Страница 27 из 31
Юристы и эпидемиологи говорили о вещах более приземленных, например о судьбе легальных борделей. Разделявший взгляды Покровской член Российского общества защиты женщин Н. М. Болховитинов требовал немедленного закрытия всех увеселительных заведений в столице, так как «существование притонов разврата с ведома и разрешения правительственных властей противоречит этическим воззрениям современного общества и подрывает в глазах общества престиж государства», «публичные дома усиливают вообще разврат среди мужчин и женщин, в особенности наиболее утонченные его формы, изощряясь в культе сладострастия и половой извращенности» (Труды Первого Всероссийского съезда по борьбе с торгом женщинами., 1912. С. 26). «Режим регламентированной проституции, – писал юрист А. И. Елистратов, – это тяжелый привесок, который для женщин из не владеющих общественных групп усиливает общий социальный гнет» (Елистратов, 1903. С. 15).
Напротив, официальный Врачебно-полицейский комитет настаивал на сохранении и даже расширении системы борделей, мотивируя это тем, что она обеспечивает лучшие возможности для эпидемиологического и административного надзора. Эти споры, в которых своеобразно перемешивались и подчас не различались морально-религиозные, социально-экономические, политико-юридические и педагогические аргументы, так и остались незавершенными и достались в наследство Советской власти.
Если ученые и полицейские хотели объяснить проституцию, то русская художественная литература пытается понять ее изнутри. Классическая русская литература описывала «падших женщин» с жалостью и состраданием (Катюша Маслова, Сонечка Мармеладова), их образы часто идеализировались. Общество испытывало по отношению к ним сильное чувство вины. Как писал в 1910 г. литературный критик В. В. Воронский, «мир падших женщин до сих пор остается для русского интеллигента объектом покаянных настроений, каким он был для длинного ряда литературных поколений. Образ проститутки как бы впитал в себя, в глазах интеллигента, все несправедливости, все насилия, совершенные в течение веков над человеческой личностью, и стал своего рода святыней» (Воронский, 1956. С. 115).
Половое воспитание
Проблематизация сексуальности неизбежно ставит в повестку дня и вопросы полового воспитания молодежи.
Традиционная патриархальная семья ограничивалась в этом отношении морально-религиозными запретами и наставлениями. Помимо религиозной литературы, самой влиятельной педагогической книгой о воспитании мальчиков в России был «Эмиль» Жан-Жака Руссо (1762), первый перевод которого появился уже в 1779 г. и с тех пор многократно переиздавался. С развитием массового школьного образования этого стало недостаточно (см. Энгельштейн, 1996. Гл. 6).
Городская жизнь ускоряет половое созревание, снижает возраст сексуального дебюта и автономизирует детей от родителей, делая некоторые привычные взгляды и нормы проблематичными. Мемуаристы второй половины XIX в. все чаще жалуются на свою неосведомленность и неподготовленность к началу сексуальной жизни. Девочек ничему «такому», вплоть до собственной анатомии, вообще не учили. В 1850-х годах во все институты благородных девиц «разосланы были коллекции фигур животных для наглядного изучения зоологии, но воспитатели не осмелились представить животных девицам в том неприличном виде, в каком они вышли из рук природы, а допустили их с некоторыми изменениями и улучшениями. В одном институте начальница не позволила воспитаннице прочесть на экзамене монолог пушкинского Годунова: «Достиг я высшей власти…» на том основании, что в конце его говорится: «…мальчики кровавые в глазах», а девушке, дескать, должно как можно реже упоминать о мальчиках» (Шашков, 2004. С. 620).
Популярная писательница Анастасия Вербицкая пишет о своем детстве:
«До чего заброшенными росли мы; до чего мало обращали внимания на физическое воспитание девушки, видно хотя б из того, что эти самые важные, самые критические моменты девичьей жизни мы встречали совершенно неподготовленными. На все вопросы половой сферы умышленно накидывалось покрывало. Все было неприлично. Позорно. Все вызывало отвращение, брезгливость, стыд» (Вербицкая, 1911. С. 202. Цит. по: Борисов, 2002. С. 101).
