Страница 3 из 14
Одновременно хлёстко стучат выстрелы моих «кукушек», по машине с полицаями открывает огонь расчёт «дягтерёва». Однако в ответ тут же огрызается «машингевер», спустя мгновение к нему присоединяется ещё один пулемёт. Открывают слаженный огонь эсэсовцы, прикрытые бортами бронетранспортёра, им вторят опомнившиеся «бобики».
Рывок вперёд, к первому «ЗИСу». Машина неподвижна, водитель погиб от меткого выстрела. На бегу вскидываю автомат и неприцельной очередью в упор срезаю двух полицаев, развёрнутых ко мне спиной. Вот теперь-то меня замечают.
Падение, перекат, короткая очередь. Тяжелые пули калибра 9 мм отбрасывают тело уже мертвого «бобика» на доски обшивки кузова. Перекат.
В ответ бьёт слитный залп сразу из трёх винтовок. Одна пуля царапает локоть, но другие вспарывают землю на месте, с которого я только что вёл огонь. Длинная очередь от груди: стреляю навскидку, лишь бы сбить прицел. Но одного зацепил; остальные залегают.
Бросок вперёд. Короткая очередь уверенно утыкается в туловище распластавшегося на земле «бобика». Кувырок через плечо, разворот к оставшемуся противнику Жму на спуск.
В ответ сухо щёлкает: в диске кончились патроны. В последнюю секунду нырнув к земле, пропускаю выстрел противника над головой.
Времени перезаряжать автомат нет. Вскакиваю на колени, одновременно рву из кобуры самовзводный «наган». Полицай успевает передёрнуть затвор винтовки.
Время в очередной раз будто замедляется, а все звуки боя доносятся как бы издалека. Сухо стучат три выстрела из револьвера. Ответная пуля уходит в небо: тело противника опрокидывается назад.
Ощущение времени и слух вновь возвращаются. Отмечаю про себя, что сквозь грохот перестрелки и истошные крики заложников совсем не слышно рокота «дягтерёва», зато с противоположной стороны из леса бьёт трофейный «машингевер».
Трясущимися от возбуждения руками загоняю в автомат очередной магазин. Сердце рвётся из груди, бешено отбивая свой ритм. Сейчас…
На моих глазах две заложницы бросаются к лесу: нервы женщин не выдерживают. Будто издеваясь, уже поравнявшихся с деревьями баб одной очередью достают из пулемёта. Отчаянный женский визг обрывается на полуслове.
Внутри меня разливается жаркая волна гнева. Я замечаю тела других жителей, так же попытавшихся скрыться в лесу и хладнокровно расстрелянных эсэсовцами. Укол боли, вызванный запоздалым раскаянием, и пожар ярости сливаются в единую жажду мести. Твари…
Бросаю с задержкой в сторону расчёта две гранаты-«яйца». Результата не вижу но, кажется, кто-то вскрикнул.
Немцы меня заметили. Водитель «ганомага» направляет машину в мою сторону, пулемётчик разворачивает МГ. Первая очередь проходит по бровке кювета.
А ведь мне некуда деваться! Дёрнусь в любую сторону – и тут же окажусь на мушке. Хотя и здесь меня скоро достанут…
С ужасом осознаю, что не слышу ни одного из своих пулемётов, ни выстрелов снайперов. Я один.
Двигатель «ганомага» рычит уже совсем рядом. Гранат нет. Инстинктивно вжимаюсь в землю: вот он, миг смерти. Как же хочется жить…
Мама…
Сухой выстрел «мосинки» обрывает рёв «машин-гевера».
Встаю в полный рост. Бронетранспортёр совсем рядом. Водитель, увидев меня, бьёт по газам и бросает машину вперёд. Сбить хочет.
В последний миг успеваю выпрыгнуть прямо из-под колёс БТР; «ганомаг» резко ныряет в кювет и с грохотом переворачивается, снеся пару деревьев.
Этот готов.
Со стороны немцев доносятся яростные вопли, перемешанные с проклятиями и отборными ругательствами. Ну что, ребята, кто кого? Сколько вас там осталось?
Справедливо спросить, а сколько осталось нас? Двое?!
Трёхлинейка в чьих-то руках уверенно бьёт по врагу. Кто-то из снайперов отчаянно продолжает бой, отвлекая немцев от жителей, эсэсовцы отвечают плотным ружейным огнём. Эх, если б остались гранаты…
Рывком перемахиваю через дорогу. Немцы замечают меня слишком поздно, их выстрелы не находят цель. В ответ даю короткую очередь: прижмите голову, ублюдки!
