Страница 4 из 122
— Спасибо, что уступил моей минутной слабости, только больше мы этого делать не будем!
Она на неделю исчезла, а когда вновь объявилась, вела себя так, словно все, происшедшее той ночью, Денису просто приснилось и не имеет к ним никакого отношения. Если Татьяна и заподозрила что-либо, то, будучи женщиной умной, ничего не сказала ни Денису, ни Зое.
Денис вздохнул, вспомнив ту сумасшедшую ночь, еще раз набрал Зоин номер. Слушая короткие гудки, решил позвонить ей на следующий день.
Других срочных дел автоответчик не преподнес, а потому поход в японский ресторан был неизбежен, тем более что с Татьяной Дениса связывали достаточно близкие отношения, продолжающиеся, как ни странно, больше года. Благодаря ей Денис стал больше общаться со своими соотечественниками из русской колонии Сан-Франциско. В свое время он практически совсем от них отошел, потому что большая часть эмигрантов продолжала жить и думать так, как будто они все еще в России. Темами разговоров по-прежнему оставались повышение цен, неустроенность быта, политика и обсуждение близких и дальних знакомых. Досыта нахлебавшись этого добра на исторической родине, Денис предпочитал тут об этом не вспоминать.
Он снял трубку и набрал номер телефона Тани.
Глава 2
— Продолжайте, Иоанн Львович, продолжайте…
Просторная терраса. Выложенный каменными плитками пол. Свет заходящего солнца, ослепляюще яркий на улице, пробивается сквозь листья магнолий и становится мягким и рассеянным, размытыми пятнами лежит на полу, плетеном столе, четырех сидящих за столом людях. Стол имеет демократичную круглую форму, но все равно совершенно очевидно, кто тут сидит «во главе», кто хозяин, невидимым барьером силы и власти отделенный от троих… не слуг, скорее — штабных работников.
Петр Сергеевич в легкой рубашке навыпуск, слаксах и мягких мокасинах откинулся в кресле, скрещенные ноги вытянуты. Темные очки прикрывают глаза. Иногда кажется, что он дремлет, но это не так. Он наслаждается заслуженным покоем теплого дня, думает, изредка пощипывает мочку уха и внимательно слушает. Заметив, что говорящий в очередной раз вытер вспотевшую лысину скомканным носовым платком, Петр Сергеевич слегка поворачивает голову и, немного повысив голос, говорит в глубину террасы:
— Олеся, принеси нам попить. — И уже обычным своим тоном предлагает: — Иоанн Львович, вы бы сняли пиджак, жарко. И вы, господа… Не на приеме же, право слово.
Легкое оживление, галстуки ослабляются, расстегиваются верхние пуговицы на рубашках. Иоанн Львович с похвальным для его возраста проворством скидывает слишком официальный для этой встречи пиджак, вешает его на спинку кресла, с благодарным вздохом усаживается.
Петр Сергеевич — заботливый и гостеприимный хозяин.
— Продолжайте, Иоанн Львович, прошу вас…
То, о чем докладывает старикан, Петром Сергеевичем уже прочитано и осмыслено. Иоанну Львовичу он платит не за невероятную информированность, а за острый аналитический ум и способность к парадоксальным обобщениям, за то, чего недостает этим рафинированным хлыщам из дорогих университетов. Первый гонорар за аналитическую справку он заплатил Иоанну Алябьеву, профессору университета в Беркли, еще в далеком девяносто первом и продолжает исправно платить до сих пор.
В начале девяностых Петр Сергеевич в составе делегации — тогда за границу принято было ездить табунами — впервые приехал в Штаты. На фуршете в их честь он скорее от неловкости, чем от желания похвастать — непонятно было, как можно стоя есть из тарелки, держать при этом бокал с вином и разговаривать, — сообщил какому-то американскому бизнесмену, что управляет двумя с половиной тысячами человек.
Американец широко улыбнулся, похлопал Петра Сергеевича по плечу.
— Грандиозно! — восхитился он. — Я знаю, что у вас, русских, все большое. И заводы, и поля, и компьютеры, и аппарат управления. А у меня, — он развел руками — в подчинении всего пять человек.
— Я не русский, я украинец.
