Страница 9 из 11
– Это ты можешь, – у меня внутри все кипело, – ты бы ещё мозгами так работал, боярин, как руками! А за моё рыло тебе не перед этими беднягами-стражниками отвечать, а подымай выше.
– А-а-а, так это тебя со мной в Тверь посылают?
– Это не меня с тобой, это тебя со мной! – взял я быка за рога. – Мне же надо кого на посылках.
– Я – на посылках?!! – возмущение вылетело из него вместе с крошками пирога. – Да ты кто такой?!!
– Вольный слуга князя Ивана. Звать Сашкой.
– Из смердов что ли? – заикание моего собеседника грозило перейти в постоянное. – Да ты хоть знаешь, с кем говоришь?!! Хам, деревенщина! Да я… Да мы – князья Боровские…[3] Мой прадед, царство ему небесное, Мстислав Удалой, ваших низовских как зайцев гонял! А теперь мне, князю Корнею, какой-то…
Избавь нас, Боже, от лыса, коса, рыжа и кривоноса! И высокородных подчиненных.
– Верно баешь, князь, славный был у тебя предок, кто его на Руси не помнит! Да только ты – не Мстислав, ты – Корней. И от князя в тебе одна кровь голубая, пяток десятин землицы бурьянистой да вот эта спесь. Видали мы таких княжеских потомков: огарки делят, и то не без драки! Вас, рюриковичей, расплодилось больше чем мух на помойке… Уже и всё родовое промотали, ни кола ни двора, один кафтан шёлковый, и тот от Великого князя пожалован! А, нет, ходите, носы задравши…
Хотя всю родословную князя я излагал вполголоса, хозяин двора, что-то почуяв, насторожился и перестал перетирать посуду грязным полотенцем.
– Хозяин, комната готова? – я встал, прерывая приятный разговор.
Утром проснулся рано, на рассвете. Мой новый друг, нахохлившись, сидел у окна. Похоже, он так и не ложился. В руке он держал кружку, но был в такой задумчивости, что не замечал, как из накренённой чары содержимое наполовину перекапало на пол, образовав бурую, похожую на кровь, лужицу.
– Ага, проснулся начальник! – князь Корней криво усмехнулся и снова рассеянно посмотрел в окно. – Пора ехать. Было у Мокея четыре лакея, а нынче Мокей сам лакей!
– Да, пора. Только не ехать, а идти.
– Как это – идти?
– Обыкновенно, ногами. На, переоденься.
Он принял от меня котомку и, вытряхнув, с удивлением воззрился на содержимое: лапти, армяк, порты.
– Мы ограбили нищих и два года скрываемся в навозной куче?
– Зачем так преувеличивать? Одёжка, конечно, ношеная, но чистая. В ней ты перестанешь походить на одичалого князя. Кто-то даже сможет принять тебя за приличного человека. За ремесленника, скажем, или золотаря.
– Издеваешься?
– А ты думал в своем шёлковом полукафтанье прямо в Тверь заявиться: «Ну-ка, рассказывайте, кто Кончаку угробил?»
Я был убедителен. Корней, чертыхаясь, взялся переодеваться.
Жеребчика мы оставили на попечение хозяина постоялого двора. Тот был несколько удивлен произошедшими в моем напарнике изменениями, но сделал вид, что его это не касается. А каурого обязался за довольно большие деньги, что получил от меня, кормить и холить в течение месяца. После чего, если я не вернусь, мог распоряжаться им самостоятельно. Не сомневаюсь, толстяк мысленно пожелал мне сложить голову уже сегодня к вечеру.
А хороша тверская дорожка! Она протоптана ногами, утрамбована тележными колесами. С настеленными по болотистым топким местам гатями и прокинутыми через речушки мостами из саженных лиственниц дорога надёжно связывает две столицы. Целыми днями по ней в оба конца катят обозы и одиночные возки, тащатся калеки-богомольцы и шагают ватаги отхожих работников. На границе московских и тверских владений всю движущуюся православную братию встречают суровые пристава: тех, кто из Твери – московский, кто из Москвы – тверской.
– Чего везёшь? По какому делу? Вытряхивай котомку!
В сумерках запозднившихся калик и гостей иной раз ожидает и более строгая проверка. Свистнет в лесу дурным посвистом кто-то неведомый, и в ответ ему пойдет по всему лесу такой свист – волосы дыбом встают. Лезут из-за кустов и коряг страшенные чёрные бородачи:
– Чего везёшь? Вытряхивай котомку…
Отпустят голого, и то спасибо. В последние годы, правда, на московской стороне стало поспокойнее. У князя Ивана не забалуешь. Зато появилась в пути другая трудность: княжеские усобицы, хочешь или нет, втянули во вражду и поселковых.
