Гамбит

–Ну что, господа министры – капиталисты, рад вас видеть, Президент сел в кресло, вытянул ноги к камину. – Я тут за три дня уже заскучать успел, Петров правда не дает расслабиться, бумаги на подпись все время подкладывает, я поражаюсь, когда их только сочинять успевают… Смотрю, камин затопили, это славненько! Коленька, капни мне коньячку самую малость для храбрости. Хочу с вами один вопросик обсудить щекотливый.

«Ему уже пятьдесят шесть, а он все Коленька, – Рудин презрительно взглянул на засуетившегося Председателя суда, – а вопросик, судя по всему весьма серьезный. Шеф из-за ерунды всех собирать не стал бы. Интересно, что он задумал, ему уже хоть и шестьдесят семь, но сил и энергии на десяток молодых хватит».

Президент сделал небольшой глоток коньяка, с явным удовольствием оглядел собравшихся и вымолвил:

– Ну что, друзья мои, процитирую классика. Я устал. Я ухожу.

Воцарившуюся в зале тишину нарушало только негромкое потрескивание дров в камине. Собравшие соратники Президента лишь переглядывались, пытаясь скрыть свои эмоции и понять настроение остальных.

–Владимирыч, надеюсь не в монастырь? – наконец разорвал молчание Рудин, – а то помню, Иван Грозный как-то в монастырь ушел и оттуда наблюдал, чего без него в государстве твориться будет.

– Нет, поближе, в Совет Федерации, думаю пожизненное сенаторство меня вполне устроит. О, Кириллову забыл позвать! Ну да ладно, она не обидится, пока обсудим все в узком кругу. Как, чего, когда, а главное – кто?

– А главное, зачем? – подался вперед до этого абсолютно невозмутимый Тукай. -Зачем, Владимирыч? Куда уйдешь, какие сенаторы? Зачем нам в эти игры играть, чем мы хуже белорусов? Давно пора снимать эти ограничения на число сроков. Мы суверенное государство и сами решаем, кому и сколько лет у власти быть. Чего на Европу коситься? Она этого не оценит. Они как завелись пять лет назад, так до сих пор свои санкции не сняли. Зачем нам эти рокировки?

Президент вскинул руку, призывая к молчанию.

– Нет, Сергей, это не рокировка. Я устал тянуть этот воз. Я вообще порой жалею, что не сделал этого раньше, ну да что теперь. А сейчас хватит. Я устал от всех этих бумаг, этих приемов, перелетов. От косяков ваших устал. Вы начудите чего, а все за моей подписью, все на благо… хотя у вас этого блага на сто поколений хватит. Вот и я поживу. Пока здоровье позволяет. Высплюсь наконец. Всё, закрыта тема, не злите меня. А будет скучно, буду в совете федерации выступать, все кому скучно, все там кучкуются.

Тукай кивнул, он много лет знал Президента и понимал его великолепно, если этот человек принял решение, то изменить его спорами невозможно.

– Я понял, Владимирыч. Ты уходишь. Это ясно. Что дальше? Кто на новенького? Опять Коля?

– Ну а чем тебе Коля не нравится? – Президент ободряюще посмотрел на Оленина и тот горделиво выпрямил спину. – Он из нас самый молодой, бодрый, гладкий. Как орех в общем. Так и просится на должность. Или ты сам метишь?

В темных глазах Тукая вспыхнули и тут же погасли маленькие угольки.

– Владимирыч, ты знаешь, я везде за тобой. Как ты скажешь, так и будет. Скажешь, пойду и в Президенты, а скажешь другое, пойду и в совет федерации досиживать.

– Не худшее место чтоб досиживать, вкрадчиво заметил Петров, я бы сам не отказался.

– Придет время, не откажешься, – объявил Президент. – А пока о сменщике. Страна у нас большая и, увы, бестолковая. Стране нужна рука. Рука сильная, которая не даст пойти в разнос и всей этой пене либеральной повсплывать опять, а раз сильная, значит и молодая. Среди нас такого человека нет. Коля, ты только молчи! Я тут поразмыслил на досуге, перебрал варианты. Вариантов немного. Уж больно все зачистили за последние годы, перестарались малость. Лидеров не видно, одни лизуны остались. В общем так…

Президент встал и обвел взглядом присутствующих. Те торопливо поднялись со своих кресел.

