Страница 30 из 68
Козелок бросился к товарищам.
– Что, сивый леший? – встретил его Метла. – Опоздал?.. Где сторублевки-то?
– Что с судьбою поделаешь то! Сам сердцем плачу…
– Черт с твоих слез нам!.. Этакий кус проворонили! – негодовал Зуй.
– Вот погоди, ужо встретимся! – пригрозил его сумрачный приятель.
– Уж мы там как-нибудь разберемся, а я вам угощенье схлопотал.
– Знакомец это твой, что ли? – спросил Зуй.
– Он, он… Меня-то ему по какому-то делу нужно, а вам он на угощенье дает, отстаньте только.
– Что ж, это можно, – согласился Метла, – нам все равно. Пойдем к Коноплянкину, и ты, Козелок, туда приходи… Да вот твой знакомец.
Действительно, Афанасий сам подошел к топтавшимся на одном месте босякам.
– Вы, братцы, не держите Козелка-то, – произнес он, – вот вам по полтине на нос, угощайтесь, а он со мной…
– Кто его держит! На что он надобен? – разом ответили и Зуй, и Метла. – А вам, господин, благодарствуем…
– Вот и отлично! Валите, ребята!.. Душеньки-то, знаю я, горят. А ты, Богданов, марш со мной! Сейчас и покатим.
– Смотри, Козелок, – закричал Зуй, – как господин отпустит, сейчас к Коноплянкину Сергею Федоровичу, в чайную приходи, там мы тебя дожидаться будем!
– Ладно, дожидайтесь! – с насмешкой ответил им за Козелка Дмитриев.
Алексей что-то почуял в его тоне и тревожно спросил:
– Да ты меня, Афонюшка, куда ведешь?
– А тут господин один поговорить с тобой желает… вот о том, что ты мне вчера болтал… Да ты иди, не бойся, худа тебе от этого никакого не будет.
Дмитриев чуть не силой толкнул Козелка, и вскоре они уселись в извозчичью пролетку.
XXX
Темный замысел
Зуй и Метла первым делом пропили данные им Дмитриевым полтинники.
Времени на это понадобилось не особенно много, зато идти к своим пустырям было весело.
Даже Метла после выпивки стал не так сумрачен.
– Ахти, какое дело сорвалось! – все-таки продолжал он сожалеть. – Сгниют сторублевки-то…
– Н-да! Не повезло! Вот тебе и Козелок!..
– Что Козелок? Он всегда пропащая тварь был… Этакое дело мимо носа проворонил!
Босяками вновь начало овладевать мрачное настроение.
Ветер усиливался, пушечные выстрелы громыхали все чаще, пошел мелкий, до костей пронизывающий дождь.
Поеживаясь, кляня судьбу, добрались босяки до чайной Коноплянкина и ввалились в нее в такое время, когда она, по обыкновению, пустовала.
– А, босая команда! – встретил их Коноплянкин. – Откуда ветер несет?
– И не говори, родименький, – заюлил перед ним Зуй, – из такого далека, что отсюда не видно.
– Смерзли, – заметил Метла.
– Как собаки, – то есть смерзли, – поддержал его товарищ. – Погреться бы…
Коноплянкин оглядел их и презрительно усмехнулся.
– Деньги на стол! – буркнул он. – Вот и погреетесь.
– Деньги?.. Будут денежки-то, – заныл Зуй.
– Тогда и погреетесь!
– Вот она, дружба-то, – вздохнул Зуй. – Говорил я тебе, Метла, плюнь ты на это дело. Куда уж нам со свиным рылом в калашный ряд? А ты, дьявол неумытый, нет, как это можно, чтобы товарища да не проводить!
– Какого товарища? – заинтересовался Коноплянкин.
– А тут одного… Может быть, знаешь, а не-то и слыхал, может… Минюшку, Гусара нашего разлюбезного!.. Да что с тобой, друг Сергей Федорович?
Как ни мало проницательны были Зуй и Метла, но они заметили, что Коноплянкина всего передернуло, как только он услышал о Миньке.
– Что Минька?.. Как не знать его, – забормотал он и, преодолев волнение, спросил: – Проводили его, Гусара-то, говоришь?
– Довелось нам… и из проводов этих самых без грошика остались.
– Куда провожали-то? – спросил Коноплянкин.
Зуй, заметив его волнение, тихо свистнул и сказал:
– Ужасти, как далеко… уехал он, Минюшка наш, и не вернется вовеки…
– Толком, окаянные, говорите! – рассердился Коноплянкин. – Куда уехал?