– Во, робяты, гля – московские шагают мимо нашего села! Ох, язви их в душу, где моя оглобля?!!
Более-менее спокойно катятся по тверскому шляху возки духовного ведомства, на козлах которых покачивается инок-возничий в грубой чёрной рясе и остроконечной шапочке-скуфейке. А в самом возке, положив краплёные старческие длани на посох, сидит старый иерарх с худым лицом аскета. Им разбойнички не страшны:
– Уж прости нас, владыко, обознались маненько. Езжайте с Богом, молитесь за нас, грешных!
– Бог простит…
А там и рассвет. И снова идут и едут по дороге пешие и конные. В одной из строительных ватаг шагали и мы с князем Корнеем. Он уже приобвык к своей новой шкуре, идёт, не жалуясь, пошаркивая лаптями. Но дыхание трудное, с сипом: даёт себя знать рана, которую к тому же он растревожил памятной битвой на постоялом дворе.
В один из вечеров, день на третий, мы снова с князем говорили. Сидели у костра на обрубке полусожжёного бревна, любуясь предзакатным солнцем, садившимся за пойменный луг с белевшим слева на крутояре небольшим каменным монастырем. С реки тянуло свежестью.
– Смотрю и понять не могу, что ты за человек… – Корней пристроил над костром отсыревшие лапти, и с наслаждением шевелил помозоленными пальцами на ногах. – Грамоту разумеешь, бывал в иных местах, а всё в простых мечникам ходишь. Теперь вот даже подлазом стать согласился. Иль лестно, что князя в подручниках имеешь? Так это не навсегда. Сегодня ты надо мной, а уж завтра, не гневайся, наш верх будет. Я ведь плен свой быстро отслужу. А опалу не снимет Великий князь, так и хрен с ним. Не один он великий на свете, перебьёмся.
– Вам, князьям служилым что ни поп, тот и батька. Сегодня одному Великому князю служите, завтра – другому. Везде с почетом принимают. А я родился при Москве, при ней и помирать буду. Службу, какую дали, такую и служу. И тебя с собой у князя Ивана только потому отпросил, что пожалел в темнице. К тому же воин, видать, ты, князь, добрый. Так что не ради того, что б гордость свою тешить, а дела для.
– Смотри-ка, говоришь – как пишешь! Интересно б на тебя в бою поглядеть.
– А чего глядеть? Бывал в бою и не скрою: не по мне это. Особенно против своих.
– А сейчас против кого идешь? Тверь-то тоже свои.
– А сейчас ни против кого. Узнать правду о княгине.
Во взгляде князя Корнея я легко прочитал недоверие. Но разговор он не продолжил.
С огромным нескрываемым облегчением после недели пути князь услышал, наконец, перезвон тверских колоколов.
– Слава Богу, дошли!
Первая неделя жизни в Твери прошла почти впустую. С приютившими нас владимирскими каменщиками пришлось расстаться. Мужички к работе пока ещё не приступили – что-то сорвалось с подрядом, и наш старшой с легким сердцем согласился отпустить нас с Корнеем восвояси. Он притом и винился:
– Простите, братцы. Я ж понимаю, вам есть-пить надо, а у нас пока с работой туго, не прокормить мне всех. Вот разве после Пасхи приходите, обещался тут один боярин дело подкинуть – храмину у него на подворье срубить. А?
Я повздыхал притворно, хотя и был рад такому обороту. Владимирцы помогли нам, не привлекая ничьего внимания, попасть в Тверь. Но поливать трудовым потом здешние новостройки не входило в мои намерения. А как радовался мой князь – это надо было видеть! Его страшно пугала возможность нежданно-негаданно в одночасье превратиться в сермяжного работягу.
– Эй, Боровской, подсобником будешь? – подсмеивался я. – Кладку ты вести не можешь, известь затворять не умеешь. Значит быть тебе в подсобниках: «козу» на плечи и – айда! Камни на горбу таскать.
Князь от моих шуточек то бледнел, то покрывался пятнами. Его боярская спесь хоть и поутихла, но всё же давала о себе знать. Как выяснилось, он был младше меня на два года и свой двадцать третий день ангела встречал совсем недавно здесь, в Твери, колодником.
3
К XIV веку начался процесс измельчания удельных княжеств, когда вследствие дробления уделов на всех законных наследников, бывали случаи, что несколько братьев владели одним городком или селом. См. В. О. Ключевский. Лекция двадцатая. Разделы «Дробление уделов» и «Обеднение князей».