Бокал звезд

— Сколько ей было на момент побега?

— Почти двадцать. Помню, за день до этого мы устраивали пикник. Мы с Ральфом, и Аннабель с Эстеваном. Если у нее и было что-то на уме, виду она не показала. Мы брали с собой стерео-камеру, фотографировались. Аннабель еще попросила снять ее на холме. Кадр получился бесподобный. Хотите взглянуть?

Не дожидаясь ответа, Пенелопа вышла из гостиной и вскоре вернулась с маленьким стерео-снимком. Дрейк впился в него глазами. Аннабель стояла на высоком холме, ее силуэт отчетливо вырисовывался на фоне ярко-лазурного неба. Короткое, до колен алое платье подчеркивало соблазнительные бедра и открывало красивые ноги. Наряд позволял рассмотреть тонкую талию и пропорциональную, почти безупречную фигуру — все то, что так тщательно скрывала церковная униформа. Выгоревшие от весеннего солнца волосы отливали золотом, кожу Аннабель покрывал ровный загар.

Внизу простирались цветущие виноградники; девушка на вершине горы тоже словно цвела, созревала под палящими лучами, готовясь к грядущей жатве.

В горле у Дрейка встал комок. В глазах немым отчаянием читалось: «Зачем вы травите мне душу?», но вслух Натаниэль сказал совсем другое:

— Можно забрать снимок?

На лице Пенелопы отразилось удивление, не замедлившее сказаться на голосе:

— Э-э-э… конечно, забирайте. Я еще сделаю… А вы хорошо ее знали, мистер Дрейк?

Натаниэль сунул стерео-карточку в нагрудный карман — теперь она прямоугольником темнела на сердце.

— Нет, — выдавил призрак. — Боюсь, совсем не знал.

Родители Аннабель вернулись затемно. Мать, крупная, розовощекая, была по-своему хороша, но совершенно не походила на дочь — та, вне сомнения, унаследовала внешность отца. те же тонкие черты, линия скул, подбородок, высокий лоб, те же карие глаза. Встретившись с ними, Дрейк торопливо отвел взгляд.

Однако от предложенного ужина не отказался, хотя умом понимал, что ловить здесь нечего. Существуй у Аннабель постыдные тайны, семья не проливала на них свет. Оставалась надежда на Эстевана Форсона.

Сразу после ужина Дрейк откланялся и, поблагодарив хозяев за гостеприимство, поспешил на улицу. Дом Форсона оказался точной копией соседского. Позади, с боков и вдоль дорожки зеленели виноградники, от запаха спелых ягод к горлу подкатывала тошнота. Поднявшись на крыльцо, Дрейк немного постоял в искусственном свете, льющемся из кухонного окна, и осторожно постучал. В коридор вышел высокий юноша в васильковых брюках и алой крестьянской блузе. Темно-русые волосы, серые глаза, полные губы. Только кирпичный цвет кожи выдавал его истинное происхождение — цвет кожи и еще непоколебимое спокойствие, с которым он распахнул дверь.

— Чем могу помочь?

— Эстеван Форсон?

Юноша кивнул.

— Я по поводу Аннабель Ли. На моем корабле с ней…

— Знаю, — перебил Эстеван. — Пенелопа мне сказала. Вы, наверное, Натаниэль Дрейк?

— Да, и мне очень…

— Откуда такой интерес к покойнице? — снова перебил Эстеван.

На секунду Дрейк растерялся.

— Она… ее смерть на моей совести.

— И? Считаете, расспросы помогут снять груз с души?

— Да, надеюсь. Пожалуйста, расскажите мне о ней.

Эстеван вздохнул.

— Если честно, сомневаюсь, что знал ее, но скудными знаниями, так и быть, поделюсь. Только поговорим по дороге — не хочу, чтобы жена слышала.

— Я беседовал с ее духовным наставником, — признался Дрейк. — Он очень высоко отзывался о ней.

— Неудивительно. — Эстеван свернул в виноградник и зашагал по залитой звездным светом тропинке.

Разочарованный Дрейк двинулся следом. Неужели Аннабель и впрямь безгрешна? Похоже на то.

Какое-то время спутники шли молча. Наконец Эстеван заговорил:

— Хочу показать вам одно место. Аннабель часто бывала здесь.

Миновав густые заросли, мужчины поднялись на холм. На вершине Эстеван остановился. Внизу, у подножия, поблескивало лесное озеро.

— Она любила купаться голышом при свете звезд. Я часто наблюдал за ней… тайком. Идемте.

Приободрившись, Дрейк поспешил за Эстеваном. Вдвоем они спустились на поросший деревьями берег и замерли у кромки воды. Натаниэль попробовал ее рукой. Холодная, как лед.