— Прошу прощения! — Американец с улыбкой пожал плечами. Улыбка его была столь совершенной, что казалось, он разучивал ее перед зеркалом. Глаза же смотрели холодно, со скрытым пристальным интересом — ну-ка, ну-ка, из какого теста слеплен этот русский? — Я не хотел вас обидеть, но когда смотришь через Атлантику, разница почти незаметна…
— Тем не менее она есть. Уверяю вас, очень большая разница. Вы просто еще недостаточно информированы. — Петр Сергеевич не собирался пасовать.
Американец оценил отпор, расхохотался и протянул руку.
— Боб Дженкинс.
Петр Сергеевич решительно избавился от опостылевшей тарелки и бокала, пожал сухую жесткую ладонь.
— Петр Казаренко.
О том, что его легонько щелкнули по носу, причем дважды, Петр Сергеевич понял, когда выяснилось, что собеседник владеет одним из крупнейших химических заводов в стране. Но не обиделся. С обиженными известно что делают, а он приехал учиться и «наводить мосты».
Они покинули фуршет вместе, продолжили вечер сначала в каком-то баре, а потом в номере Петра Сергеевича, под водочку и легкую закуску проговорив почти до утра. Американцы, оказывается, очень даже не дураки залить за воротник, если им не приходится платить за угощение.
Что ж, учиться так учиться. Скоро Петр Сергеевич научился ставить на место этих напористых янки с их собачьими именами. Стоило хорошенько огреть их промеж ушей, и самодовольные Дики, Дэны, Джеки, Стэны и прочие Бобы-Робы тотчас же становились нормальными мужиками, с которыми вполне можно было сварить хорошую кашу Немного туповатыми, но вполне надежными.
Через несколько лет Петр Сергеевич был уже премьер-министром независимой Украины, а Боб Дженкинс — сенатором Соединенных Штатов. Отношения их продолжались к обоюдной немалой выгоде, и американец все реже позволял себе похлопать по плечу своего украинского друга.
Петр Сергеевич давно оставил попытки научиться надевать все скрывающую широкую улыбку, но штаб помощников после той, самой первой встречи всегда старался формировать так, чтобы в нем было не больше пяти человек. Трое из них сидели сейчас за большим столом на террасе его дома.
— Продолжайте, Иоанн Львович…
— Рейтинг основных кандидатов, Ляшенко и Чивокуна, отличается меньше чем на один процент. — Иоанн Львович компетентен и явно гордится этим. — Учитывая общую погрешность результатов опроса в два с половиной процента, они идут буквально ноздря в ноздрю. Будь выборы сейчас, оба набрали бы по двадцать три — двадцать четыре процента голосов. На всех остальных кандидатов, всего их двадцать шесть, приходится сорок пять процентов. Еще семнадцать процентов проголосовали бы против всех. То есть второй тур выборов неизбежен, если только за оставшиеся два месяца не произойдет чего-то такого, что резко скажется на результатах.
Виталий Можейко хохотнул:
— Что это может быть? Застанут Чивокуна со спущенными штанами в общественном туалете в компании гомиков? Ну так ему после двух отсидок не привыкать шестерок петушить, всем известно. Или Ляшенко переедет своим «порше» сразу целую группу детсадовцев прямо на Крещатике? — Виталий, как и положено финансисту, циничен. Впрочем, молодость всегда нарочито цинична, за это его Петр Сергеевич и любит. — В России кандидаты по пьяни с моста падали, и ничего, рейтинг стоял, как у семиклассника перед первым свиданием.
Семен Черник, возглавляющий службу и до сих пор не проронивший ни слова, фыркнул.
Иоанн Львович, ничуть не смутившись тем, что его перебили, продолжал:
— Едва ли штабы кандидатов допустят что-либо в этом роде. Даже если подобный инцидент будет иметь место, подконтрольная пресса заклеймит его как черный пиар и грязные инсинуации со стороны противников. Кстати, в Киев приехало сразу несколько команд политтехнологов из Москвы.
Виталий опять не удержался от комментария:
— Ну еще бы! В России выборов нет, а на Украине такой жирный кусок можно откусить.
Иоанн Львович согласно кивнул: