Метро 2033: Уроборос

Когда с юга через Нагатинскую прошел большой караван (хорошо, в дозоре тогда стояли многое повидавшие на своем веку бойцы, а не кто-нибудь вроде Михи и Глеба, кто с перепугу мог открыть огонь), один из сопровождавших его сталкеров разговорился. Вроде бы он однажды «промахнулся» мимо Площади Революции (она тогда еще не принадлежала Красной линии, и за обладание ею шли ожесточенные бои) и забрел в странный туннель, чуть ли не отвесно уходящий вниз, причем не было в нем даже намека на присутствие крыс или какой-нибудь еще живности. То ли мужика преследовали, то ли всему виной было любопытство, но полез он дальше и через некоторое время оказался в огромном зале, больше напоминавшем пещеру – уж точно не обычное метро. Он даже о сталактитах рассказывал, но тут уж Симонов ему не поверил. Откуда бы им там взяться? А посреди этой пещеры стоял самый настоящий терем, причем деревянный, но дерево было не простое, а окаменевшее. Жаль, Влад окончание не дослушал: главный по каравану дал приказ отправляться дальше.

В стене слева черным провалом выделялась ниша. В ней странным напоминанием о прежнем мире валялась кепка, состоявшая из козырька и ободка, с помощью которого она держалась на голове: ярко-оранжевая, с синими волнами и маленькой схематичной фигуркой плывущего человека. Винт рассказывал, что до Катастрофы любил купаться. Парень ему не слишком верил, искренне не понимая смысла подобного времяпрепровождения.

В подземке кое-где просачивались грунтовые воды. Для некоторых станций они представляли немалую опасность. Все еще текла речушка, убранная с глаз долой еще при каком-то из царей из-за многочисленных нечистот, в нее сливаемых, и отвратного запаха. В нее бы точно никто по доброй воле не полез. Страшно было даже предположить, какая дрянь могла там водиться, не говоря уж о различных монстрах, только и ожидавших, когда к ним притопает свежее мясо.

Мир перевернулся. Об этом можно было говорить сколько угодно, но Симонов точно не собирался горевать, страдать и заламывать руки. Он родился уже здесь: в темном таинственном лабиринте, среди туннелей, ходов и лазов, заброшенных и жилых станций с многочисленными палатками и даже коробками, заменявшими людям дома. Его жизнь протекала в сумраке, при красном аварийном освещении и волшебном сиянии неоновых и ртутных ламп. Он попросту не знал мира наверху, а все рассказы о нем воспринимал как сказки. Даже если они и являлись правдивыми, к самому Владу они не имели никакого отношения.

Из бокового ответвления потянуло гнилью, сладковатым омерзительным запахом разлагающейся плоти. Там обитало очередное чудище, то ли порожденное радиацией, то ли давно, еще в мирные времена, взращенное нечистотами огромного мегаполиса и мутировавшее под воздействием всякого рода химии, попадавшей сюда. Сейчас оно спало, и Владу совсем не с руки было его беспокоить. Гораздо сильнее тревожил его некто, шедший за ним по пятам. Человек? Мутант? Не виданное ранее существо? Призрак?.. Парень не знал и не стремился узнать, он лишь пытался идти как можно тише и спокойней, стараясь не показывать страха и не поддаваться панике, прекрасно понимая: стоит побежать или показать, будто заметил слежку, и все – конец.

А совсем рядом жили люди: выращивали грибы, кормили свиней, питались сами, смеялись и плакали, травили байки у костра, спали… И герои нового времени – сталкеры – поднимались наверх, в более уже не принадлежащий человечеству мегаполис под древним и таким родным названием – Москва.

Преследователь приблизился, в спину ударил ледяной ветер, вмиг продравший до костей. Влад стиснул зубы, невольно ускоряя шаг и собирая в кулак всю имеющуюся в его распоряжении силу воли. Выдать себя – смерти подобно; не выдать – невозможно.

За спиной – шаги, а не цоканье по полу острых коготков, не шелест чешуйчатого тела. И шаги человеческие, не какой-нибудь дробный перестук, не позволяющий понять, сколько ног у преследователя: две, три, а то и восемь, как у коня Слейпнира, в незапамятные времена принадлежавшего какому-то северному то ли богу, то ли герою.

