Цель

– Я видел тебя в кампусе до той ночи в «Мэлоуне» – признается он. – И да, я решил, что ты клевая, но не настолько, чтобы отчаянно пытаться выяснить, кто ты.

– Ну спасибо.

– Ты уж определись, дорогая. Или ты хочешь, чтоб я был влюблен в тебя, или тебе насрать.

Я хочу и то и другое, и в этом, черт возьми, проблема.

– Как бы там ни было, я видел тебя раньше. Но ночью в баре, когда посмотрел тебе в глаза, сидя в другом конце бара, произошло что-то волшебное, – сказал он. – Знаю, ты тоже это почувствовала.

Я поднимаю сэндвич, откусываю маленький кусочек и жую очень медленно, чтобы оттянуть ответ. Он снова пугает меня своим уверенным взглядом и не терпящим возражений тоном. Никогда не встречала парня, который может бросаться фразами вроде «любовь с первого взгляда» или «произошло что-то волшебное», не покраснев или хотя бы не засмущавшись.

Наконец я заставляю себя ответить ему.

– Единственное волшебство, которое случилось, состоит в том, что нам понравилось увиденное. Феромоны, Такер. Ничего больше.

– Только отчасти, – соглашается он, – в этом было что-то большее, чем просто феромоны, ты это знаешь. Была связь в тот момент, когда мы взглянули друг на друга.

Я поднимаю к губам свою диетическую колу и выпиваю почти половину.

– Хочу убедиться в этом. Думаю, было бы глупо этого не сделать.

– А я думаю… – ищу слова, – думаю…

Думаю, ты самый очаровательный парень, которого я встречала.

Ты потрясающий в постели, и я хочу заняться с тобой сексом снова.

И еще думаю, если бы мне можно было разбить сердце, ты мог бы это сделать.

– Я вчера ясно выразилась, – наконец говорю я, – что не заинтересована в отношениях и даже в приятеле для траха. Мне нужен был секс. Ты мне его дал. Это все.

От меня не ускользает разочарование, промелькнувшее в его взгляде. С ним приходит боль сожаления, отчего мой живот болезненно скручивает, но я уже выбрала свой путь, и мне нужно смотреть дальше. А я очень хороша, когда дело доходит до того, чтобы придерживаться взятого курса.

– Знаю, что вы, спортсмены, чертовски упрямы и не сдаетесь, если хотите чего-то, и все же… – я перевожу дух, – прошу тебя сдаться.

Он сжимает зубы.

– Сабрина…

– Прошу. – Я добавляю голосу нотку отчаяния. – Просто сдайся, ладно? Я не хочу ничего начинать и идти на свидание. Хочу просто… – Я поднимаюсь, но ноги не держат меня. – Просто пойти на урок, и все.

После бесконечно долгого молчания он тоже встает.

– Конечно, дорогая. Если ты этого хочешь.

Это не насмешка, тут нет даже намека на обещание вроде: Конечно, дорогая, я сдамся… сейчас. Но буду преследовать тебя до тех пор, пока не измотаю.

Нет, в его словах звучит твердость, от которой мне становится грустно. Джон Такер – очевидно, человек слова, и хотя стоило бы восхищаться этим, я вдруг понимаю, что лгу себе, потому что это я чувствую разочарование.

– Увидимся, – говорит он хрипло.

А потом без лишних слов уходит, оставив меня в ужасе смотреть ему вслед.

Я знаю, что поступила правильно. Даже если бы у меня была куча свободного времени, чтобы проводить его с Такером, в моей жизни нет места таким как он. Он милый и искренний, и, очевидно, у него есть деньги, тогда как я стервозна, измучена и живу в канаве. Он может все что угодно говорить о связи с первого взгляда, но это не изменит реальности.

Я неподходящая девушка для Джона Такера и никогда ею не буду.

Тренировка – дерьмо. Команда просто не сработалась в этом сезоне, и тренер Дженсон безжалостно наседает на нас из-за того, что у нас есть несколько проигрышей, портящих нашу статистику. Вчерашнее поражение тяжело сказалось на нас: команда второго дивизиона не должна была размазывать по льду наши задницы, но тем не менее сделала это.

Из-за нового тренера, Фрэнка О’Ши, все стало только хуже. Я благодарю свою счастливую звезду, что не играю в защите. О’Ши, кажется, объявил вендетту Дину: постоянно выкрикивает его имя и заостряет внимание на его ошибках.