– На должность будем выдвигать Жамбаева, – Президент с усмешкой поднес палец к губам. – Тихо! Сейчас ничего не говорим. С мыслью надо вам всем переспать, а завтра обсудим детали. В десять жду в кабинете.

Президент быстро вышел из павильона и стеклянные двери бесшумно закрылись за ним. Тукай молча опустился в свое кресло и закрыл лицо руками. Петров и Оленин продолжали стоять, глядя вслед удаляющейся фигуре сквозь панорамное остекление павильона.

– Ну как так?! – выдохнул Рудин и, опустошив до дна свой бокал с виски, вновь потянулся к бутылке.

Жамбаев – глава Арханской республики, в свое время прогремевшей на весь мир своим вооруженным противостоянием с федеральным центром, был всем присутствующим хорошо знаком. Слишком хорошо. Быть может, именно поэтому решение Президента на столько ошеломило собравшихся, что они, посидев еще некоторое время молча, так же молча разошлись по приготовленным для них гостевым апартаментам.

Кремль, два месяца спустя. Сорок семь недель до нового года

– Ну, что скажешь? – Подгорный, поставил на стол поднос с бутербродами и соком, добытыми после десятиминутного стояния в очереди делегатов съезда Единого фронта.

– А что сказать? Буфетов могло бы быть и побольше, а в целом неплохо, кормят нормально, – делегат от одного из восточных регионов Алферов, здоровяк с красным лицом, уже опустошил свою тарелку и прикидывал, стоит ли становиться в длинную очередь по новой.

– Да я не про жрачку, – Подгорный укоризненно вздохнул, – я про Жамбаева. Это ж дичь дикая. Ты представляешь, что он со страной сделает?

– Не, не представляю, – беззаботно ответил Алферов, – потому как, ничего он не сделает. Не дадут. Не поддержит никто. Ты ж видел, когда Оленин его кандидатуру зачитывал, они там в президиуме все в столы уткнулись от стыда, а шум в зале какой стоял. Я даже матюки слышал. И это у нас. Мы номенклатура, – он поднял вверх указательный палец, подчеркивая важность слова, – мы, можно сказать, люди подневольные. А что там будет? – Алферов махнул рукой куда-то в сторону, – за кремлевским забором? Папа решил уйти, это его выбор, но так чудить напоследок, даже ему не дано.

Подгорный нервно оглянулся.

– Ага, не дано. А кто ему об этом скажет, ты что ли? Раз на съезд вынесли, значит, в узком кругу уже все порешали, и старцы со всем согласились. Да ладно, старцы, они со всем всегда согласны, им лишь бы старость спокойно встретить, остальное по барабану. Но голосовать-то нам… ладно, – он с сожалением посмотрел в сторону буфета, который штурмовали делегаты, – пошли в зал, в перерыве собрания по округам будут, ну а потом и нашего кандидата послушаем. Ты видел? Он даже галстук одел сегодня по такому случаю.

Жамбаев чувствовал неприязнь зала, чувство это было не новым и взаимным. Уже не один год он принимал участие во всех мероприятиях федерального масштаба, но отношение к нему за это время не изменилось. В глазах окружающих он видел в основном страх, иногда ненависть, но как правило все эти эмоции были прикрыты прозрачной вуалью искусственной радости или деланого безразличия.

– Уважаемые делегаты, уважаемый Николай Юрьевич, – характерный акцент, усиленный динамиками, разнесся по залу. Жамбаев произносил свою речь размеренно, делая паузы почти после каждого предложения, словно желая, чтобы его хорошо поняли и запомнили все сказанное. Подгорный отметил, что речь была написана великолепно. В ней отдавалось должное уходящему Президенту, и ставились задачи, решение которых было необходимо для страны, для великой Родины и великого многонационального народа. И в авангарде этого великого народа должна стоять великая партия – Единый фронт, лучшие умы и сердца которой собрались в этом зале. Именно эти люди будут определять судьбу Родины в предстоящие годы и новый президент будет проводником их мудрых решений.

«А ведь он по сути обещает переход к парламентской республике,» – уловил мысль Подгорный.

«Ни одно значащее решение не сможет быть принято без воли всенародно избранного парламента, – развивал мысль Жамбаев, – а это значит без воли партии, имеющей конституционное большинство в парламенте, без… – он повысил голос, – нашей с Вами партии. Партии Единый фронт».