Между ночью и днем

– Да, наверное, – выдавил Дикон.

Нытьем, тем более мысленным, уже ничего не изменишь. А вот если прохлаждаться и часами разглядывать свои ордена, то до дел руки точно не дойдут, и тогда отношение Ворона к нему точно изменится. В худшую сторону.

========== Глава 19 ==========

Несколько дней пролетели в сплошной круговерти. Ночевать Дикон остался в доме Алвы, заняв ту комнату, в которой спал еще оруженосцем. По-прежнему каждую ночь сны снились такие, что вечером он был готов заняться чем угодно, только не идти спать. Лабиринт, Изначальные твари, рушащийся Надор… Зато просыпаться в этой комнате было спокойно – словно возвращался в то прошлое, когда еще не успел наворотить непоправимых дел.

Герард принимал его страх за желание как можно быстрее вернуть дому прежний вид и старался помочь, чем мог. Дикону было непонятно – как же так, сын настолько не похож на своего отца!

Если бы такое рвение проявлял начальник Лаик, было бы ясно – тупой как пробка боров хочет выслужиться. А сын Арамоны просто хотел сделать все так, чтобы Ворону было приятно. Доставить радость своему эру. В смысле, соберано.

Наверное, он пошел в мать. Ту светловолосую воблу, которую эр Рокэ сдалал дуэньей Айрис. Ту самую воблу, которую Ворон то ли в шутку, то ли всерьез сравнил со святой Октавией. Ну не мог же он считать ту женщину хоть сколь бы то ни было красивой?! Или мог?..

Вставал Герард очень рано, и Дикону казалось странным, что теперь его такое в людях не раздражает. Прежде наверняка первой мыслью было бы „чернь всегда встает с петухами, вот по сынку Арамоны и видно, из какой он семьи“. Теперь же было чуть спокойнее, что в зимней утренней хмари он не один – можно не лежать в кровати, пялясь в потолок, а встать и спуститься вниз, чтобы позавтракать под веселые комментарии Герарда, до невозможности бодрого и жизнерадостного, словно он спал с раннего вечера до позднего утра. Ложились они поздно – спешили организовать все как можно быстрее, и Дикону приходилось признать, что без Герарда он бы не справился, по крайней мере, не справился так быстро. В хозяйственных делах соображал этот новоявленный рей отменно.

Интересно, а что он скажет, если предложить ему весной поехать в Надор? Само там все не восстановится, да и одним своим присутствием не поможешь, нужно будет прикидывать, что делать и в каком порядке, с Герардом же такие вещи обсуждать хорошо – ему много полезного в голову приходит, причем такого, до чего Дикон сам не додумается. Только зачем ему тащиться в разрушенные земли? У рея Кальперадо и свои есть. В теплом и уютном Кэнналоа. Где никаких бедствий не было и быть не может. Потому что принадлежат они другому Повелителю. Который не клянется направо и налево, не думая.

*

Алва вернулся в свой прежний дом, и Дикон все ждал, что тот похвалит за хорошую работу – они ведь с Герардом так старались, чтобы организовать все как можно быстрее. Но Ворон ничего не сказал, и от этого было обидно до зубовного скрежета. Неприятнее всего было, что как раз Герард после переезда Алвы сиял, как начищенная бляха – его-то наверняка похвалили за рвение и старание. Не то что бы сынок Арамоны не старался – это Дикон понимал прекрасно, но старался же не только он один. А Дикона и его усилия вернуть все в доме в первозданный вид Ворон словно не заметил, словно как ни в чем не бывало вернулся после Саграннской кампании. Сказал только, что кэнналийские слуги приедут со дня на день. И все.

Злиться из-за этого на сынка Арамоны не выходило – он не выслуживался, не лебезил, не делал подлостей. Он не виноват, что Ворон относится к нему лучше, чем к Окделлу, это сам Дикон виноват в том, что все так сложилось. Рей Кальперадо не подсыпал никому яда в вино, не осуждал на смерть, не предавал. Так что все справедливо.

Вот и сейчас эр Рокэ поручил ему с Герардом – или, скорее, Герарду с ним – разобрать кипы старых бумаг, но в результате они оба – вместе – удостоятся лишь вежливого кивка, а своего „кэнналийского рея“ Ворон похвалит лишь когда Дикон уберется из комнаты. Альдо так тоже делал, только тогда теплые слова доставались самому Дикону. Фальшивые слова и фальшивое тепло фальшивого Ракана. Эр Рокэ – настоящий, но его слова – не для Дикона, как бы это ни было обидно. Алва имеет право злиться, но… но до чего же паршиво всякий раз ощущать, что тебя терпят и не более. Верно, эр Рокэ сразу сказал, что не рад видеть его рядом с собой и что Дикону лучше бы убраться в Надорские развалины и не путаться под ногами или, на худой конец, попроситься к Роберу.

