Диверсанты (сборник)

– Росточку-то он небольшого, как я будет. Степану по плечо. На нем кепочка была, волосы я не разглядела. Пиджачок темный и весь мятый, будто спал на нем. Ничего с собой не было. Глаза его не видела, примет никаких не назову. Встретила – узнала бы, а так – ничего. Глаз у меня острый. Раз гляну – и надолго запомню. Двадцать пять лет одна, жизнь научила.

– Я покажу вам фотографии, может быть, узнаете этого парня, – капитан вытащил из папки несколько снимков и положил их пред женщиной. Ему трудно было скрыть волнение, и Рыбалко взялся руками за край стола, стиснув доску пальцами.

Прасковья Ильинична мельком пробежала глазами по фотографиям и, не задумываясь, уверенно ткнула пальцем в Шкета.

– Так вот же он! Это точно! Только пиджачок был на нем другой, темно-серый.

Рыбалко расслабленно опустил руки под стол. Он с благодарностью взглянул на хозяйку и вымолвил:

– Здоровья вам и долгих лет жизни! – взял кувшин, снова налил полные стаканы и свой выпил одним духом. – Хорошее вино! Большое удовольствие получил от вашего вина. Извините нас за беспокойство. Желаем вам всего наилучшего! – он поднялся.

Но Прасковья Ильинична движением руки показала ему, чтобы он сел.

– Подождите! – воскликнула она и торопливо покинула комнату. Опять дважды скрипнула дверь, где-то в коридоре, хозяйка вернулась с литровой бутылкой.

– Будь ласка, возьмите! – умоляюще взглянула она на Рыбалко. – Товарищей угостите!

Еще раз поблагодарив хозяйку, капитан и журналист покинули ее гостеприимный дом и вышли за калитку. Обратный путь до шоссе они проделали быстро. Солнце припекало, воздух теплыми волнами обдувал их, но теперь они относились к жаре терпимо.

– Вино нам с тобой даст еще! – заметил Рыбалко. – «Женское» вино – это же надо!

– Так, что, Григорий Романович, сходится? – заметил Виктор.

– Сходится, Витя, сходится! Значит, правильно я его вычислил. Теперь надо думать, искать. Где он был, с кем встречался. Кто курил «вайсрой»? Да еще с такой начинкой. Если нам повезет еще с мелочью, то мы не зря тут жарились и парились.

– Поедем искать мелочь!

– Мелочь откладываем на завтра. А то все сегодня переделаем, а завтра будет нечего делать, – довольно улыбнулся капитан. – Будем теперь купаться и загорать. Вот только загляну в горотдел, нет ли каких новостей. А ты бутылку в номере оставь.

В горотделе у дежурного Рыбалко ждало сообщение.

– Вам звонил из «Интуриста» лейтенант Раклин. Говорит, очень важное дело. Вот его телефон. Второе – вам звонили из Киева, просят срочно с ними связаться, – передал поручения дежурный офицер.

Рыбалко взял телефон Раклина и ключ от кабинета начальника уголовного розыска и прошел в его кабинет. Сначала он решил переговорить с Раклиным и узнать его новости. Если уж Раклин его разыскивает, значит, что-то стряслось. Вероятно, лейтенант вышел на кого-то. Капитан набрал номер и сразу услышал голос Раклина.

– Капитан Рыбалко. Вы меня разыскивали? Есть новости?

– Я проверил не только в «Интуристе». Так вот, официант из «Кавказа» утверждает, что видел этого парня, обслуживал его. Выглядел не босяком и чаевыми швырялся.

– Ждите меня, я сейчас приду, – положил трубку Рыбалко.

Он решил не звонить в Киев, пока не переговорит с Раклиным. Новость была чрезвычайно важной, и надо было ее осмыслить.

Выйдя из горотдела, капитан увидел Шмелева, стоящего у телефонной будки. Он сделал ему знак рукой и двинулся по улице.

– Идем в «Интурист», там что-то важное, – сказал он Виктору, когда тот его нагнал.

Раклин был в своей комнате и сразу же начал докладывать капитану.

– Я проверил не только «Интурист». Официант из «Кавказа» утверждает, что видел этого парня, – повторил Раклин то же самое, что уже сообщал Рыбалко. – Там история какая-то была, вот он его и запомнил.

– С кем был – выяснили?

– Выяснил. Пришел один, потом еще двое. По тому, как они обращались, ясно, что знают друг друга. Официант их запомнил, потому что все много очень пили, в деньгах не стеснялись. Употребляли воровской жаргон. Ушли очень поздно, после закрытия ресторана. Были изрядно пьяными. Дату не помнит.

– Где этот официант? Надо бы мне с ним встретиться.

– Здесь он, в холле гостиницы. Я держу его, может понадобиться вам.

– Он ничего, не возмущается? – улыбнулся капитан.

– А чего ему возмущаться? Дело государственное, парень сознательный, комсомолец. Он еще и дружинник притом.

Раклин вышел из комнаты, чтобы позвать официанта, а капитан стал размышлять: «Дату бы вспомнил. Было это до визита к Маципуре или после? Чьи деньги он транжирил – «Иконника» или, может, Степана Максимовича? И такое может быть. Опознал бы он на фотографии Шкета. Судя по тем данным, которые уже есть, Шкет тут «наследил» изрядно. Теперь работки будет, если те два приятеля…»

Вошел Раклин, следом за ним – высокий стройный молодой человек.

– Товарищ Кобзев, – начал официально лейтенант, – повторите все, что вы мне рассказывали.

– Нет, нет! – запротестовал Рыбалко. – Давайте начнем с того, почему сам факт вам запомнился до сегодняшнего дня? Дело-то было более четырех месяцев назад. Мало ли у вас бывает людей!

– Оно, конечно, людей у нас бывает. Но этот как-то бросился сразу в глаза, необычный.

– Чем бросился? Что в нем необычного?

– Ну, костюм у него не первой свежести, мятый, но не из дешевых. Одет не по сезону, башмаки нечищены. Все-таки ресторан, и вечером притом. Люди одеваются прилично, они же здесь отдыхают. Этот был нахальный! Прямо-таки нахальный! Пришел, не спрашивая сел за столик. Машет мне рукой, будто мы знакомы и он тут каждый день обедает.

– Один был весь вечер?

– Нет! Пришел один. Взял бутылку водки, поставил я ему закуску, хотел с него получить сразу. Ну, понимаете, вид такой, уйдешь на кухню, а его и след простыл. Налил он в фужер водки и выпил. Пока сидел, пришли еще двое. Когда они появились, я не видел, на кухню ходил. Смотрю, сидят вместе и разговаривают.

– Как они выглядели?

– Один лет тридцати, здоровый, золотозубый, три зуба спереди золотые, с короткой стрижкой. Второй – худой, таких же лет, молчаливый, гладко зачесанный на пробор.

– У вас сложилось впечатление, что они знакомы, так?

– Трудно сказать. Но думается, что знакомы. Золотозубый все говорил о сигаретах, несколько раз я слышал о них. Хлопал по плечу маленького и про сигареты вдалбливал.

– Сигареты? – насторожился капитан. В своей практике ничего подобного он не встречал, сигареты ничего на жаргоне не обозначали. – Какие сигареты? Марку не называл?

– Американские, «кент» называются, я знаю. Наверное этот «малютка» должен был достать ему «кент».

– Нет, товарищ Кобзев, – облегченно вздохнул Рыбалко. – «Кент» – это на их языке «друг». О чем они говорили? Постарайтесь вспомнить. Отдельные фразы, важно сейчас все.

– Золотозубый все громко смеялся каким-то шуткам, а раз сказал: «На нарах валялся, пятерик имел» и все повторял «завязал я». Куда-то звал этого, полкосой обещал за месяц, то ли на кран, то ли на бульдозер хотел его посадить. Вроде бы, он – мелиоратор. Я не знаю, это на их жаргоне что-то означает «мелиоратор»? А потом спросил: «У тебя бирка есть?» Этот что-то ответил, а золотозубый обрадовался и прямо на весь зал сказал: «Держись меня! Мы с Колей послезавтра уезжаем, поедешь с нами». Я ведь все это запомнил еще и потому, что в ресторане уже никого не было почти, время шло к двенадцати. Мэтр мне сказал, чтобы я их выставил, но золотозубый отмахнулся: «Заткнись и принеси еще бутылку коньяка». Я тогда решил – пусть хоть до утра сидят. Они мне четверть плана сделали. Да и спешить мне было некуда, я в «Интуристе» у лейтенанта на диване спал.

– Больше вы их не видели?

– Любопытно, но этого маленького я видел утром. Он спускался с горы весь грязный, в пыли. В ресторан он приходил с портфелем, черный такой, пузатый, а тут шел без него. Он вроде бы плакал и тихо причитал: «Сволочь, гнида! Всю надежду отнял! За что? Я же никому ничего не сделал!» И стал ужасно браниться в чей-то адрес. Столько прошло, а я все его помню. Необычная история. На фотографии он, это точно. А вот число не вспомню.