Как цветёт миндаль

«Но смеётся текущее поколение

и самонадеянно, гордо начинает ряд новых заблуждений,

над которыми также потом посмеются потомки.»

Н.В. Гоголь «Мёртвые души»

Глава I «Плоды»

Любовь, однажды я пытался нарисовать любовь…

Но взирая на чистый лист бумаги, она лукаво улыбнулась мне,

Тогда я решил рассказать о любви!

Оставаясь безмолвным, она сама говорила во мне.

Неужели и в этой игре я не смогу её отыскать!?

Мечась из стороны в сторону, звучало лишь смешливое «холоднее, совсем холодно» …

Любовь! Мне, наконец, не нужно доказательств.

Теперь я чувствую, я понял… В Нас она.

Редчайшая спутница современного городского жителя, принимаемая вернее за недуг и предвестник… нет, не душевного откровения (ведь ангелы, поговаривают, здесь больше не живут) … нравственного очевидно расстройства – экзальтация, в своём, то ли творческом, то ли психическом суверенитете, привела меня к такой поэтике, потребовавшей ни много ни мало целого манифеста. Ибо о счастье, пусть и в обличие болезненного откровения, необходимо заявлять. При этом только завершённость композиции схватывает и трансформирует летучие фантазии в жизненную историю. Для чего следовало бы содержанию придать определённую форму.

Музыка! – Воскликнул я. – Именно она сможет сделать этот призыв убедительными гармоничным. Мгновение задумчивости спустя:

Пааа-ба-ба, па-ба-ба-ба-ба-бааа-ба-ба,

Па-ба-бааа…

Зазвучало в моей голове, помогая губам шептать в интервалах прозу. «Jo Dassin позавидовал бы» – думаю так назвал бы этот этюд, человек знакомый с основами самоиронии.

Музыка, изобразительное искусство, литература… Потребительское творчество призвано работать с чувствами и эмоциями «зрителя». Но как же заманчиво, порой, самому подсмотреть, как же эта всегда молодая чета (чувства и эмоции) исправно рождает близнецов, двух девочек – вдохновение и идею; передаваемых, в свою очередь, на попечение юношей – таланта и интеллекта. Мы же сами, являясь носителями и опекунами этих начал, заботливо пытаемся усмирить бушующие внутри страсти, страшась всего неизвестного, непонятного, неудобного и некапитального. Тем самым ограничиваем собственную творческую свободу, усиливая общее состояние разочарования от бесплодности чувств и меланхолии интеллекта. Научиться видеть вокруг себя, анализировать приходящие факторы, оценивать действительность, проводить due diligence (буквальный перевод с английского – должная добросовестность; по существу, представитель финансовой терминологии) предстоящих решений и влиять на происходящее – приоритетная и, надо заметить, вполне посильная задача. Основной же помехой на таком конструктивном пути выступает не конкуренция, не общественные связи, не пресловутая удача, не даже лень и косность мышления, а буквально мы сами – наш «бедный» и разочарованный внутренний мир, не требующий, кстати сказать, в рамках мнимой добродетели, дотаций и вспоможения у развитой экономики, в образе материального благополучия. Уязвлённая гордость отверженного здесь не причём. Как и недостаточно совершённой сделки с совестью, которая своеобразным «Гоголевским Ревизором», с наивной простой и чарующей непосредственностью определяет слабости в «новой обстановке» и смело берётся исполнять трагикомичную пьесу. Её незамысловатый, но глубокий сюжет способен здорово и основательно развлечь, превратив самолюбивую персону в строжайшего либо невротичного критика. Но сомневаться не приходится, в том, что совесть способна легко и игриво выдерживать любые честолюбивые нападки – так не успеешь и заметить, как умерив свой самокритический пыл, самовольно и с комфортом расположишься в роли обыкновенного ничего толком не подозревающего зрителя, причём своей же собственной судьбы. Воля и сокровенные идеалы, стремительно теряют свои силы и основательность, когда в происходящем перестаёшь узнавать самого себя. Между тем, внутри нас целый Мир, страдающий от неразделенной, а вернее нереализованной Любви. Только лишь влюблённый имеет право на звание человека? Если не ограничиваться в осмыслении любовных переживаний междоусобными, или лучше сказать, столкновениями между особями, стоит признать основательность выставленного Блока, нападкам на счастье активного самосознания. Не раз наталкиваясь на подобное поэтическое и романическое «препятствие», тоскливо и сам узнавал себя беснующимся среди несовершенного вида за преодоление статуса недочеловека. Как же иначе!? Высшая идея, высшая мысль, высшее чувство – все эти несказуемые идеалы формируются с рождения в каждом из нас неизведанной, но всеобъемлющей Любовью. Но на поверхности, в миру, это звучит, конечно, дико примитивно и непрактично. Поэтому получение и познание плодов этой Любви в реальной жизни практически недоступно. Ведь сначала чудо, а затем уже, пожалуй, и вера – такую последовательность мы выбрали, правда же? Если доказательства существования совершенной энергии любви находятся где-то в области веры и непонятных, неконтролируемых проблесках одухотворения…если в таком мировосприятии и самосознании кроется пресловутая свобода, преподанная нам посланником вседержителя… К чёрту тогда, наверное, все эти внутренние переживания и поиски мнимых совершенств. Лучше, видимо, сосредоточиться на рациональном развитии и соответствии обществу. Остаётся довольствоваться, а не удивляться редким проявлениям «неистового» вдохновения, когда поступки, слова, любые движения тела и мысли граничат с гениальностью; усталость совершенно забыта, а в сложнейших технических приёмах сквозит невыразимая лёгкость. Ведь, мы с удовольствием назовём эти проявления плодами нашего собственного труда, но… Чтобы таковыми являться, необходимо постоянство «урожая». Неповторимость же, это отклонение.

