Страница 7 из 23
Эти разломы (использованный Х. & К. термин fault переводится и как “нарушение структуры”) таковы: “восточнохристианский – западнохристианский” и “восточнохристианский – исламский”. “Зоны конвергенции трех цивилизаций” отмечены бирюзовым (тут я не вполне уверен, это может быть и оттенок шартреза): север Албании с небольшими полосками Сербии и Черногории, а также юго-восточная часть Боснии. По конкретным маршрутам линий разломов с Деннисом П. Хупчиком и Харольдом Э. Коксом можно спорить (на мой взгляд, кое-где эти пунктиры проходят правее, но в целом левее), однако отдаю профессорам должное: их карта хороша тем, что просто объясняет комплексное. Да, так случилось, и факт есть факт: именно на Балканах столкнулись углами тектонические плиты ислама, православия и западных христианских конфессий. И именно эти европейские фронты (всегда в течение последнего тысячелетия и до сих пор) даже важнее просуществовавшего всего полвека железного занавеса.
По большому историческому счету, как считается, цивилизационные швы уже сошлись, но в прорехи просыпалось время и провалилась европейская утонченность. Хупчик и Кокс описывают (на листе номер 44) эпизод балканского хаоса периода Второй мировой войны: “Албанцы, венгры, немцы из Воеводины убивали сербов на землях под своим контролем. Болгары заставляли славян-македонцев признать себя болгарами. Усташеский режим Павелича в Хорватии пытался либо истребить сербов и евреев, либо обратить их в католицизм. Мусульмане в Боснии поднялись против сербов, чтобы отплатить им за прежние унижения. Сербы отвечали, как только и чем только могли. Образовалось огромное поле битвы между культурами”.
Двадцатилетием ранее между Грецией, Болгарией и Турцией произошел принудительный обмен населением: около 2 миллионов человек вынужденно сменили страны своего жительства. Малоазийские греки отправились на историческую родину, греческие и болгарские турки – в Малую Азию, а славяне из греческой части Македонии – в Болгарию. Через полвека после победы над нацизмом в ходе вооруженного конфликта (свыше 100 тысяч убитых, концлагеря, военные преступления) и в результате этнических чисток 2 миллиона человек покинули Боснию и Герцеговину. Так на Балканах создавались (и доформировываются до сих пор) исповедующие молодой агрессивный национализм государства.
Так что это хороший вопрос: зарубцевались ли швы?
Политико-национальная композиция Балканского полуострова и вправду запутанна и сложна. К потомкам здешних “автохтонных” народов относят албанцев, предками которых некоторые ученые умы считают племена иллирийцев (точнее, дарданцев), и греков. При этом современные греческая культура и самосознание, как указывают многие историки, имеют мало общего с античностью, отсчет которой принято вести от VIII века до нашей эры. К “первопроходцам”, грекам и албанцам, в ряде исследований добавляют еще и румын. В Бухаресте этногенез этой нации выводят из взаимной ассимиляции дако-фракийских племен и римских легионеров – потомки тех и других якобы на века укрылись от завоевателей-варваров в Карпатских горах, чтобы затем в подходящий момент вернуться и на равнины. Такую теорию оспаривают ученые, которые считают румын потомками латиноязычных номадов-влахов, мигрировавших к северу от Дуная в тот период, когда в Центральную Европу вторглись угорские племена. Спор ведется давно и вряд ли завершится скоро.
Первые волны тюрков-кочевников проникли на Балканский полуостров примерно в середине IV века, когда началось Великое переселение народов, а славянские варвары появились на периферии Византийской империи и Аварского каганата на полтора или два столетия позже. Первый (вообще исторически первый) союз славянских или родственных им племен, который можно счесть протогосударством, возник в 620-е годы. Лидер этого объединения, вобравшего в себя и толику земель современной Словении, торговец по имени Само, был, скорее всего, франком, но суть дела это не меняет, хотя и звучит обидно для поборников славянской идеи. Племенной союз Само распался вскоре после смерти этого боевитого князя.
На той же северо-западной макушке Балкан в середине VII века образовалось и просуществовало больше полутора столетий, пока его не поглотило Франкское королевство, в основном славянское Карантанское (по одной версии, от названия племени хорутан, которых считают предками словенцев) княжество с центром на Госпосветском поле, что в долине реки Дравы. Теперь это благостный юг Австрии, сельская местность с зелеными травами и тучными коровами называется Цольфельд. Есть исторический анекдот, согласно которому свободные карантанцы избирали себе вождя голосованием, а затем в знак почтения усаживали его (вроде как интронизировали) на так называемый княжеский камень – перевернутое основание разломанной ионической колонны из римского муниципия Вируна, похожее на мраморную тумбу.