Его внимание привлек кусок гранита. Природа придала ему форму скамьи, а чья-то умелая рука довершила начатое.

— Моя работа, — раздался за спиной голос Эстевана. — Присядем?

— Никак не могу представить ее здесь, — сообщил Дрейк, опускаясь на скамью. — Святые у меня ассоциируются с гулкими коридорами и тесными комнатушками, а в этом месте чудится что-то языческое.

Эстеван как будто не слышал.

— Мы часто убегали сюда в обеденный перерыв. Сидели, перекусывали, болтали. Мы очень любили друг друга, по крайней мере, все так думали. Я любил точно. А вот она — не знаю.

— Наверное, любила. Вы ведь собирались пожениться, — заметил Дрейк.

— Да, собирались. — После короткой паузы Эстеван продолжал: — Вряд ли Аннабель испытывала ко мне чувства. Думаю, она боялась любить. Боялась в принципе. В свое время у меня сердце разрывалось при одной только мысли об этом, но теперь все в прошлом. Я женился, жену люблю всей душой. Аннабель Ли — отголосок минувшего, которое ушло безвозвратно. Меня больше не ранят воспоминания о тех далеких днях, когда мы были вместе. Помню, как мы трудились на виноградниках, ухаживали за лозами. Помню, как собирали урожай. Помню Аннабель в лучах полуденного солнца с корзиной спелых ягод. Помню, как однажды попали под ливень, как бежали по тропинке насквозь мокрые, как развели костер в сарае, чтобы обсушиться. Помню, как Аннабель склонилась к огню, потемневшие от влаги волосы отливали медью, помню, как капли исчезали одна за другой. Помню, как схватил ее в объятия и поцеловал, а она вырвалась и бросилась бежать, а дождь все лил… Я не побежал следом, потому что знал — будет только хуже. Раздавленный, жалкий, я остался у огня, а когда ливень стих, вернулся домой. Вопреки ожиданиям, Аннабель и не думала сердиться. Вела себя так, словно ничего не произошло. Тем же вечером я сделал ей предложение и ушам своим не поверил, когда она ответила «да». Как видите, воспоминания меня уже не ранят… По природе своей чуждая страсти, Аннабель не признавала ее в других. В поступках она старалась подражать обычным людям, но у всякого подражания есть предел — как только он вышел, Аннабель сбежала.

Дрейк нахмурился, памятуя о кассете, подаренной святым Эндрю, и о фотографии, лежавшей в нагрудном кармане. Две уже известные ему стороны Аннабель никак не гармонировали с новоявленной третьей.

— Скажите, — обратился он к Эстевану, — вы не пытались ее вернуть?

— Нет, а вот ее родня — очень даже. Поймите, когда человек бежит от любви, догонять его нет смысла — получится вечная гонка. — Юноша поднялся. — Мне пора домой, жена наверно волнуется. Да и рассказывать больше нечего.

Он не спеша двинулся прочь. Дрейк не отставал, терзаемый горьким разочарованием. Попытка развенчать, скомпрометировать погибшую провалилась и вдобавок возымела обратный эффект. Пусть образ новой Аннабель никак не вяжется с предыдущими, но святости он точно не противоречит, как, собственно, и первые два. Девчушку на холме от праведницы отделяла огромная пропасть, но кто сказал, что ее нельзя преодолеть. За два года пламенеющий весенний костер легко мог превратиться в тлеющие угли осени…

Стоп! Два года?

Столько она прослужила под началом святого Эндрю. Но ведь ей двадцать три — сама говорила в кабине «Ночного скитальца».

Окрыленный, Дрейк потянул Эстевана за рукав.

— Сколько ей было на момент побега? Сколько полных лет?

— Через два месяца стукнуло бы двадцать.

— А кто-нибудь справлялся в космопорте? Она точно улетела на Незабудку?

— Мы как-то не подумали. Ни нам, ни полиции даже в голову не пришло, что Аннабель покинула пределы Лазури.

Выходит, она могла отправиться куда угодно, отметил про себя Дрейк, а вслух добавил:

— Спасибо вам за хлопоты, Эстеван. До свиданья.

Антигравитационный состав доставил его в Искристое вино. Служащие космопорта поначалу наотрез отказывались предоставить сведения неуполномоченному лицу, однако взятка сделала их более сговорчивыми. Расставшись с частью своего стремительно таящего капитала (на Незабудке Дрейк снял последнюю заначку), Натаниэль получил длинный список пассажиров и мгновенно отыскал нужную запись трехлетней давности.