Мушкетер

Отсюда до Ла-Рошели было не слишком далеко. Неожиданно на «прифронтовой полосе», отделявшей позиции королевских войск и городские стены, Олег заметил уныло бредущих людей — понурые женщины вели за руку детей, старики, опираясь на палки, тащились следом за ними.

— А это ещё кто? — подивился Сухов.

Один из канониров, одноглазый Жак-Номпар, жевавший табак, сплюнул тягучей жёлтой слюной и проговорил с выражением презрения в голосе:

— А это, ваша милость, ларошельцы слабых от голода и холода уберегают! Вытурили их из города, чтобы, значит, за стенами нашли себе и стол, и кров. А кому они нужны? Вон вчера на редуте Сен-Жерве стреляли, отбивали вылазку гугенотов, так заодно, наверное, с десяток положили этих слабаков! Такое вот, выходит, милосердие…

Олег только головой покачал.

— Ваше благородие! — послышался голос Пончика. — Кони осёдланы!

— Не понимаю, — пробормотал Сухов, — почему бы благородному дону не прибить нахального слугу.

Дождавшись лейтенанта де Лаверня с отрядом, Олег и Жан-Арман увели своих в тыл. Война войной, а обед — по расписанию.

После сытного, хотя и не слишком-то изысканного ужина мушкетёры разбрелись по бараку. Кто-то устраивался сыграть в кости, слуги мыли посуду, граф де Лон дежурил в этот день на конюшне, и было слышно, как лошади перетаптываются в денниках и фыркают нетерпеливо в ожидании скребка и доброй порции овса.

Сухов устроился под навесом, где запасали на зиму хворост и солому — дров нарубить было негде.

Вместе с Яром и бароном де Сен-Клер они чистили мушкеты и смазывали замки. Первая заповедь воина: можешь не мыться месяц и зарасти грязью, но оружие изволь держать в чистоте и образцовом порядке, ибо только исправное и ухоженное ружьё может спасти тебе жизнь.

Олегов мушкет был с батарейным замком оружейника де Бурже. Спасибо мэтру — он сделал спусковой крючок таким, каким его привык видеть Сухов, то есть перемещающимся вертикально, а не горизонтально, как на том же мушкете у Быкова.

И приклад тут удобнее, и шейка ложи вытянута, легко охватывается рукой.

Зарядив ружьё, Олег приставил его к стенке и лишь теперь стянул с плеча особую кожаную подушку — при выстреле мушкет давал сильную отдачу.

Сощурившись, он осмотрелся. Солнце уже село, но офицеры продолжали гонять новобранцев из крестьян.

Вот проехала шагом кирасирская рота с копьями и кавалерийскими короткоствольными карабинами. Им навстречу рысила рота аркебузиров в касках-морионах и кирасах, с копьями наперевес и с тяжеленными аркебузами.

Тут Жерара-Туссена позвал Анри, и Олег с Яром остались вдвоём.

Провожая барона глазами, Быков сказал ворчливо:

— Удивительно, что армия короля вообще не разваливается. Представляешь, у них не существует интендантской службы! Хлеб и фураж поставляют всякие спекулянты. Ёш-моё! У них даже госпиталей нет! Ни санитаров, ни врачей. Ужас!

— Знаю, — кивнул Сухов. — Думаешь, в варяжской дружине медсёстры водились? Плохо то, что нижних чинов набирают из отребья, а офицерьё… Тут каждого второго надо под трибунал отдавать, если по-нашему. Солдаты дезертируют, а капитанам и горя мало. Пусть хоть вся рота сбежит, им же лучше — жалованье солдатское себе присвоят.

Они смолкли. Конный полк разбрёлся поротно, где-то запел горн, из барака доносилось неразборчивое бормотание, смех и стук костяшек.

Наступила тишина, та самая, которой дорожит всякий военный, отлично знающий, как бывает обманчив покой.

Именно в это мгновение прогрохотал выстрел из пушки. Орудие располагалось где-то неподалёку, это Олег уловил почти рефлекторно, но в следующий момент он ощутил морозное дуновение по хребту: стреляли по их бараку!

— Ложись! — заорал он, заслышав посвист ядра, и бросился на землю.

Быков шлёпнулся рядом.

— Какого… — выдохнул Яр.

У Сухова у самого мысли в голове носились рваные и отрывочные. Какой-то пьяный пушкарь выпалил сдуру?.. Подкрались ларошельцы?.. Но как?!

