Ночные сказки

Мистер Джек успешен. Да, он начинал как обычный продавец квартир, но теперь он возглавляет весь отдел продаж у строительного холдинга, а его кабриолет светится от ярких солнечных лучей за окном.

Он смотрит на часы. Ещё шесть. Точнее, шесть часов утра. Он может позволить себе немного задержаться, выехав ровно в шесть сорок пять. Успеть до пробок и, приехав ровно к семи тридцати, скинуть парковщику привычные десять долларов.

Работа. Она приносит ему удовольствие. Привычно работая по десять–двенадцать часов, он полностью погружен в цифры, отчеты. Он может делать по несколько дел одновременно. И часто, очень часто сохраняет такой ритм до позднего вечера. И это нормально. Поэтому нет ничего удивительного, что он требует этого и от своих сотрудников.

Зачем нужен работник, если он не метит на твое место? Что тогда с него можно взять? Ничего, ровным счетом ничего. Это бесполезный продукт. Абсолютный ноль. Поэтому таких мистер Джек и не держит. Просто не нужны.

Мягкое нажатие на кнопку плеера, и машину начинает переполнять музыка. Кожаный салон издает уже ставший привычным аромат дорогой кожи, кондиционер отфильтровывает неприятный запах улицы. Мотор выдает по максимуму, вырывает мистера Джека вперед. И поэтому он всегда успешен, даже в пути. Ах да, внешний вид этой спортивной модели также безупречен.

В офисе его привычно встречает молодая секретарша, с удивительным сосредоточием нескольких параметров красоты в одном человеке. Будь то формы тела, черты лица или даже звук голоса, который вполне бы подошел и для карьеры певицы. Внешне в ней совершенно все. Она даже умна. Мистер Джек вежливо берет чашку с кофе. Он никогда не грубит своей помощнице, это не в его стиле.

– Лесли, набери Хадсону, пусть приготовит отчет на сегодня, скоро квартальные премии, нужно быть готовым.

– Да, конечно.

И вот она уходит, виляя своим безупречными задом. А он у неё действительно безупречный. Приятное дополнение к кофе, который она готовит в совершенстве, ещё одна, кстати, бонусная фишка у этого секретаря. Третьего за этот год.

Мистер Джек смотрит на часы. Уже 10. Он собирает команду. Надо подтянуть штаны, иначе всё пойдет прахом. По идее, это надо делать даже не один раз, а два или три в день, но пока хватит и такого ритма. Пока его любимчики справляются, иногда даже заслуживая похвалы.

День. Он идет привычно. Большие окна показывают всю его жизнь во всей красе, снизу разбавляя суетящимся городом, а сверху – грязными городскими тучами. Без прикрас, всё наживую, честно и неопрятно. К сожалению, конечно. Так как опрятность – крайне полезное умение. Как, например, у него.

Двенадцать. Время легкого ланча. А ещё книги. «Искусство войны». Мистер Джек постоянно читает её в офисе. Перечитывает, если быть вернее. Умных людей родилось достаточно мало, но хорошо, что многие из них умели писать. И вот, памятные мемуары дают ему преимущество в конкурентной борьбе.

Он снова смотрит на часы. Три часа. Время летит быстро. Много дел, много работы. Постоянная переписка в ватсап. Это уже стало так обыденно, что он даже перестает замечать все эти сообщения, падающие для кого-то с пугающей скоростью. Стоит тут отметить, он перестает замечать, но не забывает отвечать и давать инструкции. Просто масса уже не так давит на его работоспособность. И, параллельно, он успевает делать свои текущие дела.

Он берет трубку и звонит домой. Там вовсю идет уборка. Он платит неплохие деньги клинингу, который в его отсутствие драит квартиру. Лучше так, чем видеть собственные недоделки в плане пыли.

Девять. Девять вечера. Ещё можно посидеть часа два или даже три, чтобы отработать привычно больше, чем надо. Посмотрев на часы, он едет домой. Он хочет выспаться, ведь завтра сложный день и время отчетов. Теперь уже его отчетов перед большим начальством.

Он входит в идеально убранную квартиру, где нет ничего, что можно связать с грязью, с неопрятностью, пылью, беспорядком. Он раздевается, принимает душ и привычным жестом снимает часы. Теперь он может уснуть, ещё один день прошёл в этом четком мире. Надо спать.

