Страница 20 из 27
– Смотря в каком возрасте, – отвечаю, догадываясь, о чём он. Перекрывая хихиканье оживившихся молодок, Иван произносит, глядя на меня уже знакомым мне твёрдым взглядом:
– Мужику серьёзное дело необходимо. В любое время. Крепкое дело в жизни! На этом жизнь его держится. И страна держится! Тебе ли это говорить?
– И интерес к нему таких вот, – он мотнул головой в сторону, – молодок будет тогда. А так что?
Я слушаю молча. И радуюсь за Ивана. Начинаю его узнавать таким, каким он был раньше. Напористым.
– Не будет этого у рабочего человека – превратимся все скопом в пыль.
Он замолчал, нахохлившись.
Глядя на меня из-под мохнатых бровей, сказал:
– Ты не смотри на меня так! Сегодня сороковины. С утра помянул.
– Кто-нибудь из родственников? – спросил я.
– Родственников, – повторил, как эхо, Иван, – ты помнишь Лёшку Каткова?
– Спросил тоже! – встрепенулся я. – Как не помнить нашего Жана Маре?
– Нашего маленького Жана Марэ, так мы его звали, – поправил Иван.
– Да, да, – подхватываю я. – Красавец! Как Марэ. Только миниатюрный. Небольшого роста. Ладненький! Занимался шахматами, фехтованием.
– Носил рубашки, перекрашенные в чёрный или красный цвет. Обязательно причёска «канадка» и поднятый воротничок рубахи, – улыбается Иван.
– И брюки узкие, – продолжаю я.
Меня останавливает его сухое:
– Похоронил я его.
– Да что ж такое? Как? Он же моложе нас с тобой… И не пил совсем? Отличный компрессорщик-ремонтник.
– А я пил? Ну как сейчас, пил? Некогда было… Тут какая история. Ты-то в Саратов уехал, а мы здесь осели накрепко. У него не всё получалось с его мечтой. Три дочери – одна за одной. А сына нет! Он решил не сдаваться. «Мне сын нужен! – твердил. – Породу надо улучшить! Рослый сын… Найду красивую, какую мне надо, и попробую…»
– И что?
– Что! В Новополоцк набирали бригаду на пуск завода. Он и подался вместе со всеми. Все-то в основном за квартирами ехали, а он со своей целью.
– Семью взял с собой?
– Конечно, нет. Зачем на данном этапе? И надо же! Подобрал себе пару. Мария чуть не на голову его выше. А симпатичная!
Загогулина вышла: родила она ему двойню – Ваню да Маню.
Малость перестарался Алёшка. Как вернулся в прежнюю семью, скрывать ничего не стал. Ольга-то взбрыкнула вначале. Но что поделать? Одной с девками оставаться непросто. Стал он жить на две семьи.
Перевёз новополоцких потом сюда, к нам. У Марии была квартира однокомнатная, от бабушки осталась. Сумели поменять. Чего стоили ему заботы о двух семьях, я знал. Но парень стойкий. То в рыбацких артелях на Волге подрабатывал, то с дикой бригадой сварщиком калымил. Дети были ухожены. Все. А тут как раз нас всех предали. Заводы стали рушиться. Всё вокруг закачалось, зашаталось. Разве мог он такое предвидеть? Наш стратег, Алексей? Совестливый был – не просто ему было. За что только он ни брался! Лишь бы копейку добыть. Подолгу в отъездах был. Челночничал поболее года. Я любил его. Первый друг! По мелочам, как мог, помогал. Тогда, в середине девяностых, у нас ещё теплиц не было. Сын позже развернулся. Нас, середняков, из седла вышибли, дошла очередь до молодняка. Наркоту запустили.
А сын его, Игорь, подрос. Красавец. Опыт удался! Парнина ой-да ну! Под два метра ростом! Лёшкина мечта! Поступил, значит, Игорь в техникум. И тут же на первом курсе: беда!
Может, он и раньше кололся, кто знает? Нашли его в подъезде, помер вроде бы от передозировки. А кто его знает, как было дело?
Алексей чёрный стал от беды этой! Надсадился.
Ты скажи. Вот, если б работал завод, глядишь, коллектив как-то помог бы! Потом на глазах у других полегче всё ж… А тут! Считай в одиночку…
Если государству не нужны токари, компрессорщики – долго оно протянет? Государство такое? На огурцах?
Неужто я умнее тех, кто нами рулит? Не может быть! Значит, дело не в уме? Тогда в чём же? Вопрос! Мой сын – котельщик. А у них на ТЭЦ из двенадцати котлов всего два в работе. Как? Поувольняли многих.
