Страница 102 из 111
Гейзенберг. Разве в связи с этой атомной бомбой упоминалось слово "уран"?
Ган. Нет.
Гейзенберг. Тогда атомы тут ни при чем. Все же эквивалент в 20 тысяч тонн взрывчатки -- это ужасно... Насколько я могу судить, какой-то дилетант в Америке утверждает, что у такой бомбы мощность 20 тысяч тонн взрывчатого вещества, но ведь это нереально.
Ган. Как бы там ни было, Гейзенберг, вы посредственность и можете свободно укладывать чемоданы.
Гейзенберг. Я полностью согласен... Это, вероятно, бомба высокого давления, и я не могу поверить, что она имеет что-то общее с ураном. Скорее всего, им удалось найти химический способ гигантского увеличения силы взрыва.
В ходе этой дискуссии мне польстила одна фраза Гана: "Если им действительно удалось сделать эту штуку, сохранение этого факта в секрете делает им честь". Затем они постепенно перешли к моральному аспекту проблемы, ставшему впоследствии центральной темой в научных кругах.
Виртц. Я рад, что у нас ее (бомбы. -- Прим. ред.) не оказалось.
Вейцзекер. Это ужасно, что американцы сделали ее. Я думаю, это сумасшествие с их стороны.
Гейзенберг. Можно с равным успехом сказать и по-другому: это быстрейший способ закончить войну.
Ган. Только это меня и утешает.
В свете последующих высказываний особенно характерно одно замечание Гейзенберга: "Возможностей много, но нам неизвестна ни одна из них. Это -факт".
Все согласились на том, что они тоже могли достичь успеха, если бы приложили необходимые усилия. В конце дискуссии немцы склонились к утешительной трактовке событий.
Ган. Ну, я думаю мы все согласны с Гейзенбергом, что это был блеф.
Гейзенберг. Между открытиями и изобретениями -- большая разница. Открытие всегда неожиданно и потому вызывает недоверие. Удивляться изобретению могут лишь люди, не работавшие в том же направлении. Поэтому для нас, занимавшихся тем же пять лет, вся эта история выглядит довольно странной.
В девять часов всех обитателей Фарм-Холла пригласили слушать официальное сообщение, передававшееся по радио. Они были совершенно ошеломлены, узнав, что первое известие было действительно правдой. Немедленно начался разговор о масштабах американской программы по производству бомбы. Мое мнение о способностях Гоудсмита, как следователя, подтвердил Багге, сказав: "Оказывается, Гоудсмит обвел нас вокруг пальца".
На немцев произвел колоссальное впечатление тот масштаб работ, который, как они понимали, мы осуществили, а они в условиях "третьего рейха" даже не могли начать.
Коршинг. Все это доказывает, что американцы оказались способными на координацию усилий в гигантских масштабах. В Германии это оказалось бы невозможным. Там каждый стремился бы все сосредоточить у себя.
Гейзенберг. Пожалуй, впервые серьезная финансовая поддержка стала возможной лишь весной 1942 г., после встречи у Руста, когда мы его убедили в своей уверенности в успехе.
Гейзенберг сокрушался об отсутствии у него (в свое время) возможностей придать германской атомной программе тот же размах, что и работам по созданию Фау-1 и Фау-2. Однако, в конце концов, он, кажется, пришел к выводу, что вина за это лежит в основном на его группе.
Гейзенберг. Мы не имели морального права рекомендовать своему правительству весной 1942 г. потратить 120 тысяч марок только на строительство.
И вдруг неожиданно прозвучала реплика Вейцзекера.
-- Я думаю, основная причина наших неудач в том, что большая часть физиков из принципиальных соображений не хотела этого. Если бы мы все желали победы Германии, мы наверняка добились бы успеха.
-- Я в это не верю, но я все равно рад, что нам это не удалось, -ответил Ган.
Нацистская партия, как рассказывал в тот же вечер Герлах, была уверена, что они работают над созданием бомбы.
Но самой интересной была реакция Гейзенберга. Он спросил, как же нам все-таки удалось получить нужные для бомбы две тонны урана-235. Эта фраза подтвердила предположение Гоудсмита: немцам и в голову не приходила конструкция бомбы нашего типа. Действие нашей бомбы основывалось на использовании быстрых нейтронов. Немцы же считали, что нейтроны нужно обязательно замедлить. В результате их расчеты сводились к тому, чтобы использовать в качестве бомбы целый реактор, для которого и требовалось такое немыслимое количество урана.
Еще некоторое время немцы беседовали, после чего разошлись по спальням. Но и там они продолжали разговор. Запись показывает, что единственным человеком, искренне расстроенным неудачей германских ученых, был Герлах. Другие, кажется, были искренне рады, что, как оказалось, они занимались по существу атомной энергетикой, а не бомбой.
Вейцзекер сделал, между прочим, пророческое предсказание о роли атомного оружия в международных отношениях:
"У русских наверняка нет бомбы. Если бы американцы и англичане были порядочными империалистами, они уже завтра бы сбросили ее на Россию. Впрочем, они никогда не сделают этого. Скорее они сделают из нее политическое оружие. Конечно, это неплохо. Однако мир, достигнутый таким путем, сохранится лишь до того момента, пока русские сами не сделают бомбу. После чего война неизбежна".
Пронесся слух, что теперь их всех отпустят домой. Затем наступила несколько запоздалая реакция на объяснение их неудач, сделанное Вейцзекером.
"Мне кажется, -- сказал Багге, -- заявление Вейцзекера -- абсурд. Конечно, не исключено, что с ним так и было, но обо всех этого сказать нельзя".
На следующее утро наши "гости" с жадностью набросились на газеты. Весь остаток дня они посвятили составлению заявления для прессы, в котором стремились разъяснить некоторые результаты, достигнутые в Германии в атомных исследованиях. В окончательном виде это заявление гласило.
"В последних сообщениях печати был допущен ряд неточностей в освещении якобы производившихся в Германии работ по созданию атомной бомбы. В связи с этим нам хотелось бы кратко охарактеризовать немецкие работы по урановой проблеме.
1. Деление атомного ядра урана открыто Ганом и Штрассманом в Институте кайзера Вильгельма в декабре 1938 г.