Знакомьтесь, мистер Блэк

========== Часть 1 ==========

Одно из моих первых осознанных воспоминаний — это яркое солнце, голубое небо с редкими облаками, похожими на пушистые перья, и прозрачно-зеленая вода - она облизывает берег и оставляет на нем шипящую белую пену.

Не знаю, сколько мне тогда было лет, должно быть, совсем немного. Я строил замок из песка — огромный замок с высокими башнями, почти с меня размером, - как вдруг появился незнакомый мальчик. Он был больше меня и, наверно, старше. Помню, он держал красно-желтый полосатый мячик и громко смеялся. И швырнул этот мячик, сбив самую высокую и красивую башню, а потом прыгнул сверху, превратив мою постройку в развалины.

Помню белую вспышку и то, как этот мальчик и его мяч отлетели в сторону и шлёпнулись в прибой — волны зашипели и откатились прочь. Помню, как подбежала мама — ее длинное светлое платье красиво развевалось на ветру, а широкополую шляпу она придерживала рукой, чтобы не потерять, - и что-то быстро сказала, указав на мальчика. Тот сразу перестал хныкать, встал и поплелся прочь, забыв свой мячик, — тот так и прыгал на волнах недалеко от берега.

Мама же подняла меня, отряхнула, взяла на руки и понесла в тень: там в удобных креслах за столиком сидели бабушка и дедушка и пили из высоких бокалов что-то разноцветное и наверняка вкусное. Я однажды хотел попробовать, но мне сказали, что это только для взрослых.

Помню бабушкино зеленое платье из такой гладкой и шелковистой ткани, что ее так и тянуло погладить, как ящериц, которых я ловил в камнях. У нее были темные волосы с густой сединой надо лбом и очень строгое лицо, а когда она смотрела на маму, то губы у нее сжимались в тонкую линию. А дедушка носил соломенную шляпу со смешным названием… как же это… ах да, канотье! И мне ужасно нравились его пышные бакенбарды и ухоженные усы: я думал, что, когда вырасту, у меня непременно будут такие же.

-Простите, мадам, - тихо сказала мама, усадив меня на стул, - я не могла предположить…

-Неужто первый выброс? - спросила бабушка, не глядя на нее и обращаясь к дедушке. - Так рано?

-Вспомни себя, дорогая, - невозмутимо ответил он. - У тебя это началось в том же возрасте.

-Значит, пора браться за обучение всерьез, - кивнула она. - Надо же, как летит время…

Бабушка обернулась к маме и негромко спросила:

-Надеюсь, милочка, вы провели достаточно времени с сыном? Нам нужно возвращаться на виллу, час уже обеденный. Ну а вам, полагаю, пора в отель.

-Да, мадам, всего доброго, мадам, - едва слышно ответила мама, поцеловала меня и исчезла.

Я давно знал, что взрослые умеют так делать, и тоже хотел попробовать, но дедушка сказал, что для этого сперва нужно вырасти, а пока я могу поучиться другим интересным вещам.

Бабушка всегда называла маму «милочка», и я даже думал, что это ее имя, пока не узнал, что маму зовут Мерседес. Она почему-то жила отдельно, а когда я спросил дедушку, отчего так (бабушку об этом спрашивать не стоило, она сразу замолкала и делалась похожей на каменную статую), он, подумав, ответил, что мама не была женой моего папы, поэтому у нее другая фамилия, а живет она отдельно. Мне тогда было лет пять, и такое объяснение меня вполне устроило.

Впрочем, от визита до визита проходило столько времени, что я успевал забыть, как мама выглядит, - это еще когда я был совсем маленьким. А когда чуть подрос, терпел ее поцелуи и вежливо отвечал на вопросы: как я ем, как сплю, сколько гуляю, чему учусь… Можно подумать, бабушка позволила бы мне остаться голодным, а дедушка не проследил, чтобы я не отлынивал на занятиях верховой ездой!

Так или иначе, она появлялась в нашем доме всё реже и реже, а когда ей удавалось остаться со мной наедине — обычно рядом была бабушка или дедушка, или хотя бы наш старый домовик, - говорила, что очень любит меня, и не моя вина в том, что я вырос таким холодным, бесчувственным и неласковым. Я каждый раз так удивлялся, что потом шел спрашивать у бабушки: неужели я правда такой? Как так? На что она отвечала: способность чувствовать и привычка к месту и не к месту демонстрировать свои эмоции не имеют ничего общего. А я вовсе не бесчувственный, а просто воспитанный.