Подобные отклонения, как и проблески таланта, всё же приводят к нам подругу веры – надежду, которая всем своим, честно говоря, весьма посредственным очарованием, уговаривает заглянуть внутрь себя, рассмотреть, познакомиться и, может быть даже, подружиться с самим собой. Да, явятся наравне с сильными, и слабые стороны личности, но всё же, явятся в рамках гармонии, для балансировки своих активов и пассивов. Пожалуй, лучше развивать свои преимущества, нежели тратить последние силы на сокрытие своих недостатков и страхов, словно убытки в бухгалтерском отчёте, которые, стоит отметить, никуда не пропадут, и, так или иначе, в будущие периоды их выявить нарастающим итогом придётся. Поэтому не нужно сразу паниковать, когда у финансового контроля и экономического анализа остаётся одна лишь надежда – стоит прислушаться, так как впереди не только неприятности, но и пути искупления.

***

Признаюсь, верю я себе, что мысль приведёт к откровению и главной идее жизни, но верую со страхом – то ли боюсь «спугнуть» одухотворение, то ли сомневаюсь в своей состоятельности, а быть может и в самом существовании истины. Вера и страх стали неразлучны, поэтому избавившись от второго, боюсь, потеряю и первую. И может быть, придёт время быть разбросанными на полях решающих битв этим своеобразным щитам и мечам, но только не сегодня. Ещё послужат, ещё позволят сражаться и совершать ошибки, причинять боль и разжигать страсти, заменять покой усталостью. Но ведь это необходимо, дабы пройти путь. Какой? Не знаю. Для чего? Не ведаю. Просто ощущение неуёмной жажды, словно с каждым днём иссыхает внутренний источник любви, превращая реальную жизнь в чёртово похмелье. Правда, собственное злорадство исправно находит поводы для веселья в таком состоянии, подливая масла в огонь. Да и тошнота, по правде, меня уже не пугает, ведь лет, застолий и приключений набралось уже порядочно. Поэтому от похмелья перейдём к творчеству…

Как же важно каждому из нас конвертировать свои переживания в мелодию, строку, рисунок, мысль. Нет, не для того чтобы увеличить экспозицию некоего культурного центра или попасть в «пантеон» великих творцов. Цель не столько в создании культурных гарантий защиты психического здоровья человека, сколько в постепенном изменении сознания, развитии ценностных характеристик, за счёт соединения внутреннего состояния и внешних проявлений, гармонизации чувств, мыслей и действий. Между тем, чувствуем одно, думаем иное, а ведём себя в соответствии с обстоятельствами места и действия, а не производными собственных чувств и, зачастую, мыслей. Можно даже посоветовать ни в коем случае не требовать от окружающих правды и абсолютной искренности в поведении, предупреждая совершенно неуместные, в лучшем случае комичные (в лучшем – это когда не касаются непосредственно твоей персоны), а порой и потенциально «уголовные» откровения. В цивилизованном обществе правда становится безответственной, уступая первенство пользе. Во имя пользы общественного или личного блага, предрассудок шлифует чувства, а рассудок мысли – так продукт, прошедший огранку, хорошо продаётся. Во всяком случае, чаще всего правдой становится именно то, что мы хотим услышать. Остальное же проще счесть за недопонимание, фальшь или, на худой конец, самодурство и прегрешение. Так ведь и я, сказать по правде, полюбил говорить людям именно то, что они хотят услышать. В качестве же оправдания уповаю не на плебейское начало, а на своеобразную форму благотворительности. Но ведь оправдания служат в пользу бедных!? Бедных здравым умом, в данном случае. Ведь резоном таковой благотворительности является самолюбивая, а значит, подслеповатая вера в особое достоинство и в принадлежность к необыкновенным людям, которым не подходит общая колея развития и поведения, да и законы общественные которым не писаны. Не то чтобы воображение будоражит «Раскольниковский прецедент», но в условиях настоящего, создавать собственную картину мира, несносный внутренний ребёнок всё-таки требует. А для этого необходимы не богатые родители, а иллюзорные совершенства и очарованные поклонники. Попытки заставить же этого Enfant terrible (фр. – капризный, избалованный, несносный ребёнок) вести себя Comme il faut (фр. – как подобает, приличественно) общим взглядам на порядочную жизнь, похожи на лицемерное подражание мнимым добродетелям благородства и роскоши французского двора. При этом «поскребите любого русского, и увидите татарина» – остроумно замечет французский фольклор. И эта уничижающая Bon mot (фр. – острота) заслуживает, в первую очередь, персонального осознания, а не национального оскорбления и праведного славянского возмущения. Дело совершенно не в том, что русские – бесталанные подражатели, а татары малообразованные дикари. Все друг друга стоят, вне зависимости от этнической природы или религиозной принадлежности. Суть в трагическом комизме бессознательного, а в отдельных случаях «продвинутых» людей, и осознанного лицемерия. Для всех верований это едва ли не «верховный» грех, требующий незамедлительного раскаяния, исповедания и искоренения; для науки, в лице психологии – когнитивный диссонанс, требующий если не консонанса (соответствия), то по крайней мере, снижения дискомфорта; для жизни же – норма. И если за прихожан и пациентов, по идее, переживать не стоит, ведь им помогут найти лазейки, чтобы оставить всё как есть, но ощутить удовлетворение, то светские вольнодумцы призваны и дальше мучиться просто, либо мучиться в поисках ответа на вопрос, реален ли облик современного успешного человека без чар лицемерия. Но какие же удовольствия без греха?