Страница 1 из 19
Елена Нестерина
Официантка
Пролог
Кот Барсик, как обычно, спал в подсобке на халатах. И именно он в этот день первым попался Марине на глаза.
– А ну, брысь отсюда! Ишь, развалился, барин!
Кот, лениво потягиваясь, не спешил покидать насиженное место.
– Давай, катись колбаской. – Марина пнула кота под жирный бок. – Чего притихли, жалостливые? Развели тут зверинец. Придёт санэпидстанция – и получим за него по ушам…
Не вовремя оказавшиеся в неудачном месте сотрудники вжались в стены и постарались слиться с интерьером.
Марина направилась к двери.
Голова раскалывалась. Утро было испорчено – бесило всё.
Марина бродила туда-сюда по помещениям ресторана. Голова болеть не переставала, и Марина злилась. Есть не могла, курить тоже, организм принимал только минеральную воду. Но скоро вкус этой воды стал так раздражать, что, по пути в бухгалтерию, Марина яростно швырнула стакан в стену.
– Почему выручку такую маленькую делаете? – хмуро оглядев бухгалтеров, спросила она недовольным голосом.
Услышав это, главный бухгалтер начала медленно подниматься из-за стола, а управляющий – тощий старикашка Фёдор Фёдорович – бросился к начальнице и быстро-быстро заговорил:
– Мало сейчас клиентов, Марина Геннадьевна, потому и выручка такая плохая.
– Да ладно, будете мне гнать – клиентов мало! – Марина заглянула в бухгалтерскую книгу, перевела взгляд на экран компьютера. – Клиентов должно быть нормально. А вот выручка вторую неделю вообще никуда. Вы чего?
– Только из-за клиентов, только… – не переставал бормотать Фёдор Фёдорович. – Весна…
– И что – весна? Что, клиенты с деньгами, как перелётные птицы, все на север улетели?
Фёдор Фёдорович вздохнул:
– Пост сейчас, Марина Геннадьевна. Великий пост. Вот люди и в рестораны меньше ходят.
– Что?! – Марина решила, что дед шутит, да ещё так не вовремя.
– Истинная правда! – управляющий прижал ладошки к сердцу. – В этом году у всех так по ресторанам. Почти у всех.
– Да не верю я!
– Правда-правда! – осмелевшая главная бухгалтер подскочила к Марине. – В этом году как-то особенно.
– Это что, все вдруг шибко верующими стали? – ехидно прищурилась Марина. – Так что ли, православные вы мои? А где же тогда наши друзья мусульмане и иудеи? Обычно их много, и поста у них сейчас никакого нет. Кто-то хочет меня сегодня разозлить.
– Нет, нет, никто не хочет! Это так и есть, это статистика! – продолжал оправдываться Фёдор Фёдорович.
Но Марина лишь недовольно фыркнула, и Фёдор Фёдорович умолк.
– Ну правда… Едят меньше. То ли действительно постятся, а то ли так, худеют, вроде как разгружаются, – подхватила бухгалтер, краем глаза замечая, как Фёдор Фёдорович благодарно улыбается ей из-за плеча Марины.
– Модно стало. Весна, лишнее из себя люди вычищают, – добавил Фёдорович. – Вот такая вот мода.
– Эта мода не из их организмов, а из наших карманов кое-что вычищает. – Марина злилась, а подвернувшуюся ей под руку распечатку готова была просто в клочки разорвать.
Но не разорвала-таки, добрая женщина. Швырнув распечатку на пол, она просто покинула бухгалтерию – и через «не могу» долго курила на улице. Яркое весеннее солнце заставляло её жмуриться. «Блин, где мои чёрные очки! – злясь на солнце, подумала Марина. – Теперь вот морщины под глазами вскочат. Бегай с ними по врачам… Достали вы меня все, ох, достали!»
С такой жизнерадостной мыслью она вошла в ресторанный зал. Посетителей и в самом деле было мало, как никогда. Или это традиционно их уже так мало? Ведь Марина давненько что-то в зал не выходила, некогда было. Всё, осыпается бизнес? Уволить всех на хрен, кого понабрала! Ну, точно – разорить её хотят, по миру пустить… Гады, ну какие же гады.
Возле стойки бара на полу что-то собирала официантка. Марина подошла…
На ковре валялись осколки разбитых тарелок и рассыпанные объедки. Метрдотель стоял над официанткой, ничего не говорил.