Не знаю, так или нет, но чем старше я становился, тем с большим трудом я выносил обильные ласки мамы, и с тем большим удовольствием учился у дедушки и слушал рассказы бабушки: так славно было забраться на диван с нею рядом, рассматривать рисунки в старинных книгах, расспрашивать о том и о сём…

Они всегда были крайне сдержаны, даже ругались только за запертыми дверями, так, чтобы я ничего не услышал. Бабушка обладала крайне гневливым характером, но мне не полагалось знать, что у старших имеются какие-то слабости. Другое дело, что я обо всем этом со временем узнал, но промолчал.

Мама, знаю, побаивалась нашего дома и старалась не заходить никуда дальше гостиной и моей комнаты. Даже на ночь никогда не оставалась… Впрочем, дом, я чувствовал, тоже не рад ее присутствию - она была здесь чужой. Странно, мне очень нравилось здесь: никогда не знаешь, где отыщется еще один потайной ход, чулан, набитый забытыми сокровищами, заброшенная комната… Одно крыло было вовсе закрыто, его не отапливали зимой, никогда не открывали штор на высоких окнах… и вот там-то я и находил самое интересное!

Но я отвлекся.

Где и как живет мама, я не знал, никогда не бывал у нее в гостях. Бабушка с дедушкой приглашали ее, если везли меня на курорт или просто в загородный дом, но и там она оставалась просто гостьей, которую в любой момент могут попросить отбыть восвояси.

Пока я был совсем маленьким, меня это не удивляло, но чем старше я становился, тем больше вопросов у меня появлялось.

-Дедушка, расскажи мне про папу! - просил я раз за разом, и он добавлял хоть слово, хоть два к тому, что я уже знал.

На портрете папа был совсем молодым, и дедушка подтвердил: он исчез, когда ему было всего восемнадцать, он только-только окончил школу… А после одного из таких разговоров дедушка тайком от бабушки открыл дверь в комнату моего папы.

-Это он? - безошибочно узнал я, увидев на стене большую колдографию.

На ней папа был еще моложе, чем на портрете, он сидел среди других ребят в квиддичной форме и сдержанно улыбался.

-Он был ловцом, - сказал дедушка и осторожно коснулся пыльного снимка кончиками пальцев, заставляя других игроков потесниться.

-А колдографий с мамой нет? - тут же спросил я, и он покачал головой, а потом произнес:

-Мы даже не знали, что он знаком с ней. Он всегда был чудовищно скрытным.

-Можно, я побуду здесь? - спросил я, оглядевшись.

-Да. Только не говори бабушке. И не слишком увлекайся… этим вот, - дедушка кивнул на желтые газетные вырезки в изголовье пыльной кровати. - Впрочем, что ты можешь там понять…

Я пробыл в этой комнате до самого ужина. Дедушка был прав: в пожелтевших вырезках я почти ничего не понял, но здесь было много другого. Старые тетради, исписанные мелким убористым почерком — в них я тоже мало что мог разобрать, но завороженно рассматривал страницу за страницей. Кое-где на полях были нарисованы забавные рожицы (наверно, папе становилось скучно на занятиях), кое-где записи прерывались вычислениями, перечеркнутыми по нескольку раз. Еще я нашел несколько записок, в них папу приглашали встретиться во дворе или на башне. Может, это были мамины? Я никогда не видел ее почерка… Впрочем, эти приглашения точно писала не одна и та же рука!

Нашлись и колдографии — школьные — и я с любопытством разглядывал папу и его однокурсников. Мамы среди них не было. Может, она училась на другом курсе? Или даже на другом факультете? А то и вовсе в другой школе?

Папина спальня стала моей тайной комнатой. Дедушка оставил мне ключ от нее, и я мог ходить туда, когда мне захочется… вернее, когда у меня было свободное от занятий время. Тогда я отпирал дверь, закрывался изнутри, смотрел на улыбающегося папу на колдографии — он был очень похож на дедушку, разве что без бакенбард, - и снова садился перебирать старые тетради и папки с вырезками.