Страница 5 из 6
Пока Микула закрывал дверь морга, появился завхоз. С теперь уже действительно новым замком в руках. Сей необходимый в хозяйстве предмет был торжественно вручен Микуле с поручением вернуть открученную утром дужку для замка обратно на калитку. После чего, гордо тряхнув золотистыми кудрями, с достоинством неся себя, Паша удалился прочь. Его рабочий день был окончен. А фельдшер отправился к калитке прикручивать дужку. Наступил вечер. Солнце светило уже не так ярко. Дул легкий теплый ветерок. По крыше клиники с самым хозяйским видом важно расхаживала ворона. Во дворе станции выросли тени, отбрасываемые растущими во дворе деревьями. Микула, вскочив на велосипед, помчался на станцию, а женщины отправились выключать свет, закрывать окна и двери. Подойдя с замком в руках к калитке, Абело и Евгения Никитична с пораженным видом замерли на секунду, а затем сложились пополам от смеха: дужки для замка находились на расстоянии пятидесяти сантиметров друг от друга. Повесить замок можно было, только смяв стойку ворот в гармошку. Что было явно не по силам двум женщинам.
Через пять минут, отсмеявшись, вытирая слезы, от смеха выступившие на глазах, Абело ловко вставила длинную ветку, упавшую с дерева, в ворота, внимательно посмотрела на табличку «Объект охраняется Плутоном» и удовлетворенно сообщила врачу:
– Епт, так-то все надежно. И замок у нас – супер! Пошли домой.
– Погоди, – давясь смехом, попросила Евгения Никитична. – Я фотку его трудов Микуле скину.
И обе опять согнулись пополам от смеха. Наконец фото фельдшеру было скинуто на телефон, и женщины, продолжая хихикать, отправились по домам. До дороги им было по пути.
Забывчивость
«Забывчивость – это интересное явление, с одной стороны, она вносит в нашу жизнь сумятицу, этакий элемент Хаоса: забыл дома проездной (приходится возвращаться, рискуя куда-нибудь опоздать), оставил кошелек на столе (пришлось отложить в магазине целую тележку продуктов), – заставляя тратить лишнюю энергию на исправление результатов своей или чужой забывчивости. А с другой – дает возможность появиться в жизни чему-то новому: вернулся домой за кошельком и встретил по дороге друга, с которым не виделся со времен службы в армии, а иногда и просто спасает жизнь: опоздал на работу, вернувшись за проездным, – не попал под взрыв в метро. Но и заставляет делать выбор: можно ведь и не возвращаться в магазин, а зайти в другой. И маршрут движения можно поменять. Поехать на работу наземным транспортом, например. В Мире правит дуальность. Редко бывает что-то однозначно плохо и однозначно хорошо в нашей жизни. Игра Инь-Ян все уравновешивает во Вселенной», – таким вот философским «измышлизмам» (как она сама их называла) и предалась Абело, доставая с полки в Аптеке пару тюбиков мази для отправки в соседнее подразделение и искоса поглядывая на слегка ошалевшего Микулу, пытающегося дозвониться до начальства. А все дело в том, что данный тип снова перепутал свой рабочий график. Трудно предположить, с кем он его попутал. Но он это сделал и вышел на работу в свой выходной день.
Так что этим теплым и солнечным утром, которое редко выдается в сыром питерском климате, Микула появился на пороге кухни в ветеринарной клинике под ручку со своим неизменным велосипедом. Коллектив, у которого оставалось еще минут пятнадцать до начала работы и который на удивление рано заявился на оную, плотной кучкой сгрудился у стола, дружно поедая подаренный благодарным клиентом вчера торт.