– А ты, хозяин, выставь! – рявкнул понявший, куда клонит товарищ, Метла. – На сухую и слова из глотки не лезут.
Коноплянкин, метнув на них злобный взгляд, крикнул:
– Дмитрий! Чаю им собери… знаешь какого…
Зуй и Метла закланялись, услышав это распоряжение.
– Садись, что ли! – указал им на столик Коноплянкин и сам подсел, когда те заняли места. – Ну, что вы там про Гусара болтали? – спросил он.
– Сейчас, – заюлил Зуй, – всю правду-матку выложим… Дай только малость в себя прийти… Вот Митрий схлопотал уже… несет… Хо-орошо! – выпил и облизнулся он, наливая стакан хмельной влаги товарищу. – Ау, наш Митюшка Гусар, – обратился он к Коноплянкину, – был да весь вышел… Помер он…
– Да что вы врете, рвань коричневая?! – заорал буфетчик. – Как это вы так говорить можете: помер?..
– Смерть, значит, пришла… Так тут уж ничего не попишешь, – сфилософствовал Метла.
– Не мог помереть он, не мог… – волновался Коноплянкин, – кабы помер он, объявления были бы в газетах… Врете вы… сами вы не знаете, оголтелые, кто такой Минька был!
– Ах, благодетель, знаем, – перебил его Зуй, – все мы досконально знаем… до ниточки последней знаем: в графах Минька-то наш оказался… высь-то, высь какая! И с такой выси прямо в сыру землю сверзился.
– Сегодня хоронили, – подтвердил Метла.
Коноплянкин сидел, схватившись руками за голову.
– Да как же это все так случилось? – растерянно произнес он, поняв, наконец, что босяки говорят ему правду. – Теперь прощай, моя ресторация на Обводном! Да вы мне толком скажите, как это все приключилось?
– Козелка, благодетель, помнишь? – спросил Зуй.
– Знаю! Как не пьет, на чтения ходит, запьет – у меня да на огородах пребывает.
– Он, он! Так этот самый Козелок над Минькой Гусаром, – то есть над графом, читал… Однако запил он, ночью на огороды прибежал. Там мы и встретились.
Теперь для Коноплянкина не могло быть никаких сомнений в верности принесенного ему известия.
– Да на что же это похоже? – простонал он. – Ведь это хуже грабежа дневного… А я-то думал, я-то надеялся… Все эти дни на улицу носа не высовывал, вот, думаю, соколик мой явится и денежки выложит… а он… накось, какую штуку выкинул… Да разве это порядок?
Коноплянкин чуть не плакал.
– Должен он тебе, что ли, был? – спросил наблюдавший за ним Метла.
– И не говори! – отчаянно махнул тот рукой. – Почитай, целый капитал теперь в могилу унес.
Зуй и Метла переглянулись.
– А с нами-то он, Сергей Федорович, – начал первый, – какую штуку выкинул; твоей совсем под стать.
– Какую? – спросил Коноплянкин.
– Такую ехидную, что и говорить не стоит… И у нас он, Минюшка, капитал в могилу унес.
– Это как же так?
– А так вот… Козелок… – и, склонившись к уху Коноплянкина, Зуй начал быстро нашептывать ему.
По мере того как Сергей Федорович слушал этот шепот, его глаза разгорались яркими, алчными огоньками.
– И все сторублевки, говоришь? – спросил он. – Под головой?
– Под ней самой.
– Даром сгниют, – заметил Метла.
– Н-да! – размашистым жестом почесал в голове Коноплянкин. – Выходит, что сгниют… А где же Козелок?
– Поджидаем… Сюда он придет.
– Дмитрий, перемени-ка! – распорядился Коноплянкин, и, когда парень ушел с чайниками, он, склоняясь над столом, зашептал: – Братцы мои, да неужто же такому капиталу задарма в земле пропадать?
– А что поделать-то? – спросил Зуй.
– Как что? Достать его нужно! Вот что.
– Оно так, – смутился Зуй, – зачем гнить капиталу. Да как достать-то?.. Ведь в могилу лезть нужно. А это боязно – покойничка потревожишь.
– Ну, ему, покойному-то, все равно. А из-за него живые пострадают. Шутка ли, сам говоришь, сторублевки все.
– Сторублевки… – нерешительно протянул Зуй. – Да ведь могилу взрывать придется…
– И ничего не нужно! – вдруг перебил товарища Метла. – Посмотрю я на тебя, так на слова куда ты, Зуй, дошлый, а как до дела коснется – и стоп. А еще птицей прозываешься… Коли ты – птица, так все видеть должен…