Страница 12 из 27
– Вот с неё мы и начнём. Давай организуй что-нибудь покушать. Кушаем и двигаем к лодкам.
Пока водитель со старшиной ходили к машине за едой. Пока накрывали общий стол на плащ палатке. Я встал и немного походил по полянке, прислушиваясь к своим ощущениям, и остался доволен. Шишка на голове конечно болела, временами накатывала тошнота, но в целом чувствовал себя нормально и мог идти, а если и придётся то и бежать. Потом присел на пенёк и достал ТТ. В обойме было только три патроны. Жалко. Взял свой автомат, разобрал его и тщательно прочистил, смазал, с удовольствием подвигал затвором, слушая, как хорошо работает немецкая машинка. Взял полевую сумку комбата и открыл её. Новенькая, чистенькая карта – Не успел комбат ею воспользоваться. Вот деревня Грушино. Вот река и переправа, а вот поле и дамба через болото. А мы примерно вот здесь. Карандаши, линейка, циркуль. Толстая тетрадь с артиллерийскими расчётами. Накладные. Список батареи. Конверт, из которого достал несколько фотографий. Миловидная, молодая женщина лет тридцати. Наверно жена, так как на второй фотографии они уже вместе и между ними белобрысый парнишка в тюбетейке. Ещё пару фотографий из семейной, счастливой жизни. Глядя на семейные фото убитого комбата, мне стало жалко и молодую женщину и её сына, которые ещё не знают, какая беда пришла в их семью. Впрочем, эта беда за эти пять дней постучалась во многие семьи. Еще несколько дней тому назад наша дивизия была полнокровным соединением. А сегодня по численности и на полк не наберётся. Так что беда не только к ней придёт. Она затронет всех.
Складывая фотографии в конверт, в очередной раз с облечением подумал: – Правильно сделал, что наплевал на всё, но вовремя отправил свою семью на Урал. Теперь спокойно можно воевать.
Дивизия, с октября тридцать девятого года, стояла под Гродно в пятидесяти километрах от границы. В конце апреля, среди местного населения, поползли уверенные слухи о скором нападении немцев на Советский Союз. То, что немецкие части располагались на той стороне, секрета никакого не было. И в газетах, по радио, в разъяснениях сверху, в политинформациях доводилось до всего личного состава и членов семей, что немецкие части в Польше находятся на отдыхе. Что у нас с Германией договор. А слухи о нападении распускают провокаторы. И я тоже ходил по подразделениям и растолковывал бойцам о провокаторской деятельности. Хотя как кадровый офицер, прекрасно понимал нелепость наших усилий. Какой отдых? Отчего? И почему вдоль нашей границы вдруг решили отдыхать все: воздушные армии, танковые корпуса, пехота и артиллерия? Что за бред? Но молчал, не делясь ни с кем своими сомнениями. Как молчали и другие, боясь попасть в число паникёров и трусов, с которыми разговор в такой напряжённый момент был короткий.
В мае, дабы не усиливать слухи о войне, запретили комсоставу отправлять свои семьи на летний отдых на восток. Но в тоже время, чтобы показать свою лояльность Германии, отпуска не отменили. У меня по графику отпуск должен был быть под Новый год, но сумел договорится с товарищем, с командованием и вместо него в первых числах мая поехал с семьёй в отпуск. В этот раз мы поехали к родителям жены на север Свердловской области. Отгуляв положенные тридцать суток, я оставил семью у её родителей, и 10 июня прибыл в часть. Месяц отпуска провёл от души, полностью отключившись от служебных проблем и тревог, поэтому прибыв к месту службы, поразился, как за месяц изменилась обстановка. Всё вроде бы как обычно: занятия, совещания, решение служебных вопросов, вечером посиделки с товарищами за кружкой пива или чего покрепче. Но тревога стала более ощутима. Если у нас военных она сдерживалась и была спрятана внутри каждого, то местное население откровенно бежало на восток, подальше от границы. Штурмом брали билетные кассы, уезжали и ничего с этим нельзя было поделать. Увеличилось число провокаций со стороны немцев на границе, я уже не говорю про немецкие самолёты, которые стали ежедневно «блудить» и залетать на нашу территорию. Их садили на наши аэродромы, кормили и с почётом отправляли обратно.
По приезду получил жестокую выволочку от политотдела, за то что приехал без семьи и всё моё убедительное враньё, медицинские справки, купленные за бутылку водки о том, что жена больна, не возымели действия и на ближайшем партийном собрании должны были рассмотреть моё дело, что меня здорово тревожило. Испортились у меня отношения и с товарищем, с которым поменялся отпусками. Он жалел, что согласился и считал, что я его нагло обманул. Он тоже хотел вывезти семью.
Но началась война и всё стало на свои места. Погиб в бомбёжку начальник политотдела, который обещал меня исключить из партии. Товарищ, плюнув на последствия своего проступка, и двадцатого числа, с трудом достав через военного коменданта билеты, всё таки отправил свою семью, а вечером заявился ко мне на квартиру. Знатно мы тогда с ним нарезались. Правда, он тоже погиб два дня тому назад. Нарвался на немецких парашютистов.
Всё это промелькнуло перед моим внутренним взором, пока укладывал фотографии в конверт. Достал список батареи: – Посмотрим. Командир батареи. Капитан Сухомлинов Григорий Иванович, 1907 года рождения. Город Тула. Жалко комбата. А что старшина? Старшина сверхсрочной службы Сергушин Николай Иванович. 1897 года рождения. Оооо, да он местный, это ведь недалеко отсюда. Надо будет поинтересоваться.
Судя по тому, как старшина накрыл едой плащ-палатку, с ней у нас действительно всё было в порядке. Старшина поднял над пищей объёмистую ёмкость и многозначительно потряс ею, глядя на меня.
– Ладно, разрешаю по сто грамм. Мне тоже не помешает, а то голова пока не того.
После еды пока собирались, отвёл старшину в сторону: – Николай Иванович, я список батареи посмотрел. Ты что из этих мест?
– Ну, не совсем. Тут километров ещё сто пятьдесят надо идти. Может, удастся и повидаю своих стариков. Меня в пятнадцатом году забрали на германскую войну и с тех пор только урывками был у своих. Самое долгое время это в семнадцатом году: пришёл с войны и в мае восемнадцатого ушёл в Красную армию. Так в ней и остался. И жена у меня оттуда. Сейчас там с младшим сыном. Надеюсь, что до них не докатится. Я же осенью этого года должен на пенсию выходить и хотел там обосноваться. Дом новый срубить. От нашей деревни до районного центра четыре километра, там и работу собирался найти. Только вот война, по-моему на долго затянулась. Как минимум на полгода. Как бы голову где-нибудь не сложить.
– Ничего, Николай Иванович, сейчас зацепимся за хороший рубеж. Подойдут резервы. Недельки две, месяц, подготовка наступления и вперёд. Думаю как раз к твоей пенсии и выгоним немцев за границу. Вот только вопрос: до границы нашей мы их погоним или и в Польше добивать будем врага. Максимум дня через три соединимся с нашими. Так что мы ещё поживём.
Около замаскированных машин, которые оставляли, мы собрались окончательно. Построились. Я ещё раз осмотрел маленький строй и остался доволен. Люди смотрели открыто и уверенно, ожидая дальнейших моих приказов.
И мы пошли. Впереди Петька, Белкин и оба сапёра. Одного звали Владимир Носков из Москвы, второй с Челябинской области Сергей Кравцов – парни вроде бы ничего, положиться на них можно. Один только факт, что они выполнили приказ своего командира роты: нашли нас и передали приказ, характеризует их крайне положительно. В пятидесяти метрах сзади остальные: я, старшина, Увинарий и два водителя. И если здоровяк Карапетян не вызывал каких-либо сомнений, то вот второй водитель Виктор Кузнецов, почему-то сразу не глянулся. Хотя каких-либо оснований к этому он мне не давал. Да и Николай Иванович характеризовал его в общем хорошо. Но всё равно душа не лежала к неуверенного вида парню. Мы шли параллельно дороге и постоянно слышали шум движущихся в восточном направление машин и колонн. Через час хода, сапёры вывели нас к реке, как раз к лодкам. Но воспользоваться ими мы не успели, так как туда подъехало несколько грузовиков с пехотой и БТР. Весело выгрузившись, немцы выставили охрану, а остальные с криком, гамом разделись и полезли в реку купаться. Несколько солдат стали разводить костры и стало понятно – обосновались они тут надолго. Пришлось вести свою группу вдоль реки, лишь бы подальше от переправы, где в ожидание окончания работы сапёров скапливалось всё больше и больше частей и подразделений немцев, которые стали расползаться вдоль берега. Отойдя километров на пять от переправы, мы остановились в укромном уголку реки, закрытые со всех сторон густыми кустами. Река в этом месте была шириной метров 150. Течение спокойное, и до темноты, когда решили переправляться, оставалось часа три. Так что каких-либо проблем не видел. Но на всякий пожарный спросил – Плавать все умеют?