Тут ядро поразило мишень — пробило крышу барака, с треском ломая стропило и разваливая дымоход. По кровле посыпались обломки трубы.

И снова грянула пушка! И ещё раз! Тут уж ни о какой случайности речи не могло быть — их прицельно расстреливали!

Второе ядро снесло угол барака, а третье пробило стену и разворотило печь — горящие уголья сыпанули фонтаном, мигом поджигая запасы соломы.

— За мной! — рявкнул Олег.

Пригибаясь, он помчался в сторону холма, на противоположном, невидимом склоне которого и пряталась неизвестная батарея. Быков припустил следом, на бегу матеря неведомых канониров.

Сухов такую скорость набрал, что не сумел вовремя остановиться, его вынесло за холм, где вокруг трёх длинноствольных кулеврин[105] метались шестеро пушкарей.

Одна из пушек уже была заряжена, и канонир в белой рубахе навыпуск подносил фитиль.

Олег выстрелил с ходу — кулевринёра отбросило, а на его груди расплылось красное пятно. Напарник убитого сориентировался мгновенно и почесал в сторону, прыгая как заяц. Видимо, к оставленным лошадям.

Быков не стал стрелять по нему, он израсходовал боеприпас по заряжающему соседнюю кулеврину.

Один из неизвестных разрядил по Сухову свой пистолет, но промахнулся.

Олег пригнулся, бросая мушкет в траву, и выпрямился, хватаясь за шпагу. Вскочив на лафет с кулевриной, он спрыгнул, с размаху поражая пушкаря. Двое с палашами наголо шагнули к нему, но тут прогрохотали выстрелы — мушкетёры из обстрелянного барака давали сдачи.

Трое уцелевших пушкарей, убедившись, что перевес не на их стороне, решили дать дёру, но подбежавший Акимов выстрелил, перебивая ногу беглецу, мчавшемуся впереди всех. С диким криком кулевринёр повалился, а тут и второй подстреленный шлёпнулся рядом, и стали они орать уже дуэтом.

Сухов, глядя, как почесали к холмам де Террид и Пончик, не стал устраивать погоню — справятся и без него.

Быстро подойдя к поверженной паре, он уткнул кончик шпаги в шею тому, что был постарше и понебритей.

— Кто вас послал? — обратился к нему Олег.

Скуля от боли и загнанно дыша, пушкарь всё же пылал ненавистью.

— Гори ты в аду, проклятый папист! — прохрипел он.

— Гори сам.

Сухов вонзил клинок на глубину ладони. Выдернув шпагу, он приставил окровавленное остриё к глотке канонира помоложе.

Тот, в ужасе пуча глаза, даже вопроса дожидаться не стал, сразу раскололся:

— Н-нас п-послал… м-милорд Б-б…

— Ну? — Шпага сильнее надавила на горло поверженного.

— Это милорд Бу-букинкан! Это он нам приказал!

— Герцог Бэкингем?

— Да, да! В-вот…

Трясущейся рукой он достал из загашника мятые листки.

Олег с удивлением разглядел на одном из них свой собственный портрет. На другом был изображен Пончик. На третьем — Акимов.

— Жербье! — сказал Быков, заглядывая Олегу через плечо. — Этот хренов живописец сдал нас Холланду, а лорд всё передал герцогу!

— Тот сделал выводы, — мрачно кивнул Пончик. — Угу…

— И, конечно же, принял меры, — закончил мысль Виктор. — Шикарно.

Сухов усмехнулся.

— Не смог, гомосятина, до Ришелье добраться, так решил отыграться на нас. Что там, Понч? Все целы?

— Луи убило, — вздохнул Шурик, — который Л’Онуа. Сразу насмерть. Напополам… Угу.

Возбуждённые мушкетёры возвратились, ведя под уздцы коней, захваченных у пушкарей.

— Что это было? — крикнул Жерар-Туссен.

— Месть, — криво усмехнулся Олег.

Послышался топот копыт, и лощиной между холмов проскакали всадники. Впереди спешил лейтенант де Лавернь.

— Кто стрелял? — закричал он, привставая на стременах.

Мушкетёры расступились, позволяя разглядеть позицию с тремя кулевринами и трупами убитых.

— Мы тут допросили одного, господин лейтенант, — проговорил Сухов. — Он признался, что послан герцогом Бэкингемом. И показал вот это.

Олег передал де Лаверню портреты. Тот, с недоумением рассмотрев их, протянул обратно:

105

Кулеврина — лёгкое, но довольно дальнобойное орудие. Обслуживалось расчётом из двух человек.