Страница 18 из 57
Хелен нажала кнопку.
— Нам… мы бы хотели написать письмо -
Проводив глазами исчезающий за дверью телефон, Хайнс поймал на себе вопросительный взгляд Риппа.
— Старик звонил. Жаловался насчет писем.
Рипп был воплощенное отчаяние:
— Никак не угомонятся?
— Подавай новые игры, и точка. — Хайнс тяжело вздохнул. — Если ничего не придумаем, нам несдобровать.
Траск ликовал:
— А я предупреждал! Видите, не такие уж они бесчувственные.
Хайнс поморщился:
— Бесчувственные — полбеды. К сожалению, народ совсем расслабился, никому и в голову не придет, что с ним или с родным мегаполисом может произойти несчастье.
— По-моему, мы слишком торопимся, — заметил Моргенштейн. — Надо забить эфир катастрофами, вдруг проймет.
— Забить-то забьем, — ворчал Хайнс, — но результат очевиден. Через пару дней зрителям все надоест, и они заскучают с новой силой. Единственное решение — игры.
— А если в придачу к собаке запустить кошку? — предложил Моргенштейн. — Ее можно шпынять, наступать на хвост, когда псина не помогает.
— Игры, — повторил Хайнс. — Больше нас ничто не спасет. Людей нужно развлекать, а не отвлекать. — Он обвел собравшихся пристальным взглядом. — Есть идеи?
Все молчали.
— Ладно, попробуем иначе. Думать будем в одиночку, а утром поделимся соображениями.
Советники разошлись, Хайнс остался один в конференц-зале. За огромным окном сгустились сумерки, огни Мегаполиса № 6 сияли словно стая светляков, летящих неведомо куда.
Председатель встал, подошел ближе — вопреки обыкновению вечерний пейзаж не нагонял тоску; вдохновившись, он всецело отдался потоку сознания.
На месте огней зеленел луг, засаженный густой травой и деревьями. Внезапно на опушку выскочил красавец-олень и замер. Грянул выстрел, над кустами взвился черный дымок. Встрепенувшись, олень бросился вниз, словно надеялся скрыться в недрах земли. Ветвистые рога вспахали борозду. Ноги животного судорожно дергались в воздухе.
Из чащи возник охотник и пустил в оленя вторую пулю. Тот затих.
Пинать собак это хорошо, но не идет ни в какое сравнение с охотой. Ни тебе удовлетворения, ни чувства гордости. Пса не привяжешь к багажнику, чтобы похвастать своей удалью в ближайшей таверне. Во-первых, багажники вместе с машинами канули в лету, а во-вторых, собачками для битья теперь не удивишь — у всех друзей-приятелей есть такие, да и шпынять животное особого ума не надо.
Вот и получается — времени охотиться полно, только охотиться не на кого. Даже будь в лесу зверь, охоту непременно запретили бы, чтобы не плодить охотников — как когда-то поступили с автомобилистами.
В конечном итоге упирается все в три слова: слишком много народу.
Народу много, работы мало. Впрочем, язык не повернется назвать работой жалкую синекуру, именуемую игрой.
Заставить работать по-настоящему?
Ну и чушь лезет в голову! Испокон веков машины трудятся, люди играют — точка.
Но допустим, работа есть. Только не настоящая, а игрушечная!
Принцип — как в настольной. Поле, фишки, клеточки, типа «РАБОЧИЙ ДЕНЬ НАЧАЛСЯ», «ВАС ПОВЫСИЛИ, ПЕРЕЙДИТЕ НА ПЯТЬ КЛЕТОК ВПЕРЕД» или «ВЫЗВАЛИ НА КОВЕР. СДЕЛАЙТЕ ТРИ ШАГА НАЗАД».
А еще лучше устроить в каждом районе по игрушечному заводу, с игрушечными станками, где офисный планктон сможет коротать выходные. Вот только где взять помещения, ведь все занято либо под дома, либо под «Манежи».
«Манежи»!
Мысли неслись галопом, но Хайнс решительно взял их под уздцы. Основная проблема никуда не делась. Да, из «Манежей» получатся отменные игрушечные заводы, и переустройство займет максимум неделю. Но! Заводы хороши для мужчин, а куда девать женщин? Хайнс задумался. Кажется, во времена до автоматизации домохозяйка с утра спешила на кухню, чтобы дать распоряжения Большой Берте… нет-нет, она шла зажечь плиту! Так и представляю, как жена, проводив мужа «на работу», бросает в мусоропровод пустые миски, приборы… нет-нет, она несет грязную посуду в раковину и моет!
