Страница 5 из 21
Возвращались мы уже другим путем, через какие-то заросли. По извилистой осыпающейся тропке у крутого обрыва, заросшего непролазными джунглями, на дне которого поблескивало цветущее болото.
Тут — из-за густой травы и стоячего воздуха — жара переросла в настоящую духоту. По дороге ей встретился разросшийся куст ежевики. Она долго и основательно объедала его. Кончики ее пальчиков выкрасились фиолетово-чернильными кляксами, и она целовала их пухлыми губами.
Она сказала, чтобы я не провожал ее. Сказала, что придет, как стемнеет, и мы пойдем погуляем. Вся молодежь в деревне обязательно гуляла ночью.
Когда я смотрел, как она уходит по пыльной дороге между сонными домами, освещенная жарким золотом заката, легкая и свежая после купания, я ощутил почему-то, что теперь у меня — или даже у нас — есть тайна. Это было очень волнительно и приятно. Я никогда не любил свидания, а тут все вышло само собой и так легко и приятно.
Она пришла ко мне, как стемнело. В темном спортивном костюме и бело-розовых кроссовках.
Какое-то время мы были на берегу. На бревнах вокруг костра сидела молодежь, и она уселась тоже. Я стоял рядом, жар от костра для меня был слишком тяжел. Подростки играли в карты, баловались, шарились в телефонах. Тут — на берегу — можно было даже выйти в сеть.
Она взяла горящую палочку из костра и стала чертить в звездном небе восьмерку, завалившуюся набок — знак бесконечности.
Бесконечности…
Слава Богу, мы скоро ушли.
Мы не спеша брели по пустынной улице, прижавшись друг к другу.
Взошла луна. Огромная, она сияла, как солнце, так, что даже кратеры на ней были не видны. Сверкающий серебряный свет затопил деревню, и все стало сказочным. Наши неспешные шаги были единственным звуком во всем мире.
— Я обожаю суши! Но только свежие. Сегодняшние. Рядом с нами был ресторан «Суши мастер», и у них была доставка. Я всегда брала килограммовый набор «Лав стори». Но они, суки хитрые, подкладывали в свежие, только что сделанные суши, вчерашние из холодильника. А это сразу же чувствуется. Но все равно было нормально, и они еще всегда наливали так много соевого соуса!
— Щас суши уже не модно. Щас уже все сушами наелись. Сейчас модно кофе. Кофе с собой, кофе на вынос, мокко-хуёкко. Многие сушечные позакрывались и переделались в кофейни.
— Я обожаю кофе с мороженым! Мама! Змея!
Мы встали. Посреди дороги лежало нечто длинное, в густом серебряном свете и вправду казавшееся змеей.
Я пошел вперед, улыбнулся, произнес громкое «А» и топнул ногой. Она с визгом подпрыгнула. Я усмехнулся и пнул палку с дороги.
От ее звонкого вскрика проснулась и забухала соседская собака, а за ней еще одна, и еще.
— В этой деревне все живое! — оглядываясь по сторонам и вцепляясь мне в руку, проговорила она. — Все везде шевелится, ползает, летает. В тубзике была оса, паук и кузнечик. В сарай зашла, а там на меня вылетел шершень. Я ужасно боюсь всяких сикарашек. В городе хорошо, они все померли от выхлопных газов, а тут прям животное царство. Б-р-р!
У большой разросшейся старой черемухи мы задохнулись в душном диковатом поцелуе. Прижимая к себе ее сочное, крепкое, вертлявое тело, я ощутил, что нарастающее с самого утра напряжение наконец-то стало вырываться наружу, обжигающе искрясь.
— Вышла! Вышла бабка! — прошептала она пухлыми влажными губами.
Я присосался к ее шее.
— Ой! Что ты! Не надо засосы на шее мне делать, старуха увидит и всю кровь мне свернет!
Я, мало что понимая, оторвался от нее и посмотрел на соседний дом за забором. На крытой веранде горел тусклый свет, а в окне дома — яркий и недовольный.
— Ждет. Че-то чует! Сколько время?
— Два часа ночи… — не своим голосом прохрипел я. — А тебе когда надо быть?
— В одиннадцать. Но я часы на ее телефоне перевела на три часа назад. Она знает, на какую кнопку нужно нажать, чтобы голос произнес время. Ой! Вышла, вышла. Ладно, я пойду.
Я не хотел отпускать ее.
— Блин! Ну успокой уже свои руки! Она мне и так щас все мозги вынесет!
И она вывернулась и стала оправляться.
— Ну подожди! Ну, еще минутку! — я потянул ее к себе.
— Ну, если только минутку!
Она прильнула ко мне и поцеловала так, как никто и никогда меня не целовал.
— Все! Отстань! Все! Ай, хи-хи, ну че ты?!
Тут проехал огромный внедорожник, таща на прицепе квадроцикл. Воспользовавшись этим, она вывернулась и упорхнула уже окончательно.
Я слышал, как скрипнула калитка. Собака их проснулась, вылезла из будки и потянулась, зевая.
Она зашла. Загорелось еще одно окно.
Дом мой, пустой и давно уснувший, показался мне чужим и непонятным. Как-то было даже странно зайти в него и лечь спать.
Подростки разошлись, и костер тоже уже засыпал. Я спустился к самой воде, дошел до бревна и сел. Редко мигали бакены. На том берегу, в тайге, горели костры рыбаков. Я разулся и зарыл ступни в прохладный песок. Мне почему-то захотелось чувствовать. Ощущать все сразу и как можно больше: и угасающую луну, и запах реки, и песок, дымок от костра… Мне казалось, что все это — специально для меня. Только для меня одного.
Я опустил пятерню в воду. Темная ночная река была теплая.
— Какие сочные Сочи… и свежие суши… — прошептал я, подняв руку и глядя, как капли срываются с пальцев обратно в реку. Капли были детьми реки, и она забирала их назад, и они сами стремились к матери.
Да, все так. Все это так.
Тяжело бухая резиновыми сапогами, на берег к лодкам спустились рыбаки.
Мир изменился. Начался рассвет, и я понял, что пора идти спать.
========== Глава 4 ==========
Рита. Вот как ее звали. Ри-та. В два слога. И чтобы произнести эти два слога, язык должен попробовать на вкус сначала нижние зубы, а потом — верхние.
Ри… та…
И день начался с того, что эта Рита меня обманула. Она обещала, что придет утром, но появилась только после обеда. Бабка ее была недовольна ночными «шастаньями» и в качестве наказания заставила внучку полоть грядки. Все утро Рита, шипя, ползала вокруг грядки и по незнанию вместе с сорняками вырвала и добрую кучу редьки. Потом еще полдня назад ее втыкивала.
У меня она появилась уже к вечеру. Уставшая и капризная.
За день напарило, и к вечеру собралась гроза. Черная туча навалилась на изумрудную зелень леса, засверкала и загремела. Я закрыл дверь, закрыл жалюзи и включил нам ноутбук. Какой-то последний диснеевский мультик про говорящих животных, который только что появился в хорошем качестве в сети.
Слушая шум дождя за окном, мы лежали на большой моей кровати и смотрели кино. Ноутбук лежал на двух подушках, колонки стояли на подоконнике. Она лежала у окна, а я — с краю.
Мультик был красивый, но он так усердно пихал мне в рожу западные идеи политкорректности, что просто-напросто выпал из поля моего восприятия, и я уже не следил за сюжетом. Она же наблюдала за поющими зверями неотрывно. В какой-то момент я ощутил, что она прижалась ко мне, положив белую голову на плечо.
Я держал ее за руку и все пытался услышать ее дыхание, но оно было легким, неосязаемым… Я видел только, как тихо поднимается ее грудь — и как молодые соски выступают под розовой футболкой с большим белым якорем посередине.
Шорты были все те же, наверно, ее любимые. И я уже знал, что под шортами ничего нет, как нет ничего и под майкой. И что мы одни в доме, и ливень разогнал всех на улице, и весь мир пуст, влажен и интимен. Я смотрел на ее стройные гладкие ноги с выкрашенными красным лаком маленькими ногтями. На голые загорелые руки. Всей левой стороной ощущая, как она прильнула ко мне и расслабилась…