Изображение княжеского камня отчеканено на словенской евромонетке, притом что сам камень находится в Австрии. Античная тумба, символ крушения римской славы и расцвета варварских вольностей, украшает роскошный, в золоте и 665 гербах, исторический зал парламента федеральной земли Каринтия в Клагенфурте. Симпатичной церемонии инвеституры еще семь веков следовали германские владетели княжества, добавившие своими штанами лоска древней каменной табуретке. Что и засвидетельствовала роспись художника Фромиллера над камином в ослепительнейшем геральдическом зале: здесь и князь, и его знамя, и его подданные. В конце XVI века старинную традицию описал французский философ Жан Боден, а его, между прочим, считают предтечей современной политологии. Как-то в Любляне за чашкой кофе местный интеллектуал поделился со мной смелым допуском о том, что, поскольку Томас Джефферсон изучал боденовские “Шесть книг о государстве”, карантанский обряд определенно повлиял на содержание Декларации о независимости США. До 1991 года Карантания так или иначе оставалась единственным эпизодом независимости в истории словенского народа, хотя историки, с которыми я беседовал в Любляне и Клагенфурте, полагают, что считать это княжество древнесловенским государством неверно. В германском мире, в Британии и Италии словенцев вплоть до конца XVIII века чаще всего называли альпийскими славянами.
Австрия. Клагенфурт. “Княжеский камень”. Фото Ольги Баженовой
БАЛКАНСКИЕ ИСТОРИИ
КАК СНИМАЛИ ФИЛЬМ О ВОЙНЕ И ПОБЕДЕ
Иосип Броз Тито. Почтовая марка. Ок. 1945 года. Фото: © rook76 / shutterstock.com
Уже через несколько недель после окончания Второй мировой войны советский режиссер Абрам Роом приступил в Белграде к съемкам фильма “В горах Югославии”. Главный герой картины, боснийский серб Славко Бабич (его роль исполнил Николай Мордвинов), собирает односельчан в партизанский отряд, с боями пробивается на соединение с армией Иосипа Броза Тито, по дороге громя немецких оккупантов, их итальянских союзников, а также сербских и хорватских коллаборационистов. Героическая киноистория завершается поражением гитлеровцев и их подручных, но победа завоевана дорогой ценой: вражеская пуля настигает Славко уже после освобождения Белграда, в тот момент, когда он горюет под осиной, на которой фашисты повесили его красавицу-невесту Милицу. Финальная сцена картины – апофеоз Победы: маршал Тито (актер Иван Берсенев) принимает парад партизанской армии и под ликование огромной толпы провозглашает здравицы великому Сталину. Идеология этой советско-югославской военной драмы столь же черно-белая, как и кинопленка, на которой снят фильм. Если верить сценарию, киновосстание в Югославии началось строго в день нападения Германии на СССР, в бой партизаны из боснийских сел шли с именем Сталина на устах, а в перерывах между сражениями с волнением слушали радиосводки о положении под Сталинградом. “В горах Югославии” – первый полнометражный фильм социалистической Югославии, но киносправочники титовской поры об этой картине не упоминали. Большая политика оказалась быстрее кинопроизводства: пока картину монтировали, Тито отказал в верности Сталину и из ученика советского вождя превратился в агента мирового империализма. В Белграде и Загребе картину Роома вообще не демонстрировали, в СССР прокат ограничили. Одного из персонажей фильма, главу националистического сербского движения генерала Дражу Михаиловича, югославские коммунисты расстреляли. Первым фильмом социалистического экрана в Белграде долго считали вышедшую весной 1947 года картину Вьекослава Африча “Славица”, тоже военную драму. В киноленте Роома как раз Африч сыграл генерала Михаиловича – карикатурно, как прихвостня нацистов. Артист быстро “реабилитировался”: в югославском фильме № 2 “Этот народ будет жить” (о любви сербской селянки Ягоды и комиссара партизанского отряда, хорватского минера Ивана) хорвату Афричу досталась роль главнокомандующего народной армией. Крупный актер мхатовской школы Берсенев, первый руководитель Московского театра имени Ленинского комсомола, примерив мундир маршала Тито, вступил в ВКП(б) и получил звание народного артиста СССР. Примерно к тому же времени относится его поздний роман с балериной Галиной Улановой. “Партизанские фильмы” (картины на темы антифашистской борьбы) на четыре десятилетия стали главным жанром югославского кинематографа.