Выдох в самую шею. Теплый воздух пошевелил волосы на затылке, но ледяной ветер не угомонился, кажется, даже обрел большую силу – еще минута, и заморозит окончательно, превратив в ледышку или камень.

– С-скучал? Приш-шел-л, – произнесла… произнес… произнесло… неясно кто прямо на ухо, и парню просто кровь из носу захотелось обернуться, пусть это и стало бы для него началом конца. Конца всему! Именно в это мгновение он четко осознал, что спит в своей палатке, которую делит с Винтом и еще одним нагатинцем, Семеном – дозорным неблагополучного южного туннеля. Однако это ничего не значило, ведь, если обернется сейчас, уже не проснется никогда.

Ноги словно приросли к полу, но это вовсе не помешало начать поворачиваться – хотя бы периферическим зрением поймать преследователя…

– А группа так и не дошла, между прочим, а ты дрыхнешь, беды не зная, – сказали над ним громко. – Просил ведь не ставить тебя в дозор вместе с этими оболтусами: они на тебя плохо влияют. Давай-давай, глазки открывай. Зла на тебя, Влад, не хватает. Вижу же – не спишь уже.

Сон слетел мгновенно. Симонов больше не видел туннеля, не ощущал ледяного ветра и присутствия странного преследователя. По поводу последнего внутри шевелилось разочарование и сожаление, все же любопытно было, кто же это такой, но Влад отогнал все неуместные мысли усилием воли. Не до них теперь.

– Как это – не дошла?! – воскликнул он, привставая и открывая один глаз. Помотал головой, прогоняя остатки сна, и уже нормально, двумя глазами, воззрился на Семена. – Добрутро.

Крупный, лысый мужик с очень темными, едва ли не черными глазами и с кривым шрамом на подбородке, казалось, занял всю палатку, а ведь была она не такой уж и маленькой. Винта на станции уважали, ему и выделили отдельный «дом», а потом он пустил к себе пожить Симонова и Семена, мотивируя тем, что бывает здесь от случая к случаю, да и тогда часто остается у недавно овдовевшей Софьи Антоновны, заведующей свинофермами, или у Клавдии, или еще у кого-нибудь из местных женщин.

– А вот так-то, Владка, – сказал Семен и растянул губы в очень нехорошей улыбке. – Так-то… – повторил он, – никто и не думал, будто мы с севера неприятностей огребем, все за юг беспокоились, а оно, видишь, как обернулось.

– А наши точно выходили с Тульской? – усомнился парень.

– У нас еще и проблемы со связью, малой – прямо все одно к одному навалилось. С Тульской лишь тридцать минут назад поговорить удалось – сказали, группа ушла двенадцать часов назад. Даже если предположить, что заплутали, не там свернули, хотя дорогу, как облупленную, все наизусть знают, давно поняли бы ошибку и вернулись. И связь, кстати, сразу после разговора приказала долго жить. Может, эти бедолаги обратно добрались – гадай теперь.

– Странно… – проговорил Влад. Дозорный на это лишь скептически фыркнул.

– Обрывы телефонной линии и раньше случались, это как раз не беспокоит, – проговорил он. – Но вот пропажа людей… очень неприятно.

Симонов нахмурился и потер лицо ладонями. Выходит, не оттуда они ожидали опасности? Пока стерегли южный туннель, кто-то подобрался с севера?..

– Оболтусов твоих уже допросили, ничего вразумительного они так и не сообщили. А я решил с тобой переговорить, так скажем, по-соседски.

– Почему не разбудили раньше?! – удивился Влад.

– Добудишься тебя, как же, – фыркнул Семен. – Если бы не дышал учащенно, вообще могли бы предположить, будто помер или в летаргический сон впал. В общем, решили поначалу оставить тебя в покое, допросили братцев-акробатцев и начали спешно собирать группу. Как проводили, так я снова к тебе и заглянул.

– Сколько я спал?

– Часов шесть.

Парень тихо выругался. В отличие от большинства знакомых ему людей, способных урывать на сон по два часа, а потом нормально себя чувствовать, ему требовалось минимум четыре, а то и все шесть или восемь. Прикорнуть на полчаса можно было и не рассчитывать – подобное издевательство над собственным организмом было чревато головной болью и общим муторным состоянием, предшествующим обычно простуде, а также повышенной тревожностью. Лучше уж было не ложиться вообще. И спал он обычно очень крепко, не реагируя ни на кого и ни на что.