Марина посмотрела на всю эту картину и велела метрдотелю и девице идти за ней в служебное помещение.
– Она за ковёр зацепилась, – начал было метрдотель, – шла, на кого-то всё оглядывалась, поднос несла. Ну и…
Чуть позвякивая осколками на подносе, официантка послушно стояла возле своих начальников.
На осколке пирожковой тарелки была нарисована медвежья лапа с зажатым в ней мороженым.
«Моя любимая картинка! Ну, почти самая любимая… – подумала Марина. – Разбила. Вот кляча. Вёе я, добренькая… Нет, введу я им штрафы, пусть платят за разбитую посуду. Нечего сюсюкаться – работать совсем не хотят, на шею сели…»
– Как твоя фамилия? – спросила она у провинившейся официантки, которую приняли в ресторан совсем недавно.
– Кривенко, – всхлипнула девушка, решив, что настал её последний час на этой работе.
– Кривенко? Тогда всё с тобой понятно, Кривенко. – Марина усмехнулась.
Официантка была примерно такого же возраста, что и она. Разве что Кривенко – и поругать-то нельзя, что руки кривые.
– Зовут как?
– Валя…
– Вот что, Валя. Ты работать хочешь? – спросила Марина, но посмотрела на «метра».
– Хочу…
– Что такое профнепригодность знаешь?
Осколки на подносе Вали Кривенко громко звякнули и поехали набок, Марина увидела медвежье ушко, носик, расколотый почти точно посередине. Это была картинка с медвежонком-бандуристом, тоже очень красивая, Марина её помнила.
Злость бурлила, как вода в электрочайнике за секунду до его отключения. Вот уроды! Работают как попало, выручку не делают, да ещё посуду такую дорогую колотят!
– Ты понимаешь, что тарелочки все эти эксклюзивные, прямо-таки драгоценные тарелочки, – продолжала Марина нудным от злости голосом.
Валя не могла сейчас произнести ни слова, хотя, видно, девчонка была прожжённая.
– А, по-моему, ничего ты не понимаешь. – Марина нащупала языком волоконце мяса, который со вчерашнего ужина застряло у неё между зубов и только теперь наконец-то выскочил. – Короче, всё, я тебя увольняю.
Официантка зарыдала. Платила Марина очень хорошо, и чаевые в «Генерале Топтыгине» были – просто мечта официанта. Где ещё такое же хорошее место быстро найдешь?
Марина села на диван в своём кабинете и сжала голову руками. Какой позор! Неужели она в свои двадцать три года превращается в противную бабу-скандалистку? В гадкую, вздорную, капризную? Капризную – ещё ладно, но противную! Вздорную!
Никто её на аркане не тянул давать распоряжение, что за разбитую посуду с официантов не будут ничего высчитывать. Сама так решила. А теперь что, вожжа под хвост попала? Стала девочка капризной? Покобениться захотелось, власть свою показать? Это что – «дорвалась» называется? А сама откуда выползла, кем начинала?
Марина сидела в своём кабинете одна, и никто не видел, как сморщился её нос, как потекли из глаз мутные и злые слёзы. Не видел никто из работников ресторана и не знал, до какой степени их грозная предводительница может быть недовольна собой.
Она стукнула кулаком по чёрной коже дивана. Стыдно, стыдно… Тем более что всему есть мера. Марина всхлипнула. Нет, она не безнадёжная, она хорошая – потому что просто вспомнила, как когда-то сама грохнула поднос, полный посуды, – в те далекие времена, когда и она, и сестра её работали обыкновенными официантками в ресторане «Зеркало».
«Я пёрла вверх, хотела всего добиться, а что вышло? – продолжала разбираться сама с собой Марина. – Стала я самая настоящая эта, как её… фурия! Беспредельщица. Тиранка, сатрапиха! Даже я вот кто – Кабаниха! Точно. Самодурка! А что же мне делать?»
Марина удивленно посмотрела в окно. Но никакого ответа на её вопрос оттуда не вылетело.
«Тю, да мне просто нужен луч света в тёмном царстве!»
Луч света в тёмном царстве представлялся ей в образе любимого мужчины. Которого у неё не было. Никак не было. И нигде они, эти любимые мужчины, для неё не продавались, и напрокат не брались, и случайно не находились. А обычные мужики, не любимые, а просто мужики вообще – Марине надоели. Надоели хуже горькой редьки. И она, уже забывшая про официантку Кривенко (потому что решила её простить и оставить работать), опять злобно сжала губы.