Мальчики из дворянских семей чаще всего проходили сексуальную инициацию в доме терпимости. Для наиболее чутких и романтичных юношей этот опыт бывал мучительным.
«Этот вечер он вспоминал всегда с ужасом, отвращением и смутно, точно какой-то пьяный сон. С трудом вспоминал он, как для храбрости пил он на извозчике отвратительно пахнувший настоящими постельными клопами ром, как его мутило от этого пойла, как он вошел в большую залу, где огненными колесами вертелись огни люстр и канделябров на стенах, где фантастическими розовыми, синими, фиолетовыми пятнами двигались женщины и ослепительно-пряным, победным блеском сверкала белизна шей, грудей и рук. Кто-то из товарищей прошептал одной из этих фантастических фигур что-то на ухо. Она подбежала к Коле и сказала:
– Послушайте, хорошенький кадетик, товарищи вот говорят, что вы еще невинный… Идем… Я тебя научу всему…
Дальше произошло то, что было настолько трудно и больно вспоминать, что на половине воспоминаний Коля уставал и усилием воли возвращал воображение к чему-нибудь другому. Он только помнил смутно вращающиеся и расплывающиеся круги от света лампы, настойчивые поцелуи, смущающие прикосновения, потом внезапную острую боль, от которой хотелось и умереть в наслаждении, и закричать от ужаса, и потом он сам с удивлением видел свои бледные, трясущиеся руки, которые никак не могли застегнуть одежды» (Куприн, 1958. Т. 5. С. 251–252).
Еще печальнее воспоминания толстовского Позднышева:
«Помню, мне тотчас же, там же, не выходя из комнаты, сделалось грустно, так что хотелось плакать, плакать о погибшей своей невинности, о навеки погубленном отношении к женщине. Да-с, естественное, простое отношение к женщине было погублено навеки. Чистого отношения к женщине уж у меня с тех пор не было и не могло быть» (Толстой, 1965. Т. 12. С. 145–146).
Характерно, что эти милые мальчики жалеют только о собственной потерянной невинности, о женщине, которая помогла им стать мужчинами, они не думают.
Не меньше, чем проституция, врачей и педагогов второй половины XIX в., как и их европейских коллег, волновал «тайный порок» онанизма, который считали источником едва ли не всех болезней и пороков. Дома на это можно было закрывать глаза, но в закрытых мужских учебных заведениях мастурбация была массовой, педагоги не знали, что с ней делать. Мальчиков запугивали всяческими ужасами. По словам популярного в начале XX в. петербургского врача Александра Вирениуса, мальчики, предающиеся онанизму, не только расстраивают свое здоровье, но даже член у них увеличивается, тогда как у хороших мальчиков он маленький и аккуратный. Правда, В. М. Бехтерев, опубликовавший в 1902 г. специальную статью «О внешних признаках привычного онанизма у подростков мужского пола», в этом сомневался, допуская лишь возможность увеличения головки пениса.
Известный педагог Н. Якубович рассказывает случай, свидетелем которого он стал, инспектируя один из кадетских корпусов:
«Кадет семнадцати лет, уроженец юга, полный сил и здоровья, был очень хороший и неглупый юноша и вдруг неожиданно изменился, стал раздражителен, дерзок, ленив. Мы недоумевали. Однажды я сидел в кабинете у директора, и мы вели беседу об этом юноше и совещались, что такое сделать, чтобы вернуть его на прежнюю линию. Позвали его самого, и директор спросил, что такое с ним случилось, что он так невозможно стал себя вести. Юноша потупился, густая краска залила его лицо, и он глухим голосом сказал: “Павел Иванович, мне стыдно сказать, но я ужасно мучаюсь… Мне хочется, я не могу с собой справиться… Мне нужна женщина”. Мы оба потупились и долго молчали, наконец Павел Иванович вынул из кошелька кредитную бумажку, подал ее юноше и, не глядя на его, сказал: “Ступай”. Я ужаснулся и высказал Павлу Ивановичу, что таким образом он санкционирует разврат. “Что же, по вашему мнению, – ответил мне Павел Иванович, – лучше было бы, если бы он другим способом удовлетворил свое возбуждение?”» (Цит. по: Лебина, Шкаровский, 1994. С. 108–109).