– А Алексей? – спрашиваю. – Что дальше было с ним? Неужели спился?
– Здоровье малость пошатнулось, а голова-то у него всегда светлая была. Последние полгода на городском рынке за деньги давал сеанс одновременной игры в шахматы. В один день после игры, когда домой пошёл, там же, около рынка у пельменной, догнали его трое щелкопёров. Потребовали деньги. С угрозами. Не знали, на кого напоролись. У него видок-то был уже не того. Но характер! Он двоих мигом на асфальт положил, а третий – стервец – пырнул ножичком под ребро. Судили их потом. Алёшки не стало.
Не стало нашего Жана Марэ. Невмоготу мне. Будто с ним вся молодость ушла, без него жизнь тусклая стала… Такую жизнь нам подпустили – людоедку! И молодых, и не очень – всех под одну гребёнку косит…
Он достал из кармана куртки ополовиненную бутылку водки.
Из другого кармана – стакан. С маху налил полстакана. Протянул мне.
– Давай за дружка нашего!
Я закрутил головой:
– Иван, я ж за рулём!
Он молча вылил остальное из бутылки в стакан. Без слов выпил. Дёрнувшись, проговорил, глядя перед собой в одну точку на столе:
– И за Лёшу, и за всё, что все мы потеряли. Он замолчал, и я молчал. Всё было сказано.
Его опять повело.
– Столько огурцов, Иван! Закуси. Нельзя так.
Он глянул на меня чужим, отстранённым взглядом:
– Забери их! Все забери! Без денег. У меня мешок большой есть. Опротивели они мне!..
– С тебя ж твои спросят, – неловко пошутил я, – где, скажут, выручка?
– Я их ненавижу, огурцы эти! И себя вместе с ними. Я себя пупырышком чувствую никчёмным на этой… голой заднице нашего незаконнорожденного капитализма. Увидел тебя – стыдно стало.
– Иван, – непонятно зачем спросил я. – А ты знаешь, кем оказался любимец нашего Алексея, Жан Марэ?
– Кем?
– Ну писали же…
– А, а, – неопределённо мотнул рукой Иван. – Может, это враньё всё…
Он попытался пододвинуть большую эмалированную кастрюлю с огурцами к краю стола. Не рассчитал. Кастрюля скользнула и рухнула вниз. Отборные, один к одному, огурцы, упруго отскакивая друг от друга, полетели в придорожную пыль.
Я было нагнулся за огурцами. Он остановил:
– Зачем из пыли? Завтра приедешь с хорошей сумкой, наберём прямо в теплице.
Выйдя из-за стола, он начал давить непослушными ногами кучу огурцов. С остервенением.
– Я их видеть не могу!
Лицо его исказила брезгливая гримаса.
Торгующие соленьями девицы смотрели на это действо, как на бесплатный спектакль. Не каждый день такое бывает!..
– Вот набрался мужик! С самого утра! – прозвучало над моим ухом.
Я оглянулся. За моей спиной стоял крепкий парень лет тридцати, розовощёкий такой, с толстой золотой цепью на шее.
– Говорят, пенсионеры мрут от голода. Пенсии им не хватает.
А этот молоток! Нашёл свою жилу! Его товар – его право!
Слова были сказаны громко.
– Не сговорились в цене? Чем за бесценок, лучше так! Закон капиталистов – держать цену, иначе останешься без прибыли.
Зря он это говорил, не подумавши…
Голос Ивана прозвучал твёрдо:
– Чего ты лопочешь? Откуда только вы берётесь такие мордастые?..
Он подобрал увесистую кастрюлю с земли и, откинув правую руку вместе с кастрюлей, как это делают при метании связки гранат под гусеницы вражеского танка, собранно пошёл на парня.
– Иду на реванш! – прозвучало в воздухе. – За Алёшку, за всё остальное…
Мне едва удалось схватить Ивана за руку со злосчастной тарой и оттеснить в сторону.
Схватки поколений не произошло.
…Вот уже и осень на исходе, а я с того случая с пупырчатыми огурчиками ни разу больше по этой удобной дороге не ездил на свою дачу. Сворачиваю чуть раньше.
Подчиняюсь установке жены: «Зачем и ему, и тебе лишний раз сердце рвать? Мало ль тебе недели, которую ты в провёл больнице после той вашей встречи? Не молодой уже…»
Сундук с приданым
Моя бабушка Вера рассказывала: