Страница 55 из 72
Волк искренне полагал, что пытать разум невозможно. Его можно выжечь, чем боевые маги разума и занимались, но чтобы пытать – нет. Как он был наивен и глуп! Разум такая же плоть разумного, как и кожа, только энергетическая, и ее тоже можно резать на лоскуты. И в этот момент с него снимали заклятье молчания. Вот тогда он начинал кричать, исходить слюной и собственной рвотой.
Каким-то невообразимым чудом Марку удавалось скрыть от палачей, топчущих его память и чувства своей силой, наставницу, Камиля и побратима. Как ему это удавалось – Марк не знал, потому что своих сил у него на это не было. После того, как волк переставал дышать, его подлечивали, и не прекращая рвать на части агонизирующий разум, принимались задавать вопросы.
Марк рассказал всю свою жизнь раз двести. С упоением рассказывал, как его били, как после этого заставляли жрать тухлое мясо, что для волков было изощренной формой насмешки. Он рассказал и про Лигию, и про то, как отрубал руки и ноги брату. Причем, чем больше проходило времени с того момента, как к нему подступал маг разума, тем больше менялась история. Если сначала Марк искренне верил, что поступил верно, отомстив за первую любовь, то после пары часов мучений под ладонью мага, он уже с пылом утверждал, что хотел убить Мрана из-за власти, ненависти, собственной кровожадности.
Он признавался во всем, и каждый раз выдавал разные мотивации своих действий. От глупости, до собственного сумасшествия. Марк был готов сказать все что угодно, подписать любое признание, лишь бы его, наконец, убили! Через пару дней или месяцев (Марк не знал: сколько уже времени на алтаре) волк уже верил, что ненавидел мать, хотя долгие годы думал, что любил ее.
Раз двадцать оборотень сознавался, что сам лично скинул со скалы Шаарри. Даже несколько раз пытался спровоцировать зрителей на приказ об убийстве, рассказывая, как она корчилась под ним по ночам и как умоляла его не сбрасывать ее вниз с утеса. Боги, да Марк был готов сказать все что угодно, лишь бы его мучения прекратились! Но, его почему-то все еще оставляли в живых. Хотя Марк не понимал: зачем? Ведь он уже сознался во всем, причем в стольких версиях, что он сам бы себя четвертовал, будь отцом девушки. Волк, в один из таких допросов с плотоядным блеском в полубезумных глазах рассказал, что долго избивал и насиловал Шаарри, перед тем, как вырвать ей язык и сбросить с утеса. Но, и после такой истории, его оставили в живых!
Когда регенерация тела уже не могла нарастить новую кожу, взамен отрезанной, а в глазах Марка появлялось откровенное безумие, палачи покидали камеру, предварительно, положив на грудь волка целительный амулет. На несколько часов, или дней, пытки прекращались, позволяя волку, наконец, потерять сознание! Когда же он приходил в себя, то все начиналось снова. Сначала кромсали тело, потом разум, потом снова тело, до той поры, пока регенерация отказывалась восстанавливать плоть.
Марк забыл, когда ел или пил в последний раз. Его тело восстанавливали магией. Иногда палачи все-таки омывали его, когда волка рвало или крови было слишком много, но опять же омывали не водой, а каким-то зельем.
Волк охотно рассказывал все новые и новые истории из своей судьбы, опять же по каким-то причинам не касаясь лет с наставницей, сердца и Рыцаря. Для его палачей он всегда был наемником и альфой, только унижали в роду его, потому что неодаренный.
Как попал в Видьят? А за золото! Много заплатил чиновникам.
Почему был с Шаари? Потому что желал ее сердце! Она была самой слабой из артефакторов, вот и выбрал ее. А ведь сердце, по легендам, может сотворить чудо с оборотнем! Всегда хотел ее убить, вот и убил!
В какой-то момент что-то все-таки сломалось в Марке. Он стал впадать в настоящее безумие, заходясь истерическим смехом, когда очередной клинок дроу наносил очередную рану. Если раньше он желал доказать свою невиновность, а потом желал смерти, то сейчас ему стало все равно!
Не было у него жизни до этого алтаря и пыток. Он был рожден здесь, его всегда пытали, и будут пытать всегда! За что? А это разве имеет значение? Ведь для пыток и боли не нужна причина…
Когда же момент безумия проходил, возвращая изувеченного в реальность, то Марк видел в креслах и других артефакторов. Зрителей его мучений было много, лица сменяли друг друга. Некоторые появлялись лишь раз, другие приходили часто и сидели подолгу. Они пили вино и тихо переговаривались, пока он исходил криком. Чаще всего он видел лицо отца той девушки, которую убил или какой-то другой девушки, или парня. Марк уже ни в чем не был уверен. Но, были в этих креслах и бледные женщины, и молодые мужчины.
Переломным моментом стало, когда Марк очнулся от очередного приступа безумия, повернул голову и увидел рядом с артефактором двух светловолосых молоденьких девушек, скорее даже девочек, лет тринадцати.
«Он привел сюда детей!? – изумился Марк. – Какой отец допустит, чтобы его маленькие дети смотрели на пытки!?»
И вот тут Марк все понял!
Как он мог допустить мысль, как мог поверить артефактнице?! Наставница – ха! Как он мог подумать, что она любила его, что она заботилась о нем? Что он, что-то значил для Дараи? Да такие твари просто не могут испытывать хоть что-то светлое хоть к кому-то!
Она просто играла с ним, перекраивала его, как ей хотелось. Захотелось сильному существу превратить дельту в бету, сделать из бездарности и урода мага – вот и сделала!
Он так страдал, когда ее не стало, а ведь она никогда не отличалась от них всех!