Страница 2 из 12
Входная дверь распахнулась, Эрих увидел свою помощницу по хозяйству. Он заметил, что за последние восемь месяцев она сильно сдала: исхудала, под глазами появились темные круги, которые через линзы очков выглядели на лице гигантскими пятнами.
– Эрих! – она бросилась ему навстречу.
Сердце доктора сжалось, с такой искренней радостью его встречала только покойная мать.
– Как же замечательно, что ты вернулся! Мне даже не верится!
– Здравствуйте, дорогая Вера Ивановна, – он приобнял женщину и похлопал по плечу.
Эрих не стал озвучивать беспокойство по поводу ее здоровья, она воспринимала его заботу как предвестницу увольнения, а найти работу на седьмом десятке было весьма проблематично.
Вместе они поднялись по ступеням и зашли в дом. Несколько минут ему дали осмотреться, и прежде чем на Эриха навалились воспоминания и чувство потери, посыпался шквал вопросов. Он осматривал комнату за комнатой, убеждаясь, что кое-что Островский успел уже продать. Вера Ивановна и Василий шли за ним по пятам и с преувеличенным восторгом слушали его рассказы о поездке по Сицилии. Когда все этажи были тщательно осмотрены, Эрих вернулся в гостиную и посмотрел на стену над камином, где раньше висел портрет жены. Он помнил, как после звонка адвоката о начале показа дома попросил Василия перевесить портрет в спальню.
Итак, решение принято: продать дом, а также все имущество, приобретенное вместе с Еленой, и начать новую жизнь. Но прежде чем шагнуть в будущее, нужно отдать дань прошлому – доктор почувствовал, что пора посетить могилу жены, где он не был со дня похорон.
Через два часа приехала Анисимова, Василий проводил ее в кабинет. После восторженных отзывов о ландшафте и доме, в котором она была впервые, Светлана расположилась на диване и заговорила в своей привычной манере – скороговоркой:
– Это случилось позавчера в павильоне игры в пейнтбол. Алексей со своими сыновьями играл против другой команды. Вдруг ни с того ни с сего к нему подбегает незнакомый мальчик пубертатного возраста и вонзает ему между пятым и шестым ребрами нож.
– С ума сойти! – ужаснулся Эрих. – Юноша был под допингом?
– Нет, в крови ничего не нашли. Совершенно адекватный, здоровый подросток и, по словам родителей, послушный и воспитанный.
– Как он это объяснил?
– Прежде чем ударить ножом, он прокричал: «Ты убил мою сестру»!
По выражению лица подруги Эрих понял, что эта реплика является главной загадкой, и спросил:
– А у него есть сестра?
– Нет.
– Сколько ему лет?
– Четырнадцать, – вздохнула Светлана. – После произошедшего его сразу отвезли на психиатрическое освидетельствование. Вердикт: вменяем! Родители в шоке. Ничего не могут понять. Все было нормально, а потом бах, ребенок галлюцинирует и проявляет деструктивное поведение.
Эрих фыркнул и отмахнулся.
– А чего ты хотела? Компьютерные игры, молодежные движения… Может он, таким образом, выбил себе билет в какое-нибудь закрытое сообщество.
Анисимова состроила недовольную гримасу, давая понять, что эти версии родители тоже отработали.
– Прежде чем встретиться с подростком, нужно заручиться согласием его родителей и Пастыря.
– Безусловно, но это только в том случае, если я возьмусь тебе помогать, – предотвращая реакцию коллеги, глаза которой заискрились от возмущения, как бенгальские огни, Эрих предупреждающе выставил вперед руку. – У меня сейчас непростой период. Ты видела коробки внизу?
Она кивнула.
– Я избавляюсь от прошлого, чтобы двигаться в будущее. И сложнее сказать, чем сделать.
– Понимаю.
– Нет, Анисимова, ты не понимаешь. Я сто раз говорил это своим пациентам, но понятия не имел, что это такое, пока сам не испытал. Это даже не смерть родителей… Их уход воспринимаешь по-другому… Твой мозг не взрывается на тысячу мелких осколков. Детям положено хоронить родителей, особенно если они в преклонном возрасте. Когда погибла жена, я думал, что сойду с ума. В прямом смысле… Без всяких преувеличений…
Взгляд Светланы смягчился.
