Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 27

На огневой позиции, где командовал командир батареи, всё было разбито и покрыто вывороченной землёй. Никакого движения там не наблюдалось и с сожалением пришлось констатировать: – Да.., капец там всем… Отстрелялись парни…

Деревья, кустарник, которые скрывали вторую огневую позицию, вроде бы не особо пострадали, но клубящиеся жёлтая пыль и чернота густой сети многочисленных воронок перед опушкой языка, подсказывала, что и тем тоже не хило досталось. Но у нас пыли было больше: лётчики промахнулись метров на пятьдесят и основная часть бомб упала именно на дорогу и вокруг неё, а нас зацепило лишь слегка. Хотя около нашей выемке, метров в трёх курилась небольшая воронка, а в безветренном воздухе пылевое облако минут десять ещё будет скрывать нас от немцев.

– Петька, Увинарий, гоните к машине, если старшина исполнил приказ, то там пулемётные ленты, ранцы. Тащите все сюда и пожрать тоже…. Если, конечно есть чего-то….

Ординарец выскочил из выемки и почесал к уцелевшей машине, сержант же неторопливо вылез следом и потрусил в ту же сторону. Он до сих пор не пришёл в себя и тела убитых сержантов деморализующе действовали на него.

– Ладно, вернутся, разберусь с ним. – Сам занялся пулемётами и с удовлетворением убедился, что добротные немецкие машинки не пострадали ни от бомбёжки, ни от пыли и земли обильно нас засыпавшей. Раскопал пару коробок с лентами и вытащил оттуда на метр ленту с патронами, здесь тоже всё было в порядке: лента чистая и во время стрельбы пулемёт не заест.

От суеты с оружием меня отвлекли громкая ругань и возмущённые возгласы, донёсшиеся от машины.

Судя по взмахам руки, наполовину скрытый бортами, Петька бил кого-то невидимого мне, лежащего на дне кузова. Кого – не понятно. Увинарий стоял рядом и смотрел тоже на дно кузова, а с двух сторон на машину, встав на колёса, лезли старшина и уцелевший красноармеец. Замахнувшись ещё пару раз, Петька кого-то ударил, поднялся на ноги, пнул ещё раз ногой, после чего стал деятельно распоряжаться. Я отвернулся и посмотрел в сторону немцев: пылевое облако поредело, но дамба не проглядывалась и у моих подчинённых было ещё минут пять.

– Ого! – Удивился, глянув на часы, – да мы тут уже три часа бьёмся. А показалось как будто только час.

Критически посмотрел на солнце, своим краем зацепившееся за верхушки деревьев. Скорей бы стемнело.

Опять послышались крики от машины: Петька со старшиной из кузова подавали внизу стоящим большие тюки, один из которых сержант и красноармеец повесили на шею третьему со связанными за спиной руками.

– Хо-хо, да это очухался офицерик… Как это его там не убило, когда с пулемёта окучивали?

Через пару минут, толпой, все свалились в выемку и сразу же стало тесно. Даже помкомвзвода оживился и теперь обстоятельно вынимал из тюка пулемётные коробки. С шеи высокого, мужественного вида немца с разбитым в кровь лицом, старшина с красноармейцем Белкиным тоже сняли тюк и тот, повернувшись спиной ко мне, на хорошем русском языке попросил развязать руки, чем немало удивил всех.

– Баааа…, да мы оказывается по-русски балакаем…., – Петька аж присвистнул в восхищении и толкнул немца в спину, отчего тот свалился и ткнулся лицом в землю, – да он, товарищ майор, в кузове почти развязался. Ещё бы пять минут и в спину нам бы с автомата открыл огонь…

– Погоди, – одёрнул бойца, – свяжи ему ноги и развяжи руки. Поболтаем… А вы пока убитых из выемки вытащите и тут подчистите, чтобы удобней было сидеть, а то тесно.

Бойцы выполнили мой приказ и через пять минут я сунул в руки немца папиросу. Тот жадно затянулся и тут же закашлялся, вызвав смех солдат.

– Ну, давай обер-лейтенант, рассказывай. Куда ехал? Какой был у тебя приказ? Сколько сил перед нами и какие? Откуда русский язык так хорошо знаешь?



Немец, растирая руки, медленно обвёл глазами всех присутствующих и вновь остановил свой взгляд на мне. Внешне он выглядел спокойным, но напряжённый взгляд выдавал, чего ему стоило быть невозмутимым.