Услышав какой-то шорох со стороны дверей, народ дружно поднял головы и посмотрел в сторону пришедшего. А надо заметить, что на работу уже пришли все и больше из своих никого не ждали. Так что шорох, раздавшийся у кухонной двери, наводил на мысль о чужом, посмевшим мало того, что проникнуть во внутреннее помещение станции, куда посторонним вход был запрещен, о чем им и сообщала табличка при входе, так еще и оторвать работников этой самой станции от утренней трапезы, что вообще являлось святотатством. Посему дружная работа челюстей была приостановлена, восемь пар глаз возмущенно и грозно уставились на Микулу. Тот громко сглотнул и слегка попятился. Да и было отчего: сгрудившиеся вокруг стола и склонившиеся над тортом, а затем синхронно поднявшие головы с перемазанными шоколадом, с прилипшими к уголкам губ светлыми бисквитными крошками ртами создания, не прекращая дружно шевелить челюстями, дожевывали лакомый кусок и одновременно облизывали красными языками губы, смотря в сторону дверей голодным, подозрительно-грозным, т. е. не предвещающим ничего хорошего зашедшему к ним взглядом; напоминали компанию зомби, делящих добычу. Так что Микула остро ощутил себя прохожим – неудачником, попавшим на их трапезу, отчего покраснел, побледнел, судорожно вдохнул в себя воздух и замер, не дыша. Наконец после пары минут тишины, показавшимися ему вечностью, он был признан за своего.
– А ты тут чего? – с недоумением уточнила у него санитарка.
– Так, это, на работу я, – пояснил тот, с облегчением выдохнув.
– Так выходной ты сегодня, – пояснила ему Евгения Никитична, снова склоняясь над столом и поднося кусок торта ко рту.
– Почему-у-у? – обалдело-ошарашенно уточнил фельдшер.
– По графику, – невозмутимо пояснила ему Абело.
– Держи, – Николаша подвинул Микуле кусок торта. – Ешь.
Тот растроганно сглотнул слюну: «Все ж хорошо, когда ты не изгой в коллективе: с тобой делятся тортом и ты имеешь шанс не быть съеденным», – умиротворенно подумал он. Затем быстро прислонил железного коня к стенке и, ни слова не говоря, присоединился к коллективу.
Санитарка, оторвавшись от трапезы, дотянулась до подоконника, достала распечатанный график работы и протянула его Микуле. Тот сентиментально прослезился: «Наверное, к тебе очень хорошо относятся, – рассуждал он. – Если даже кушать перестали, чтоб показать, где ты накосячил». Шумно вздохнув, он погрузился в изучение графика работы родной станции, не переставая при этом усиленно работать челюстями (как говорится, «война войной, а обед по расписанию»). Пристальное изучение графика показало, что у Микулы и правда был сегодня выходной, так что на работу он приперся почем зря. Но и домой ему возвращаться смысла не было: жил Микула в центре, а работал на окраине. Так что, поев, он тяжело вздохнул, натянул на ноги любимые шлепанцы с треснутой подошвой, две части которой скрепляли, не давая им разлететься в разные стороны, лишь пара ниток да стелька, и отправился за телефоном – следовало уговорить начальство сместить ему график работы.
На станции начинался рабочий день. В холле, ожидая приема, собралось уже человек восемь. «Надо же, и все с кошаками», – отметила про себя проходившая мимо с тряпкой для вытирания пыли Рэншен. Она задержалась у дверей, ведущих в аптечный коридор. Несколько темных пятен говорили о том, что какой-то барбос тут встряхнулся. То ли выходя от врача, то ли заходя к нему. Собственно, никакой роли это не играло. Значение сего действа было лишь в том, что следы посещения клиники псиной надо было вытереть. Чем санитарка и занялась.
Хлопнула входная дверь, и в лечебницу вошел мужчина средних лет. Чуть задержавшись на пороге, он с некоторым недоумением осмотрел сидящих в холле людей. Затем прошел, заняв свободный стул, и уточнил:
– Кто крайний?
– Я, – поднял руку мужчина с черепахового окраса кошечкой на руках.
Вошедший кивнул и опустился на стул, все еще неодобрительно осматривая окружающих. «Собачник, что ли? – с недоумением подумала Рэншен. – Вон как неодобрительно на котэ смотрит…». Снова открылась входная дверь, и на пороге возникла женщина с ирландским волкодавом.
– Кто последний? – доброжелательно уточнила она.
Неодобрительно озирающий кошаков мужчина, казалось, просто потерял дар речи. Он открыл рот, выпучил глаза и наконец возмущенно заявил:
– Как вам не стыдно с собакой?!
– А что? – растерялась женщина. Волкодав внимательно посмотрел ей в лицо, уловив изменение в настроении хозяйки.