Страница 3 из 19
Но стоило узнать Свята поближе, как обнаруживалось, что под внешней невозмутимостью скрывается очень мягкий человек, способный воспринимать чужую боль как свою.
Подвал тем временем наполнялся входившими один за другим разведчиками.
– Располагайтесь, ребята, – приветствовал их капитан. – Отдыхайте пока. Работенка предстоит жаркая.
– За тем и прибыли, – отозвался сержант. Сбросив маскхалат, он одернул гимнастерку, щегольски передвинув складки под ремнем на спину. – Здравия желаю, товарищ капитан!
– Ладов? Федор Васильевич? – Свят протянул сержанту руку, явно выделяя его среди остальных. – Приветствую моряка на сухопутье. Надеюсь, на жизнь не жалуешься?
– Гребем помаленьку, товарищ капитан. Пока голова на плечах, с немцем кончать надо.
– Двух мнений быть не может, Федор Васильевич. Тем более что усы пора бы сбрить!..
Симпатичное лицо сержанта, по общему мнению, очень портили усы, прикрывающие рыжей щеткой верхнюю губу. Ладов же в ответ на ехидные замечания товарищей лишь усмехался: «Не могу, братва, зарок дал. Вот вернусь к родным берегам, тогда сбрею, чтоб перед жинкой молодым обернуться».
Коренной дальневосточник, Ладов до войны служил в торговом флоте. Потом плавал на боевых кораблях. Из-за ранения медицинская комиссия списала сержанта вчистую, не разрешив ему вернуться на флот ни рулевым, ни сигнальщиком. С тех пор Ладов окрестил себя моряком на сухопутье.
Солдаты звали его между собой Федюней. «Федюня травит», «Федюня дал прикурить», – говорили они, и это очень не нравилось Бегичеву. Что за прозвище у помощника командира взвода, человека к тому же немолодого, имеющего семью? Бегичев называл Ладова непременно Федором Васильевичем или товарищем сержантом, пытался втолковать солдатам: недостойно, мол, наделять кличкой старшего по званию и возрасту. Ничего не помогало: добрый и мягкий, Ладов никогда никого не наказывал. Глядя на провинившегося бойца, сержант только страдальчески морщился и с укором произносил неизменное: «Как же это ты, корма в ракушках?..» Бойцы его ничуть не боялись, по-прежнему называли Федюней, но почему-то беспрекословно слушались.
– Давай советоваться, разведчик. – Свят позвал младшего лейтенанта к карте. – Вот тут мы, на самом берегу канала. А кругом – немцы. Завтра они на нас навалятся и, если мы не будем знать… В общем, – он выразительно покосился на Бегичева, – нужны данные о противнике. Нужно все: система огня, наличие резервов, расположение артиллерии, танков…
– Времени слишком мало, – отозвался Бегичев, – за ночь таких сведений не соберешь. Значит, придется брать языка, да подлиннее.
– Пойдем наверх, – предложил Свят. – Поглядим обстановку на месте.
Поднявшись по ступенькам, они вышли в траншею и остановились возле пулеметного окопа. Отблески пожарищ зловеще метались по черной воде канала. От едкого дыма першило в горле. Низко-низко проносились над мостом огненные трассы пулеметных очередей. Почти беспрерывно взлетали ракеты, раздвигая мертвящими всполохами надвинувшуюся на город ночь.
– Должны же фрицы наконец угомониться, – буркнул Свят.
– На это рассчитывать не стоит, – заметил Бегичев. – Они прекрасно понимают, что подкрепление, особенно артиллерию, можно подбросить тебе только по мосту.
– Как же ты пройдешь?
– Для нашего брата разведчика прямой путь – не самый короткий…
– Канал тоже освещается.
– Вот это уж ваша задача. Отвлеките, пусть немцы думают, что к вам двинули резерв. Все их внимание должно быть обращено сюда. А я тем временем переправлюсь ниже по течению.
– Неплохо задумано. Остается выполнить…
– Все от вас зависит, Иван Федорович. Поверят вам немцы, будет полный порядок. Ну а если нет – не взыщите…
Прочертив в небе серебристые дуги и брызнув снопами искр, над мостом взлетели три ракеты. Повинуясь сигналу, отрывисто рявкнули пушки, дробно застучали пулеметы. С каждой минутой огонь нарастал.
– Во дают! – раздалось за спиной Бегичева. В голосе Сереги Шибая слышался неподдельный восторг.
