Снежный Тайфун

Словом, так или иначе, Варвара стала другой – более смелой и раскрепощенной, что ли… Преимущественно это проявлялось тогда, когда мы с ней делали вылазки ТУДА. Одевшись в соответствии с модой нашего времени, она и ощущать себя начинала по-другому. Ей нравилось ловить на себе заинтересованные взгляды мужчин, которые при этом ни капли не осуждали ее и не считали доступной. Нравилось любоваться на свое отражение в стеклах витрин. Словом, нравилось ощущать себя такой же, как и прочие девушки и женщины, что проходили мимо – яркие, сексуальные, уверенные в себе обитательницы третьего тысячелетия… Однако при всем при этом Вареньке как-то удавалось сохранять очарование непорочности, какой-то неискушенности – это выдавал ее живой, заинтересованный взгляд, жесты, полные естественной грации, открытое лицо, искренняя улыбка и некоторая восторженность, всегда сопутствующая ей во время наших «вылазок».

Там, в НАШЕМ мире, мы шопили, гулял по паркам, посещали кафешки. Вася становился все более полноправным членом нашего узкого круга, и, разумеется, от меня не ускользнуло, как она ведет себя в его обществе – она явно флиртовала; да-да, вела себя так, как ведут себя женщины в любом из миров с понравившимся мужчиной. Она поправляла волосы, поводила плечами, облизывала губы и смеялась особенным, эротическим, серебристым смехом… Ну и он тоже проявлял свою заинтересованность – у мужчин это всегда заметно по горящему взгляду. Я была рада за этих двоих. Не надо было быть психологом, чтобы заметить, насколько хорошо они подходят друг другу.

И вот однажды настал тот момент, когда Варенька, покусывая губы и как-то виновато на меня глядя, сказала:

– Марин… А можно, я… можно, я разок съезжу ТУДА с Василием?

– Ой, ну конечно, чего ты спрашиваешь! – ответила я. – Ты свободный человек и вправе делать то, что тебе хочется. Вася – парень надежный, думаю, он будет тебе неплохим эскортом… – И я лукаво подмигнула подруге.

Она же мило покраснела и, не в силах скрыть свою радость, пролепетала, улыбаясь:

– Мариночка, ты же не обидишься, правда?

– Ну вот еще – обижаться! Я, наоборот, очень рада за тебя, что у тебя появился ээ… поклонник, – поспешила я ее заверить.

Тут Варя просияла и, мечтательно вздохнув, произнесла:

– Он замечательный, правда? Он такой умный, и честный, и… и у него такое горячее сердце!

– Ты влюбилась, да? – Вкрадчиво задала я риторический вопрос.

Тут Варя встрепенулась и как-то испуганно на меня посмотрела.

– Я? Нет-нет, что ты… – замотала она головой, но при этом невидимый амурчик так и порхал над ее головой. – Он мне просто нравится. С ним интересно…

– Да ладно по ушам-то пинать… – махнув рукой, ухмыльнулась я. – Видно же по тебе… Чего от меня-то скрывать?

– Ах, Мариночка… – томно вздохнула Варя, закатывая глаза и проводя рукой по волосам. – Как бы тебе объяснить… Слова – они опошляют высокие и трепетные чувства, особенно когда чувства эти еще так хрупки… Помните, как сказал Есенин: «О любви в словах не говорят…»

– Помню, – закивала я, – «о любви вздыхают лишь украдкой»…

И мы хором закончили:

– «Да глаза, как яхонты, горят»…

Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Ладно, уела ты меня, Варвара, больше не буду о любви в словах говорить, – заверила я ее, слегка пристыженная. Это в нашем мире мы привыкли подробно обсуждать свои чувства с подругами, но здесь люди еще хранили трепетность в этом отношении, благоговение перед даром Любви. Размышляя на эту тему, я приходила к выводу, что это правильно. Наверное, у человеческой души свой язык, и пытаться достойно облечь ее порывы в обычную речь – задача, едва ли доступная обычным смертным… Разве что гениальные поэты могли в какой-то мере сделать это.