Окрыленный, Хайнс в два прыжка добрался до интеркома.
— Соедините меня с Моргенштейном, Риппом и Траском! Да поживее!
«Манеж» сиял и переливался огнями. В вестибюле висели огромные часы, по обеим сторонам тянулись ряды пропускных карт. С трудом отыскав свою, Дэн опустил ее в прорезь под циферблатом. Клац! — карта вернулась с отметкой 7:00 и тут же легла на свое место в соседнем ряду. Дэн ступил под своды фабрики, где у пластмассовых станков трудились сотни мужчин. Дэна распирало от гордости — скоро и он приобщится к таинству.
Мастер подвел новичка к токарному станку из пластмассы и принялся объяснять его устройство. Дэн поставил новехонькую коробку для ланча на скамеечку и весь обратился в слух.
— Значит, здесь мы производим комплектующие для стратодвигателей. Вот капсуль. — Мастер выудил из коробки пластмассовый цилиндр. — В общем, берешь, зажимаешь в тиски. Потом сверлишь, шлифуешь, фрезеруешь, закругляешь кромки. Сделал — и на полку, в табеле проставляешь единицу. Усек?
Дэн кивнул.
— Сам понимаешь, никакого такого капсуля в природе нет, — продолжал мастер, — да и будь он взаправду, на бутафорном станке деталь не выточить. Зато так интересней. Согласен?
— А то! — Дэн взял из коробки очередной капсуль, закрепил, просверлил, отшлифовал, отфрезеровал, закруглил кромки, вытащил и сделал пометку в протянутом мастером табеле.
— Молодец, схватываешь на лету, — похвалил мастер.
Дэн просиял.
Восемь часов спустя, сияющий, он спешил домой.
Там его встречала сияющая Хелен.
— Скорее что покажу! — твердила она, увлекая мужа на кухню, где стояла пластмассовая плита, раковина с открытым краном, пластмассовая посудомойка, гладильная доска и на ней бутафорный утюг. Полая духовка находилась как раз вровень с фартуком Большой Берты.
— Смотри! — Хелен достала из духовки две миски с дымящейся кашей. — Сама приготовила!
— Предчувствую, нас ждут насыщенные выходные, — возликовал Дэн. — У меня завод, у тебя куча дел по дому.
У Хелен вырвался радостный вздох:
— Подумать только — целых пять дней сплошной работы!
ЗАГАДАЙ ЗВЕЗДУ
…всякое наше созерцание есть только представление о явлении…. вещи, которые мы созерцаем, сами по себе не таковы, как мы их созерцаем, и… отношения их сами по себе не таковы, как они нам являются, и если бы мы устранили наш субъект или же только субъективные свойства наших чувств вообще, то все свойства объектов и все отношения их в пространстве и времени, и даже само пространство и время исчезли бы…
I
Я часами бродил по улицам нижнего города, не сознавая, что делаю. К исходу дня добрался до гетто, и когда уже сгущались ноябрьские сумерки, подошел к лачуге, которую делил с Актусом.
Я не мог поверить, у меня просто не укладывалось в голове, что на афише у входа в «Театр стриптиза» была та самая девушка, о которой я грезил больше восьми лет. Как такое возможно? Как заставить себя осознать, что моя богиня бездны на самом деле всего лишь любовница какого-то аристократа-военного, жалкая подиумная шлюха, которая подставляет свое тело огням рампы, теша самолюбие хозяина.
Когда я вошел, Актус словно почувствовал мое настроение. Однако его уродливое лицо осталось бесстрастным, и он не задал ни вопроса. Просто встал из-за стола, зажег фонарь, свисающий с покоробленной железной крыши, и снова уселся. Я снял старенькую куртку и опустился напротив.
Рассказал об афише. От долгой прогулки разнилась искалеченная нога, вплетая новую боль в мои мучительные мысли. Когда я закончил, Актус не выказал ни капли удивления, как, впрочем, и сочувствия.
Он просто сказал:
6
Перевод Н. О. Лосского.