История одного Волка

Марк, сам не понимая, зачем, забрался на небольшую плоскую площадку на самом верху пригорка, и лег, уронив голову на лапы. Он знал, что для волков, как впрочем и для львов, потеря вожака стаи становится едва ли не большей бедой, чем потеря жены, мужа или родителей. Вожак во многом дороже и больше, чем все эти понятия. Будучи еще ребенком он несколько раз видел, как собратья, едва ли не раздирали себе лица от горя, стая потерявшая вожака от болезни или из-за несчастного случая могла неделями выть десятком голосов разбитых сердец. Он еще в детстве решил для себя, что не хочет испытывать такой боли.

И, вот сейчас, он лежал на могиле наставницы, знал, что она умерла, не справившись с собственным Дэса, но не выл, не рвал себя на части, а просто лежал. В душе зарождался холод, толстой коркой покрывающий не только душу, но и сердце, и разум. В голове раз за разом звучали слова наставницы о том, что у артефактора есть только два пути покинуть этот мир: либо, быть сожранным кем-то, поглощенным, убитым; либо, быть утянутым в Дэса. Она ни раз и не два показывала ему летописи, в которых красочно и ярко рассказывалось, что происходило с миром вокруг круга, после выброса силы. Но, никогда он даже не мог предположить, что лично увидит изменение мира после разрыва Дэса.

Следующие два дня Марк пролежал на той же скале, даже не пытаясь встать или сменить позу. Ничего больше не было важно. Перед глазами стояло лицо существа, которое он все еще считал Богом, все еще считал самой большой загадкой и самым большим чудом. Дарая, в его воспоминаниях, строила забавные рожицы, грозила тонким пальчиком, показывала язык, хмурилась и смеялась. Звучали ее слова, пояснения к лекциям из фолиантов, короткие и длинные беседы. Волк просто прикрыл глаза и слушал, слушал, слушал ее голос. Он не чувствовал боли утраты, по крайней мере она не была такой мучительной, как ему ее рисовали другие. Марк просто не хотел останавливать этот голос, не хотел обрывать воспоминания, поэтому услужливая и уже натренированная память прокручивала день за днем, минуту за минутой. Он был уверен, что до встречи с Дараей волк и не жил вовсе. Чувствовал, что вся его судьба была только для того, чтобы в итоге привести его к ней.

А вот за этой мыслью пришла и боль. Он должен был ее остановить. Сама Астарта послала его к ней, чтобы он остановил ее, но он не заметил, не понял, не увидел. Вина вонзилась в душу острыми иглами и рвала на части, не давала дышать. В тот день Марк второй раз задумался о своей смерти, как о великом благе.

Уже глубокой ночью второго дня, когда одна из лун поднялась высоко над серебристыми облаками, уединение Марка нарушили почти бесшумные шаги. Он даже ухом не повел, когда в нескольких шагах от него вампир опустил на смятый камень три заплечных мешка. Лазарь молча принялся развязывать один из них.

Марк не повернул головы, когда архивампир аккуратно расстелил большой кусок ткани и стал выкладывать из мешка какие-то металлические чурки. Несколько минут вампир неторопливо раскладывал принесенное на ткани, потом в бок Марка ударило что-то мягкое.

- Перекидывайся и одевайся, - глухо, совершенно не живым голосом приказал вампир.

Марк увидел, что Лазарь бросил ему брюки, рубаху и сапоги. Волк внимательно посмотрел в мертвые глаза собственной смерти. Архивампир смотрел так, как мог бы смотреть сам Прах, если бы хоть когда-нибудь решил открыть лицо слабым разумным.

Оборотень безропотно подчинился приказу. Лазарь любил наставницу намного сильнее, чем сам Марк, а потому и смерть от его руки будет лучшим из возможных возмездий. Уж точно лучше, чем бросаться с обрыва или нарываться на стаю львов.

Пока Марк натягивал одежду, вампир притянул к себе самый маленький из мешков и достал оттуда большой кувшин из зачарованной глины и два небольших кубка. Затем, просто сел рядом с тем местом, где лежал Марк и погладил ровный, скользящий под пальцами камень.

Оборотень встал напротив, опустив руки и отводя глаза. Он хорошо помнил их первую и единственную встречу, и последние слова вампира. Так что никакая сила в мире не заставила бы его сейчас еще раз посмотреть в эти помертвевшие глаза.

А вот архивампир смотрел на Марка. Волк чувствовал его взгляд, как прикосновение отточенного лезвия к коже. Особенно долго Лазарь рассматривал его лицо.

Затем, архивампир открыл кувшин и разлил по кубкам что-то приличной крепости. Марк не знал точного названия напитка, но судя по резкому запаху и травам, это должно было свалить и вампира.

Лазарь протянул один из кубков волку. Марк не тронулся с места и не повернул головы.

Архивампир с минуту молчал. Потом, не опуская предложенного кубка, махом выпил свой и налил себе еще.

- Я потерял вторую мать, волк, - проговорил архивампир. – Неужели, я не заслужил, чтобы ты выпил со мной за нее?

Марк вздрогнул и неверище посмотрел на вампира. На лице Лазаря все еще читалась холодная ярость, но где-то в самой глубине застывших глаз виднелась и боль. Волк протянул руку и взял кубок. Первый и второй глоток тленового пойла выжег горло и желудок, а вот остальные пошли уже намного легче. Правда, сколько бы Марк не пил, а опьянение так и не приходило. Первый кувшин оба мужчины пили молча.

Лазарь достал из мешка второй, а волк зашвырнул пустой так далеко, как только позволяла сила.

- Когда погиб отец, только Дарая удержала мою мать на этом свете, - внезапно заговорил Лазарь, когда второй кувшин был уже на половину пуст.