Итак, Варя укатила в двадцать первый век с Васей, я же задумалась о своей собственной личной жизни. Если посмотреть взглядом современного человека на наши отношения с Колей, то могло показаться, что за два месяца они никак не продвинулись. Мы по-прежнему гуляли, взявшись за ручки, и лишь иногда, когда мы оставались наедине, я позволяла себя поцеловать. Такое развитие событие было совершенно нехарактерно для моей страстной натуры. Но ведь я не была больше прежней… Эта эпоха подспудно оказывала на меня воздействие, ее ментальность проникала в меня помимо моей воли – и постепенно я становилась внутренне похожей на ЭТИХ людей. Так, на собственном примере, я поняла, что такое настоящая ассимиляция. Но для того, чтобы эта ассимиляция проходила благополучно (да и вообще состоялась), необходимо было ощущать неразрывное родство с теми людьми, среди которых находишься. Впрочем, нет, и этого недостаточно. Необходимо ЛЮБИТЬ этих людей. Ведь любовь – это и есть духовное сходство… И в этом случае у тебя не ничего не вызывает отторжения; даже, наоборот, то, к чему раньше имелось предубеждение, приобретает некий важный смысл… Это и происходило сейчас со мной, попутно навевая разного рода раздумья.

Тем не менее мои мысли неизбежно возвращались к моим отношениям с Николаем Шульцем. Мне нравилось погружаться в томную мечтательность, которую всегда вызывает влечение к определенному мужчине… То, что мы с ним уже больше двух месяцев считаемся парой и при этом «ни-ни», для меня самой было совершенно поразительным фактом. И ведь как-то я умудрялась сохранять стойкость, хотя просто сгорала от желания «затащить его в постель» (кстати, выражение это теперь казалось мне до крайности пошлым, но выражаться по-другому, хотя бы мысленно, еще надо было учиться). Дело было в том, что я каким-то образом вдруг осознала всю прелесть таких вот «платонических» отношений, когда просто общаешься с человеком, узнаешь его, и при этом твое восприятие ничем не замутнено – ты воспринимаешь человека как он есть. И при этом приятно щекочет та мысль, что все самое вкусное еще впереди… А пока – предвкушение, неспешное узнавание… Узнавание до самого глубокого уровня, когда сначала сливаются души, и только потом настает черед для того, чтобы соединиться и телами… Вот в этом-то и заключается суть «настоящих» отношений. Когда человека и вправду узнаешь «до дна», в дальнейшем секс только закрепляет эту связь, не говоря уже о том, что он бывает поистине феерическим… Впрочем, на эту тему можно долго рассуждать, но главное то, что теперь меня греет приятное чувство надежности и стабильности, уверенность в том, что я, так сказать, «следую правильным курсом».

Сегодня здесь, в 1941-м году, царствовала какая-то особая приподнятость. И это было неудивительно – ведь завтра великой стране предстояло отмечать важную дату, 7-е ноября, день Великой Октябрьской Социалистической революции. Праздник этот, без преувеличения, являлся наиглавнейшим в Советском Союзе на протяжении всего его существования. И только в самом конце, после шестьдесят пятого года на пьедестале его потеснил Праздник Победы 9-го мая, который после 91-го года остался единственным Великим Праздником страны. Но пока это не так. Мне даже припомнилось, как родители рассказывали о грандиозных утренниках во времена их детсадовского детства, где возносилась слава дедушке Ленину и воспевалось мужество советского народа. Вспоминали стишки, вроде: «День Седьмого Ноября – красный день календаря…» И папа, рассказывая об этом, грустно вздыхал и сетовал, что забываются героические страницы нашей истории, глубокомысленно добавляя, что «у того, кто забудет прошлое, нет будущего». Он говорил, что нынешней молодежи незнакомо то воодушевление и гордость за свою страну, что были свойственны их с мамой современникам. И я с интересом слушала то, что они рассказывали о той жизни – о том, как дружно все жили и доверяли друг другу, как все было бесхитростно и честно – и в самом деле дивилась, в душе, конечно, имея невысказанное подозрение, что родители несколько приукрашивают – ведь это неизменное свойство воспоминаний.

Однако теперь, по мере того, как я все больше вливалась в это, советское, общество, я все больше убеждалась, что то, о чем я слышала из уст своих родителей – самая настоящая правда. Советские люди! Они и вправду оказались другими – ни одна эпоха, пожалуй, не рождала подобных людей. И самым главным в них оказалось то, что они представляют собой могучую общность. В массе своей они не разрознены убеждениями и взглядами. Среди них царит истинное братство и настоящее равенство. Они еще достаточно искренни для того, чтобы верить в свои идеалы и биться за них до последней капли крови. Они и самом деле верят в то, что говорит официальна пропаганда, потому что слова, вылетающие из черных репродукторов и напечатанные на страницах газет, как правило, не расходятся с тем, что советские люди видят вокруг себя. Их души еще не искалечены пустой бессмысленной пропагандой, расходящейся с действительностью на много километров. Да, здешние политруки частенько выдают желаемое за действительное, но их очень быстро поправляют с самого верха.