Моя душа темнеет

– Сделай так, чтобы он замолчал! – Лада взобралась на самую крупную гончую отца, которая с возрастом стала седой и терпеливой.

– И как же мне это сделать?

– Задуши его!

– Лада! Прикуси язык. Это твой брат.

– Он – червяк. Мой брат – Богдан.

Няня нахмурилась и вытерла лицо Раду передником.

– Богдан не твой брат. Я скорее лягу с собаками, чем с твоим отцом, подумала она.

– Он мой брат! Ты мой брат. Скажи, что ты мой брат. – Лада запрыгнула Богдану на спину. Хотя он был на два года старше и гораздо выше, она прижала его к земле, воткнув локти промеж лопаток.

– Да, да! Я твой брат! – запричитал он, то ли хихикая, то ли хныча.

– Выброси Раду вместе с помоями!

Вопли Раду усилились, предвещая истерику. Няня закудахтала, зацокала языком и взяла его на руки, хотя он для этого был уже слишком большим. Он засунул ручонку под ее кофту и ущипнул кожу, рыхлую и морщинистую, как старое яблоко. Иногда ей тоже хотелось, чтобы он поскорее замолчал, но когда он говорил, это всегда получалось у него так мило, что заставляло забыть обо всех его скандалах. Он даже пах очень сладко, как будто мед прилипал к его губам и пропитывал их своим ароматом.

– Будь хорошим мальчиком, – сказала няня, – и тогда поедешь кататься на санках с Ладой и Богданом. Хочешь?

Раду покачал головой. Его нижняя губа задрожала, предрекая новую волну слез.

– Или мы сходим к лошадкам.

Он медленно кивнул, и няня облегченно вздохнула. Она осмотрелась и заметила, что Лады нет.

– Куда она подевалась?

Глаза Богдана округлились от страха. Он уже не знал, чьего гнева боится больше – своей матери или маленькой Лады.

Встревожившись, няня перенесла Раду на бедро. Его ножки болтались и с каждым няниным шагом бились о ее ноги. Она прошла по коридору к узкой лестнице, ведущей к спальням.

– Лада, если ты разбудишь маму, будет…

Она остановилась и прислушалась. Ее лицо, вслед за лицом Богдана, исказилось от ужаса. Из гостиной в передней части дома доносились голоса. Низкие. Мужские. Они говорили на турецком, на языке османского народа, так часто становившегося их врагом.

Значит, Влад был дома, а Лада…

Няня побежала по коридору, ворвалась в гостиную и обнаружила там Ладу, стоящую в центре комнаты.

– Я убиваю неверных! – рычала девочка, размахивая маленьким кухонным ножом.

– Правда? – Влад обратился к ней на языке саксов, языке, наиболее распространенном в Сигишоаре. Саксонский язык няни был очень примитивен, а Василиса, бегло говорившая на нескольких языках, со своими детьми не общалась. Лада и Раду говорили только на валашском.

Лада не поняла вопроса и замахнулась на Влада ножом. Влад поднял бровь. На нем был дорогой плащ, на голове – замысловатая шапка. Лада не видела отца почти год. Она его не узнала.

– Лада! – прошептала няня. – Иди скорее сюда!

Лада уверенно стояла на упругих ножках, вытянувшись во весь свой маленький рост.

– Это мой дом! Я – Орден Дракона! Я убиваю чужаков!

Один из трех мужчин, сопровождавших Влада, пробормотал что-то по-турецки. Няня почувствовала, как на ее лице, шее и спине выступил пот. Неужели они убьют ребенка за то, что он им угрожает? Неужели ее отец это допустит? Или они убьют ее саму за то, что она не в состоянии уследить за Ладой?

В ответ на выходку дочери Влад снисходительно улыбнулся и поклонился трем мужчинам. Они кивнули и вышли из гостиной, не глядя ни на няню, ни на ее непослушную подопечную.

– Скольких чужаков ты убила? – голос Влада, на этот раз в мелодично-романтической тональности валашского, прозвучал плавно и холодно.

– Сотни. – Лада указала ножом на Раду, который спрятал лицо, прижавшись к няниному плечу. – А этого я убила сегодня утром.

– А теперь убьешь меня?

Лада замешкалась и чуть опустила руку. Она смотрела на своего отца, и узнавание проступало на ее лице, как капли молока, падающие в чистую воду. Быстрым, змеиным движением Влад выхватил нож из ее ладони, схватил ее за лодыжку и поднял в воздух.