Щеки Дина становятся красными, как помидоры, всякий раз, как О’Ши открывает рот. Если верить Логану, этот человек был ведущим тренером в средней школе Дина. У них, очевидно, есть какое-то общее прошлое, но Дин не делится этим, хотя заметно переживает по этому поводу. О’Ши не только постоянно приказывал ему заниматься сверхурочно, но, очевидно, еще и заставил Дина тренировать детскую команду в начальной школе города.

После замены я подкатываю к скамейке и тяжело прислоняюсь к стене, затем вливаю в рот немного воды и наблюдаю, как Гаррет пересекает синюю линию. Сегодня мы до сих пор еще не открыли счет – настолько все плохо. Мы не можем открыть счет, даже когда играем сами с собой, и это не потому, что наши вратари в отличной форме… Никто из форвардов не может собраться, включая меня.

Звучит свисток. Тренер начинает орать на одного из младших защитников за то, что тот прошляпил шайбу.

– Что это было, Келвин? У тебя была возможность для передачи, а ты решил ее упустить?! – Тренер готов рвать на себе волосы.

Я его не виню.

– Я бы сделал эту передачу, если бы был там, – ворчит рядом Дин.

Я смотрю с сочувствием. Одним из первых распоряжений О’Ши было сменить расстановку игроков. Он поставил Дина в пару с Бродовски, а Логана – с Келвином, тогда как все мы знали, что Логан и Дин в паре несокрушимы.

– Уверен, О’Ши скоро поймет свою ошибку.

– Да, точно. Это наказание. Сукин сын ненавидит меня.

Мое любопытство вновь задето.

– Почему это?

Дин становится мрачнее.

– Не беспокойся об этом.

– Не уверен, знаешь ли ты, – весело говорю я, – но секреты убивают дружбу.

Он ржет.

– Точно хочешь поговорить о секретах? Где, мать твою, ты был все выходные?

Я мгновенно стираю с лица веселое выражение. Я нормально отношусь к тому, чтобы посвящать своих друзей в свои любовные дела, но не хочу обсуждать Сабрину с Дином, особенно когда знаю его мнение о ней. Кроме того, о чем тут, мать его, говорить? Она отшила меня. Я позвал ее на свидание, а она ясно дала понять, что этого никогда не будет.

Если бы был хоть малейший шанс, что она примет мои ухаживания, может, я бы и не согласился с ее ответом. Может, пересекся бы с ней после уроков еще несколько раз, купил бы еще пару сэндвичей, применил бы свой шарм, налегая на южный акцент всякий раз, когда чувствовал бы, что она ускользает.

Но я видел ее взгляд. Сабрина была уверена в том, что сказала: она больше не хочет видеть меня. И хотя я не прочь проявить настойчивость, я не собираюсь бегать за кем-то, кто не заинтересован во мне.

И все-таки это хреново. Когда мы сидели на той скамейке, больше всего на свете я хотел затащить ее к себе на колени и трахнуть прямо там, плевать на прохожих. Сам Дин мог бы стоять там, постукивая по циферблату часов, но я бы не остановился. Мне понадобилась вся сила воли, чтобы подавить животный инстинкт, но, черт, что-то в этой девушке…

Она не просто красотка, хотя это вовсе не мешает. Она… проклятье, я даже не могу выразить это словами. У нее жесткий фасад, но внутри она мягкая как масло. Я вижу проблески ранимости в ее бездонных темных глазах и просто хочу… заботиться о ней.

Парни рассмеялись бы, если бы знали, о чем я сейчас думаю. А может, и нет: они и так каждый день издеваются надо мной из-за моей «заботливости».

Дома я – повар, делаю большую часть уборки и слежу за тем, чтобы техника находилась в рабочем состоянии. Так меня воспитала мама. Отца не было – он умер, когда мне было три года, так что я едва его помню. Но мама всеми силами пыталась сделать так, чтобы я не ощущал его отсутствие, а отца, которого мне все же недоставало, заменили тренеры по хоккею.

Техас – футбольный штат. Я бы, вероятно, пошел по этому пути, если бы в пять лет не побывал на каникулах в Висконсине. Раз в год мы с мамой навещали сестру моего отца в Грин-Бее. Или, по крайней мере, пытались. Иногда на это не было денег, но мы старались изо всех сил.