Наступает тишина. Тяжелая, привычная. Такой раньше не было, когда у него была семья, а на подаренных женой часах не было разбитого стекла. Тогда он ещё не обжег руки, ломясь в закрытую дверь, за которой живьем горели его дети. Когда ещё не остановилась его счастливая жизнь, как и на привычном маленьком циферблате подаренных наручных часов.

Спустя несколько часов Мистер Джек проснулся и привычно надел мягкую белоснежную рубашку. Мистер Джек аккуратен во всем. Он старается быть исполнительным, четким и никогда не выглядит плохо. Он в деле. Разве что иногда может позволить себе взять один или два выходных в месяц. Но крайне редко.

Он смотрит на разбитые часы. Семь. Семь утра. Время начинать новый день.

Допрос

Антон вытер кровь с рук. Ад. Все это напоминало медленный спуск в ад, когда, шаг за шагом, ты всё глубже и глубже спускаешься по винтовой лестнице вниз. Или, правильнее сказать, по круговой. По дантовской, всё ближе и ближе приближаясь ко дну. Он посмотрел на старика. Разбитое в кровь лицо, трясущиеся руки. Дед всё ещё держался и никак не хотел сознаваться в содеянном.

А зря. Зря он так. Это лишь усилит желание выбить правду. Причем отнюдь не добрым способом. Это раньше он был примерным ментом, работающим лишь по уставу. Теперь же, при виде всех этих истерзанных детских судеб, он просто не может жить по тому кодексу, который с самого детства вдалбливал ему отец.

Антон! Это – правильно. Это – не правильно. Ты должен все делать как надо. Защищать слабых, не обижать младших. Помогать старикам, женщинам и детям. Что ж, теперь отчасти всё так и есть, только сегодня один закон он всё же переступит. Или, правильней сказать, правило.

Антон отошёл к грязной раковине и включил кран. Ему хотелось умыться. Он сильно избил деда, теперь хотелось смыть весь выступивший пот, смочивший не только шею, лицо, но даже воротник. В подвале вообще было жарковато. Но зато тихо, спокойно, никто не мешал.

Холодная пахучая вода. Словно все дерьмо этого города лилось через их канализацию. Он подставил руки. Кровь смывалась неохотно, она порядком успела загустеть. Дед оказался чертовски упертым. Все никак не осознавал своего положения. Думает, всё сойдет ему с рук, избежит наказания. Чертов педофил.

Он развернулся. Да, признание. Только оно имеет цену в этот вечер. Только оно. И это надо добыть его сейчас, когда ещё есть время или когда ещё никто не прознал о случившимся. Он ведь поймал его случайно. Совершенно. Начальству нельзя докладывать об этом. Оно сразу прибежит и начнёт всячески мешать. Нет, он должен сделать это именно сейчас и сам.

Удар. Затем ещё. Ублюдок начинает харкать кровью, но всё ещё держится. Жаль, он никогда раньше не пытал людей, не мучал их, не заставлял признаваться в содеянном. Ведь он всегда был поборником устава. И сам всегда мешал своим коллегам измываться над людьми. Будь то бывший наркоман или мигрант со стройки. Он всегда был правильным полицейским.

Но не сегодня. Антон обхватил мерзкое лицо двумя руками и с силой сжал его. Плохо понимающий педофил скривился от боли. И от страха. Но так и не заговорил. Антон надавил на глаза. Неужели придётся продолжать это до бесконечности. Что там на очереди? Пакет? Кажется, так делают неправильные менты.

Проходит ещё несколько минут. Потом ещё. Кажется, что слова признания просто застревают в горле, что их можно взять и вытащить, стоит лишь ещё надавить на изможденное кровавое тело. Но пока напрасно. Пока все напрасно. Он так же молчит. Грязная, скотская, извращенная тварь. Как же ты уперт! Как это злит. Главное – не забить до смерти. Главное – сдержаться. Отец всегда говорил, что гнев – самый главный враг полицейского. А отец был лучшим ментом из всех, кого он знал.

Антон снял пакет. Задыхающийся преступник, наконец, поймал тот самый страх, который так часто развязывает языки. Все. Теперь он его. Весь. Абсолютно весь. Никто теперь не сможет забрать у него этого педофила, растлителя маленьких душ. Сколько их там было, пять? Шесть? Эх, теперь это все будет зафиксировано куда точнее. Завтра его поведут на следственный эксперимент. Или даже не завтра. Надо ведь, чтобы всё это зажило.