– А теперь, – сказал он, держа ее вниз головой, – как ты думаешь, сможешь ли ты убить того, кто больше, сильнее и умнее тебя?

– Ты сжульничал! – глаза Лады сверкнули так, что няня окостенела от ужаса. Этот взгляд предвещал войну, разрушение или огонь. Чаще всего все сразу.

– Я выиграл. И это главное.

Вскрикнув, Лада выкрутилась и ударила отца по руке.

– Клянусь Богом! – Он уронил ее на пол. Она скрутилась в шар, откатилась подальше от него, присела на корточки и, взглянув на него, оскалилась. Няня съежилась, ожидая, что Влад разгневается и побьет Ладу. Или побьет ее за то, что ей не удалось воспитать его дочь смиренной и покорной.

Но вместо этого он рассмеялся:

– Моя дочь – дикарка.

– Мне так жаль, мой господин. – Няня опустила голову, подавая Ладе отчаянные знаки. – Она переволновалась, увидев вас впервые после столь долгой разлуки.

– Что с их образованием? Она не говорит по-саксонски.

– Нет, мой господин. – Это было правдой лишь отчасти. Лада подхватила саксонские ругательства и частенько выкрикивала их из окна людям на оживленной площади. – Она немного знает венгерский. Но здесь некому заниматься их образованием.

Он цокнул языком, его умные глаза стали задумчивыми.

– А этот каков? Тоже свиреп? – Влад наклонился туда, откуда, наконец, выглянул Раду.

Раду тотчас же залился слезами, снова уткнулся в нянино плечо и сунул руку под ее чепец, стремясь зарыться в ее волосы.

Губы Влада скривились от отвращения.

– Этот весь в мать. Василиса! – позвал он так громко, что Раду от ужаса замолчал и теперь только икал и сопел. Няня не знала, оставаться ей или уходить, но ее еще никто не отпускал. Лада не обращала на нее внимания и продолжала настороженно следить за отцом.

– Василиса! – снова прорычал Влад. Он протянул руку, намереваясь схватить Ладу, но на этот раз она была готова. Она резко отскочила и забралась под полированный стол. Влад постучал по нему костяшками. – Отлично. Василиса!

Его жена, спотыкаясь, вошла в комнату – с распущенными волосами, в одном халате. Она похудела. Скулы выпирали под потухшими пустыми глазами. Рождение Лады едва не убило ее, а Раду выкачал из нее всю жизнь, которая еще в ней теплилась. Она уныло осмотрелась: залитый слезами Раду, Лада под столом, и ее муж, наконец-то вернувшийся домой.

– Да? – спросила она.

– Так ты встречаешь своего мужа? Правителя Валахии? Князя? – он торжественно улыбнулся, отчего его длинные усы приподнялись и обнажили губы.

Василиса напряглась.

– Они сделали тебя князем? А как же Александру?

– Мой брат мертв.

Няня подумала, что Влад совсем не похож на человека в трауре.

Взглянув, наконец, на свою дочь, Василиса позвала ее:

– Ладислава, вылезай оттуда. Твой папа вернулся.

Лада не пошевелилась.

– Он не мой отец.

– Достань ее оттуда, – шикнула Василиса на няню.

– Ты что, не можешь справиться с собственным ребенком? – голос Влада был чистым, как голубое небо в морозных глубинах зимы. Зубастое солнце, как они называли такие дни.

Няня еще больше сжалась и повернулась так, чтобы скрыть Раду от взгляда Влада. Василиса отчаянно озиралась по сторонам, но выхода из комнаты не было.

– Я хочу домой, – прошептала она. – В Молдавию. Пожалуйста, отпусти меня.

– Умоляй.

Изможденное тело Василисы содрогнулось. Она встала на колени, склонила голову и взяла ладонь Влада.

– Пожалуйста, пожалуйста. Умоляю тебя. Отпусти меня домой.

Свободной рукой Влад погладил длинные засаленные волосы Василисы. Потом схватил их, наклонив ее голову набок. Она закричала, но он тянул все сильнее и заставил ее встать. Приблизив рот к самому ее уху, он произнес:

– Ты – самое слабое существо, которое я когда-либо встречал. Ползи обратно в свою нору, спрячься там. Ползи! – Он швырнул ее вниз, и она, рыдая, выползла из комнаты.

Няня уставилась на искусно вытканный ковер, покрывавший каменный пол. Она ничего не сказала. Ничего не сделала. Она молилась о том, чтобы Раду молчал.