Трёхлинейка замолкает. Или снайпер ранен (а может быть, и убит), или Гансы теперь находятся вне зоны его прицельной стрельбы, прикрытые откосом кювета.
Ко мне летят «колотушки». Много. Четыре штуки. Одна падает совсем рядом.
Отчаянно молясь, чтобы Гансы кидали их не с задержкой, спешно откатываюсь в сторону. Эсэсовцы открывают огонь на моё шевеление; пули поднимают фонтанчики земли прямо перед лицом. Но целиться более метко им мешает высокая трава.
Взрыв!
Открытый рот и зажатые уши не позволили мне потерять сознание от удара, а осколки, слава Богу, прошли выше. Но всё равно тряхнуло меня крепко.
Неожиданно оживает трофейный «машингевер». Слишком длинные, неровные и рассеянные очереди выдают руку совсем неумелого стрелка. Подростка. Но эсэсовцам всё-таки приходится залечь: кого-то мой боец достал.
Понимая, что сейчас у нерадивого пулемётчика перегреется ствол, и очередной патрон пойдёт наперекос, бросаюсь вперёд. Ну, хоть ещё чуть-чуть…
Гансы, залёгшие под огнём МГ, не замечают опасности. Пулемётная очередь резко обрывается; бойцы СС тут же привстают и бьют в ответ практически залпом.
Ударившие в упор по немцам очереди МП-38 завершают бой. Магазин опустошается за какой-то десяток секунд, но, кажется, всё кончено.
…Только кажется. С земли на меня буквально прыгает гибкий и сильный эсэсовец, сжимая в руке длинный узкий кинжал.
Нацеленный в шею клинок принимаю на автомат и тут же получаю крепкий удар ноги в живот. Падаю на спину и тут же кувырком назад отступаю. Противник рвётся вперёд, выставив вперёд руку с кинжалом. Выхватываю финку из ножен на поясе.
Выстрел.
Враг оседает на колени. Из открывшегося рта бежит узкая струйка крови.
Фу-у, а я уже думал помериться с ним силами в ножевом бою…
Короткое облегчение сменяется тревогой: полный ярости и злобы взгляд немца способен прожечь дырку. В следующее мгновение он одним рывком бросается на меня.
Ошеломлённый, на одних рефлексах заученно ухожу в сторону, полосуя врага по руке, сжимающей кинжал, и достаю его шею обратным ударом клинка.
Бой окончен.
14 сентября 1944 года
– Практически ровно три года назад. Да, этот эпизод занесён в журнал учёта боевых действий. И подтверждён как показаниями местных жителей, так и свидетельствами оккупационных властей. И много людей вы спасли?
– Пятнадцать человек. Первые, кто выпрыгнул из машины и добежал до леса, успели. Их было трое. Остальных разбегающихся расстреляли. В основном уцелели те, кто не дёргался.
– А потери ваших людей?
– Два красноармейца погибли, один был ранен. Я из кадровых бойцов сформировал пулемётные расчёты, так на них и сосредоточили ответный огонь. Потому и потери.
Тяжело был ранен один из снайперов, Лёшка, бывший егерь. Умер.
Это моя ошибка. Наслушался, как в зимнюю войну финские «кукушки» стреляли с деревьев. Домысел, конечно, но для стрелков сверху действительно лучший обзор. Специально нашли две подходящие верёвки, чтобы мои «кукушки» могли мгновенно спрыгнуть и не разбиться. Да только больно опытный попался пулемётчик в экипаже «ганомага».
Ещё раздробило руку Леониду, комсомольцу. Он был вторым номером расчёта МГ. Мишка, товарищ его, бросился на помощь, перевязал как смог, после чего сам открыл огонь. Собственно, этим он и спас меня с жителями.
– Да-да, Михаил Козаков. После проверки направлен в армейскую разведку. Парня представили к награде, ордену Красной Звезды. Молодец, хорошо воевал.
Кстати, никак не мог поверить, что вы немецкий диверсант.
Да, совсем забыл! Вы в курсе, что на вас ушло представление на «Знамя»? Вот хохма. Немецкого диверсанта награждают одной из высших государственных наград! Хотя бывало и похуже. Врага порой тяжело разглядеть, верно?
– Товарищ капитан, ну какой я враг? Только что ведь с вами разговаривали!
Особист одёрнул меня движением руки. Неприязненно отвернулся, поиграл желваками. Достав папироску, картинно зажёг спичку, прикурил. После чего снова развернулся ко мне: