Страница 9 из 59
Глава 3,
в которой Олег пересаживается в карету
Сухов не шибко погонял коня. Чего для?
Это в будущем люди спешат, торопятся, разводят суету сует и всяческую суету, из офисного кресла пересаживаясь на заднее сиденье «мерседеса», а после устраиваясь в бизнес-классе «аэробуса».
Всё хотят побыстрее разделаться с делами и начать жить. Вот, дескать, окончу универ, устроюсь на работу, куплю квартиру, расплачусь с ипотекой, а уж потом… А потом жизнь кончается.
Народ Средневековья был куда умнее своих потомков: люди здесь просто жили, ежечасно и ежесекундно. Дальняя дорога для них не была досадной проволочкой — жизнь продолжалось и в пути. И какой тогда смысл спешить? Чтобы дожить поскорее?
Да и неохота было пришпоривать лошадей. Лень. Погода так и шептала, было ясно и солнечно, тепло очень, но не душно. Жёлтая дорога с набитой колеёй петляла меж холмов, вокруг расстилались перелески да виноградники. Лепота!
Наезженный тракт пустовал. Один лишь раз показался крестьянин на ослике. Углядев знатных господ, едущих ему навстречу, он счёл за лучшее объехать место нечаянного свидания и скрылся в лесу. Олег специально проследил за ним — виллан вернулся на дорогу, когда опасность миновала.
А под вечер кавалькаду обогнала роскошная карета нюрнбергской работы, имевшая аж четыре окна, заделанных венецианским стеклом, — явный признак нешуточного богатства. Обычно окна карет завешивали кожаными шторами с узором, а уж чтобы стеклить…
Шестёрку лошадей, запряжённых цугом, погонял длинный, как жердь, кучер, сухой и чопорный. Ещё один слуга устроился на запятках кареты, цепляясь руками за верёвки, которыми были увязаны кожаные кофры и прочий багаж.
Когда экипаж поравнялся с Олегом, в окне блеснул камень на перстне — холёная рука хозяина кареты откинула занавесочку, и Сухов разглядел узкое, костистое лицо мужчины лет тридцати, обрамлённое белокурыми локонами.
Их глаза встретились — взгляд незнакомца был твёрд и цепок. В следующую секунду карета пронеслась мимо.
Не доезжая до Куаффи двадцати лье,[27] друзья заночевали в маленьком придорожном селеньице. Их приютил постоялый двор с открытой галереей на испанский манер, носивший гордое название «Королевский меч».
Знакомая карета, уже распряжённая, стояла у входа. Трактирщик, курчавый месье Пелетье, подкатил тут же, мигом распознал главного и придержал стремя Олегу, помогая спешиться.
— Благодарю, любезный хозяин, — сказал Сухов. — Не приютишь ли на ночь двоих шевалье, их коней и слуг?
— Не извольте беспокоиться, — поклонился хозяин гостиницы.
— А чего это — шевалье? — пробурчал Яр. — Ты ж виконт!
— Да какой из меня виконт…
— Ничего не знаю! Граф с тобой письма передал? Передал. Как там нас его сиятельство величать изволил? «Виконт д’Арси и барон Ярицлейв». А на понижение я не согласен!
— Тоже мне! — фыркнул Пончик. — Фон барон выискался…
— Цыц!
Комнаты господам отвели на втором этаже. Та, в которой поселился Олег, была невелика, но опрятна.
С непривычки Сухов устал — полдня не слезал с седла! Поужинав варёным мясом под бургундское, он улёгся спать. Кровать стояла у самой двери, было душновато, а посему Олег не стал маяться и терпеть невзгоды — смахнул перину на пол, да и разлёгся под окном.
Он уже задремал, когда его разбудил негромкий голос, донёсшийся с улицы. Нет, скорее из окна этажом ниже.
Утомлённый, Сухов не стал бы напрягать слух, если бы не заговорили по-английски. Негромкий голос произнёс имя герцога Бэкингема, после чего последовала резкая отповедь на том же языке, и створки с треском захлопнулись.
«Ну уж нет уж!» — подумал Олег. Достав дагу, он осторожно разобрал паркет на полу, и снизу, сквозь щели в досках потолка, пробился слабый свет.
Сухов кое-как протиснулся к дырочке от сучка, и приник к этому глазку. В поле его зрения попали белобрысый владелец кареты и его тощий слуга, покаянно вздыхавший.
— Сколько тебе можно повторять, Окенгэм, — резко проговорил блондин, — что наше дело требует молчания и осторожности!
— Ради Бога, простите, милорд, — заныл Окенгэм.
— В последний раз! Где этот чёртов камердинер?
— Устраивает лошадей, милорд.
— Дьявол!.. Вечно приходится ждать, пока его величество Тристан постелить изволит.
Тот, кого называли милордом, зашелестел, зашуршал чем-то в ручной клади.
— А где… — начал он и тут же закончил: — А, вот… Эти письма передашь лорду Холланду лично в руки.[28]
— Простите, милорд, — слабым голосом отозвался Окенгэм, — разве мы едем в Париж?
— А куда же ещё, дурачина? — ласково поинтересовался его визави.
— Я полагал, герцог посылал вашу милость в Италию, к графу де Суассону…
— Ни к чему, эсквайр,[29] искать врагов Ришелье так далеко, — зевнул лорд, — когда их достаточно и поблизости. Так, а вот эти послания вручишь де Мирабелю.[30] Ни в коем случае не секретарю его!
— Да, милорд.
— Ну всё, с остальным я сам как-нибудь. Спать, спать, спать! Где Тристан?!
— Я здесь, ваша милость… — проворковал третий голосок.
— Живо стели!
— Слушаюсь, ваша милость…
Сухов аккуратно заделал дыру в полу и улёгся. Но сон пропал. Чёртов милорд!..
Однако интересная картинка вырисовывается! Похоже, этот милорд, местный Джеймс Бонд, развозит записки титулованным особам, а те творят пакости кардиналу.
Олег задумался. Вполне подходящий случай, чтобы заслужить расположение его высокопреосвященства. Надо только проследить хорошенько за этим милордом, засечь его связи…
Или действовать в духе времени — поймать этого «почтальона Печкина» да и преподнести Ришелье. Вот, дескать, аглицкого шпиёна словили.
Надо только всё продумать… Проверить… С этими благонадёжными мыслями Сухов и заснул, а вскоре во всей гостинице уже разлилась ночная тишина, только жестяной меч на вывеске поскрипывал на ветерке…
— Уж не знаю, как там с мечами, — бурчал наутро Ярослав, — а клопы у них воистину королевские! Загрызли, гады! Я уж от них на стол забрался, думал, хоть там отдохну. Фиг! Эти сволочи и туда залезли!
— Зато мы с Витькой выспались, — посмеивался Пончик. — Нам, слугам, господские комнаты не положены, мы по-простому, на сеновале легли. Угу…
Сухов улыбнулся насмешливо, щуря глаза. Виноградные лозы густо оплетали террасу. Обвивая столбы навеса, гибкие плети забрались на крышу и свешивались оттуда зелёными фестонами. Утреннее солнце просвечивало сквозь фигурные листья, кололо глаз высверком.
Внизу, во дворе, стояла вчерашняя карета.
Двое постояльцев шустро собирались в дорогу. Окенгэм таскал кожаные кофры, а Тристан увязывал пожитки на задок экипажа. Хозяин «Королевского меча» вертелся рядом с англичанами, словно провожая почётных гостей. Конюхи запрягали шестёрку нормандских лошадей. Пожилая прачка, волоча охапку простыней, прошла себе мимо, переваливаясь утицей. Сонный купец, загулявший с вечера, плёлся к себе — отсыпаться.
— Лакеи наглые, — продолжал бурчать Быков, — хозяин — жулик…
— Зато повар тутошний — настоящий умелец, сальми[31] у него отменное, — с ленцой сказал Сухов. — Ладно, ехать пора. Коня мне, Понч, да поживее!
— Феодал, — буркнул Шурик, направляясь к лестнице. — Бурбон.
— Разговорчики!
Пончик продолжал бурчать, но Олег уже не слушал друга. Его вниманием снова завладели постояльцы-чужаки. Когда коней запрягли в карету, из дверей появился таинственный милорд — белокурый и худощавый, щеголевато одетый, с повадками очень важной персоны.
Тут-то всё и произошло — в раскрытые ворота постоялого двора влетел всадник на сером в яблоках коне и закричал:
27
Сухопутное лье (льё) равно 4445 м.
28
Генри Рич, граф Холланд, был английским послом при дворе французского короля.
29
Эсквайр в Англии то же самое, что шевалье во Франции — дворянин, не имеющий титула.
30
Антонио де Зуньига и Давила, маркиз де Мирабель — посол испанского короля Филиппа IV при дворе Людовика XIII.
31
Сальми — жаркое из дичи, предварительно зажаренной на вертеле.