– Господин майор, – и я в очередной раз поразился его почти чистой русской речи, – предлагаю вам, прекратить бессмысленное сопротивление и сдаться доблестным германским силам. Со своей стороны даю гарантию немецкого офицера, что вам и вашим солдатам будет сохранена жизнь и достойные условия для проживания в плену…

Коротко хохотнув, я оглянулся на своих подчинённых, которые молча и с любопытством слушали нас: – Слушай, как тебя там – Ганс, Фриц, Шмидт…? У меня даже солдаты не засмеялись на твою речугу. Ты хоть сам веришь, что ты сказал?

– Меня зовут Курт Зейдель и я обер-лейтенант. Я офицер и сейчас предлагаю вам, как офицеру, сдаться, а ваши солдаты должны подчиниться вашему приказу. Насчёт гарантий я ещё раз их подтверждаю.

Я сидел и с лёгким удивлением рассматривал сидящего передо мной немецкого офицера. Спорить с ним мне не хотелось, это было бесполезно и бессмысленно. Убить его, достать пистолет и пристрелить или приказать это сделать подчинённым – слишком примитивно. Хотелось раздавить его психологически – сломать и раздавить. Показать, что кроме жизни любой ценой есть другое, более высшее.

Приподнялся и выглянул из-за края. Пылевое облако рассеялось и прекрасно было видно, как на дамбе опасливо суетились немецкие солдаты, готовясь оттуда стащить разбитую технику. Ну, пусть суетятся, минут через сорок наступит темнота и вряд ли они будут наступать ночью. А утром мы ещё посмотрим.

– Увинарий, ну-ка помоги офицеру подняться, пусть посмотрит на дамбу. – Все зашевелились и полезли к краю выемке, чтобы тоже смотреть – А что там? Помкомвзвода помог немцу подняться и тот тоже выглянул и посмотрел в сторону дамбы и через полминуты сел обратно на землю.

– Ну что, Курт, что ты там увидел? Чего молчишь? Ты что – так ничего и не понял? – Немец молчал и смотрел прямо мне в глаза, отчего у меня даже шевельнулось подобие уважения к нему и ещё больше захотелось победить его в этом поединке, – Странно… А там стоит твоя часть и никуда она до утра не дёрнется. И мне сейчас всё равно – Кто там стоит? Полк, дивизия, армия, но я её, вот с ними, – обвёл руками сидящих в выемке, – остановил. Я выполнил свою задачу. Выполнил приказ командира дивизии. А ты нет. Ты её завалил. Вот я не безмозглый дурак и понимаю, что завтра, часиков так в восемь, уже буду наверняка убит и ты тоже тут же будешь убитый валяться. Только вот мой командир дивизии завтра донесёт в штаб корпуса, что майор Третьяков с противотанковой батареей и стрелковым взводом погиб, но остановил противника и дал дивизии возможность переправиться на тот берег, спас тем самым тысячи жизней солдат, раненых и гражданским. И сто, а может более человек, которые видели, как я уходил сюда, тоже будут помнить об этом, а когда выживут – вспомнят, хорошо и с уважением. А твой командир полка с офицерами штаба завтра остановятся над твоим трупом и сожалением скажет – Я же верил ему…

У немца болезненно дёрнулась щека и я не замедлил додавить его: – Угадал…? И ты после этого предлагаешь нам сдаться…. Вот знаешь в чём моя сила? У меня есть выбор, а у тебя его нет. Я могу сейчас достать пистолет и пристрелить тебя. Ты мне не нужен, одни хлопоты от тебя.

Я достал пистолет и приставил его ко лбу пленного и он сильно побледнел: – Сейчас нажму на курок и ещё через пятнадцать секунд тебя выкинем из этой ямы…. Но…, противно тебя вот так убивать, зато это мой выбор…, – взвёл курок и сухой щелчок заставил немца вздрогнуть.

– Боишься… А хочешь я тебя отпущу? – Внезапно изменив направление своих рассуждений, заставил немца опять вздрогнуть и в его глазах мелькнула безумное желание жить. Я опустил пистолет и, поставив его на предохранитель, сунул в кобуру, – Иди.., я тебя отпускаю….

Немец глядел на меня во все глаза, не веря в то, что ему предложили и в яме повисло удивлённое молчание.

– Иди, обещаю, в спину стрелять не будут. Шагай, ты мне не интересен…

– Товарищ майор, если вы не хотите пачкаться, дайте я его грохну, – нарушил молчание Петька и, сухо клацнув, отвёл затвор автомата в заднее положение.