– На какой ты сейчас стадии скорби?
– Отрицание и гнев я уже прошел. Перехожу от всепоглощающего чувства вины к депрессии.
Эрих с горечью усмехнулся. Светлана заметила увлажнившиеся глаза коллеги и отвела взгляд, чтобы дать ему собраться.
– Прямо в аккурат пятьдесят на пятьдесят. Полдня депрессую, полдня извожу себя за все, что с ней случилось.
Светлана знала, что успокаивать и проявлять сочувствие сейчас нельзя, от этого Эриху станет только хуже. Да и разговор неминуемо ушел бы в сторону трагической гибели жены и предшествующим этому событиям, а ей этого не хотелось.
– Из депрессии может вывести только работа. Пациентов у тебя пока нет… так что… предлагаю заняться этим делом.
– Я раздавлен, не могу собраться с мыслями, – Эрих простонал и с мучительной гримасой начал заламывать руки, но не стал озвучивать свои сомнения в том, что сможет ли ему помочь вообще хоть что-нибудь.
– Ты не один, Эрих. У тебя есть друзья. Мы тебе поможем. Сидеть без дела сейчас очень опасно, я тебе настоятельно рекомендую как можно быстрее взяться за работу и съехать отсюда. Здесь все будет напоминать о ней.
– У нее есть имя, – рявкнул Краузе с обидой.
– Было… у нее было имя, – осторожно поправила его коллега.
– Ты не представляешь, как это обидно звучит! И больно… – подбородок Эриха затрясся, на глаза навернулись слезы.
– Ты прав. Не представляю. Но как психолог могу тебе сказать, что бесцельное шатание по этому дому доведет тебя до психоза.
Краузе вскочил, пересек комнату и встал у окна. Минуту он молчал, потом сказал, что готов помочь студенческому другу, но только с согласия всех сторон.
– Я рада, что убедила тебя, – Светлана поднялась и взяла свою сумку. – Завтра с утра и начнем. Созвонюсь с Алексеем, навестим его в больнице.
С этими словами Светлана покинула коттедж. Через открытое окно Эрих смотрел, как ее машина выезжала со двора.
Спустившись на первый этаж, он решил отсортировать вещи, раскрыл первую попавшуюся на глаза коробку и замер. В ней находились видеокассеты, на которых были записаны семейные торжества: дни рождения, годовщины свадьбы, отпускные поездки. Он огляделся в поисках видеомагнитофона. Вся техника была упакована в коробки, а их было так много, что на поиски могла уйти целая вечность. Эрих позвал Василия и спросил, в какой коробке видеомагнитофон.
– Я отродясь у вас его не видел, – выпалил Василий с виноватым видом, – но если он вам нужен, могу привезти свой из дома.
– Наверное, мы его выкинули, – предположил Краузе. – Это же прошлый век. Если не трудно – привези. Хочу просмотреть все кассеты и оцифровать.
– Кассет много, это фигова туча часов, – небрежно подметил Василий, – если хотите, я могу помочь.
– Нет-нет, – запротестовал Эрих и поспешно закрыл коробку, – это моя фигова туча… и только моя…
Василий смутился.
– Простите, брякнул не подумав.
– Все в порядке. Привези видеомагнитофон как можно быстрее.
Василий кивнул и, пряча глаза, поспешно вышел. Эрих стоял посреди гостиной и с обреченным видом смотрел на коробку с семейным видеоархивом. На магнитной ленте из полистирола, словно в летописи, запечатлены все основные моменты его жизни. Жизни, которой у него уже никогда не будет.
Через открытую дверь палаты Эрих наблюдал, как по коридору туда-сюда сновали врачи и медсестры. Алексея перевели из реанимации в терапию, и поток посетителей не иссякал. Светлана и Эрих проскользнули в палату в промежутке между посещением семьи и коллег по работе.
– Выглядишь как огурчик! – нарочито бодро выдала Анисимова, игнорируя реальное состояние больного.
– Я сейчас как после Галочки с Фенечкой1, – улыбнулся Мартынов Краузе, и оба вспомнили, как в первый год работы на спор выпили сильнодействующий фармакологический коктейль.
1
Галочка с Фенечкой (мед.сленг) – комбинация препаратов галоперидола и феназепама.