ответил:
– «Неделание зла, достижение добра, очищение своего ума – вот учение просветлённых». Так можно определить путь. Конгурей живёт в моём сердце, но дорога к нему трудна.
Внезапно сменив тему, он сказал:
– Я уверен, что Чимеккей знает настоящий путь. Он великий шаман. Нет, – поправил он сам себя, – он не шаман. И он не хоомейжи, он не артист…