Шумный и непосредственный, Шибай во взводе был самым молодым. Он пришел в армию прямо со школьной скамьи, не успев окончить десятилетку, и попал к разведчикам только потому, что был виртуозом-коротковолновиком. В свои семнадцать лет парень имел первый разряд по радиоспорту.
Худой, нескладный, Шибай особой силой не отличался, и рация, состоявшая из двух увесистых упаковок, оказалась для него тяжелой. Пришлось выделить в помощь радисту ефрейтора Перепечу, мужика хозяйственного и заботливого, поручив ему беречь солдата как зеницу ока, что тот и «сполнял», как он сам выражался, «со всем своим полным удовольствием». «Старый» и «малый» так притерлись друг к другу, что и на отдыхе оставались неразлучными. Перепеча на правах батьки опекал радиста и считал своим долгом на каждом шагу поучать его. Вот и сейчас, услышав возглас Сергея, не преминул разъяснить:
– Так, стало быть, по военной науке надобно. Немца надуть – святое дело сделать.
Разведчики лежали в развалинах у самой воды в ожидании начала переправы.
– Не пора ли, командир? – спросил Ладов, примостившийся неподалеку от Бегичева.
– Повременим, – отозвался командир.
Торопливость в разведке, считал он, так же вредна, как и медлительность. Выждав момент, когда артобстрел достиг апогея, Бегичев приподнялся.
– Всем в шлюпку! – скомандовал Ладов. – Не отставать, корма в ракушках!
По развороченной гранитной лестнице разведчики скользнули вниз, неся на себе подготовленную надувную лодку. У моста продолжал бушевать огонь. На линии немецких окопов уже что-то горело, а лодка тем временем быстро и бесшумно мчалась по воде. Разведчики миновали середину канала, и теперь каждый взмах весел приближал их к вражескому берегу.
Бегичев взглянул на фосфоресцирующий циферблат часов и с беспокойством подумал: «Вся эта свистопляска вот-вот кончится. Она рассчитана на двадцать минут. Успеем ли?..»
Огонь прекратился так же внезапно, как начался. И сразу наступила зловещая тишина. Стали отчетливо слышны удары весел о воду.
Резиновое дно шаркнуло по камню. Лодка вздрогнула и пошла впритирку к гранитной набережной, то и дело цепляясь бортом.
– А, черт! Сплошь стена! – выругался Ладов, тщетно пытаясь удержать крутившуюся лодку.
Наконец ему удалось ухватиться за какой-то выступ.
– Сейчас закреплюсь, командир! Тут воронка и штырь торчит.
И снова – приглушенный голос Ладова:
– Шибай, двигай вперед. Подсажу. Сверху нам канат скинешь.
Разведчики осторожно выбрались на берег и залегли у дороги, проходившей вдоль набережной. Бегичев, пытаясь сориентироваться, оглядел окрестности. Обнаружил неподалеку группу растерзанных при обстреле деревьев – значит, высадились правильно. Парк, от которого остались одни воспоминания, был превращен в пустырь, перепаханный бомбами, и полностью простреливался с нашей стороны. Поэтому гитлеровцы перенесли свои позиции несколько дальше – в развалины, под прикрытие бетонных бункеров.
Над пустырем лениво, словно для острастки, взлетали ракеты. Со стороны немецких окопов изредка постреливали, но тоже будто нехотя. Это свидетельствовало о том, что переправа разведчиков осталась незамеченной.
Группа солдат торопливо ползла между пнями, замирая в воронках всякий раз, когда берег освещался. Близилось утро, становилось прохладно. Времени оставалось в обрез. Вдруг Ладов замер. Бегичев, двигающийся следом, наткнулся на него и понял: опасность близка. Сержант нащупал плечо командира, слегка сжал и, приподнявшись, шепнул в самое ухо:
– Часовой! Рядом! Я попробую…
Ладов исчез в темноте. Послышался короткий всхлип, и все стихло. Прошла минута, другая. Разведчики лежали, напряженно прислушиваясь, готовые вскочить и броситься вперед.
Вновь появился Ладов.
– Путь свободен, командир, – доложил он. – Впереди блиндаж.
Оставив Перепечу с двумя бойцами для прикрытия, Бегичев с группой захвата двинулся по извилистой траншее, опоясывающей парк. Внезапно они оказались у входа в блиндаж. В уличных боях немцы так же, как и наши, выносили свои командно-наблюдательные пункты поближе к переднему краю. Поэтому язык мог оказаться в любом блиндаже.