С Робером было тяжело именно потому, что тот жалел и сочувствовал. А еще вокруг него постоянно крутились Спрут и Карваль. Перед Спрутом нужно было извиниться, пока Ворон пока не напомнил о своих словах, а извиняться очень не хотелось – Придд наверняка сделает вид, что ему на все наплевать с высокой колокольни, а прежде всего наплевать на Ричарда Окделла и его извинения. Поэтому Дикон старался с ним не встречаться – если Ворон спросит, можно будет с чистой совестью сказать, что они как-то не пересекались. Карваля же Дикон опасался, хоть и понимал – теперь экс-генерал против воли Эпинэ уже не пойдет. Они столкнулись во дворце на следующий день после разговора с Робером. Столкнулись и замерли. Дикон не придумал ничего лучше, кроме как сделать вид, что ничего не случилось, безразлично кивнуть и пойти дальше – он сам сказал Роберу, что не стоит разжаловать этого человека до капитана и отсылать в Торку. А за сказанное нужно отвечать, а не жаться по углам. Тем более, решение было верным – в этом Дикон не сомневался.

Наверное, и вправду было бы лучше податься в Надор. Ларак уцелел и сейчас принадлежит ему, правда добраться туда этой зимой будет сложно – дороги так и не восстановили, поэтому даже гонцов в тот медвежий угол не посылают без особой надобности. После Зимнего Излома так и не посылали, отложили до весны… ну так то гонцы, а он бы по перевалу доехал и ничего. Жаль только, что Герарда на такое не уговоришь, он от своего соберано так просто не отлипнет. И правильно сделает – чего ради? Из-за того, что горе-Повелитель Скал внезапно решил записать новоявленного кэнналийского рея в друзья, наплевав на разницу между эориями и навозниками, просто потому, что к нему хорошо относится „сам Рокэ Алва“ и потому, что он знает – и понимает! – поэзию Дидериха? Чушь какая.

– У вас тоже голова болит на закате?

Вопрос Герарда застал его врасплох, и Дикон непонимающе уставился на приятеля.

– Вы уже давно над этой распиской сидите и время от времени лоб трете, – пояснил Герард, – вот я и решил, что у вас голова разболелась, как у эра Рокэ.

– Я просто задумался. А у него болит голова? Мне он этого не говорил.

Герард прыснул смехом:

– Вашему чувству юмора можно только позавидовать. Раньше думал, что только эр Рокэ так шутить умеет – с совершенно серьезным лицом, потом понял, что герцог Придд ему в этом фору дать может, а теперь и вы…

Дикон пожал плечами. Просмеется – сам пояснит, не в первый раз. Забавный характер – везде шутки мерещатся. Хотя лучше шутки, чем выходцы или еще какая-нибудь дрянь.

– Я прямо представил, как эр Рокэ подходит и говорит так задушевно, как Селина: „Герард, у меня голова болит. Каждый закат. Досада какая…“

Дикон фыркнул – картинка выходила действительно смешной.

– Вообще-то, я что-то в этом духе и представлял, только не так комично. Ворон мог попросить вас принести какое-нибудь лекарство, поэтому вы и узнали.

– Нет, со мной он о таких вещах не говорит. Просто это заметно, что у соберано на закате часто голова болит. Он же никогда на этот период ничего не планирует по возможности, только если что-то неотложное. Ну и заметно, как он голову держит и вообще… Не знаю, мигрень это или что-то другое, но лезть с советами я не решаюсь – эр Рокэ в таких вещах лучше меня разбирается. Вот только…

– Что?

Герард вдруг покраснел.

– Когда матушка приедет, я хочу поговорить с соберано, и хотел попросить вас присутствовать при разговоре, для моральной поддержки. У меня в детстве часто болела голова, и маменька гладила меня по голове водой, я не знаю, как это объяснить. Это не массаж и не ласка, это скорее что-то из старых верований – этому матушку моя няня обучила. Я из этого ничего не запомнил толком, но там упоминались четыре молнии, четыре ветра, четыре волны и четыре скалы – как в тех словах, которыми выходцев прогоняют. Мне это помогало, может, и соберано поможет?