Страница 18 из 24
Очевидно, что эти дискриминационные и принудительные меры, даже если и не могли принудить людей стать христианами под сенью меча, не оставляли им другого выхода. Теперь, когда они лишились своих священников, учителей, святых, священных книг и общественных мест поклонения, не говоря уже о запрете свободно исповедовать свою веру, законодатели 1567 г. были уверены, что «ложные и языческие, мавританские верования» зачахнут и погибнут на всей территории, контролируемой португальской монархией. Однако, как нравоучительно заявляли эти законодатели, одно дело принимать добрые законы и совершенно другое – проводить их в жизнь. В действительности применение этих законов сильно разнилось в зависимости от места, времени и обстоятельств и зависело, в особенности, от характера вице-короля и архиепископов, чья власть была весьма значительной.
Совет 1567 г. исключил применение положений закона, направленного против мусульман, в отношении мечетей на Ормузе. Ведь если местный правитель и был португальской марионеткой, то население было исключительно мусульманским. Необходимо было также принимать во внимание и чувства персов (иранцев), подданных соседнего государства[17], могущество которого все возрастало. Торговцы-индуисты Диу сохранили право иметь свои храмы, когда город-остров отошел в 1537 г. португальцам. Столетие спустя это право было подтверждено после того, как Диу оказало помощь иезуитским миссионерам в Абиссинии, и подобные привилегии были даны местным мусульманам. Было явно невозможно предпринять какие-то запретительные меры в отношении китайских храмов в Макао; португальцы с трудом терпели буддистские и даосские уличные процессии и празднества. Голландский кальвинист Линдсхотен, критически относившийся к португальцам, рассказывает нам, что, когда он был в Гоа в 1583–1589 гг., «все, какие только есть народности и веры, – индусы, язычники, мавры, евреи, армяне, гуджаратцы, брамины и все народы Индии, которые живут и торгуют там», имели право на свободу совести. Только при этом ставилось условие, чтобы они проводили свои свадебные «и другие полные суеверий и дьявольщины» обряды за закрытыми дверями.
Несмотря на то что указ 1567 г., по всей видимости, положил конец всем общественным контактам между португальскими семьями и их соседями-нехристианами, нам известно, что какие-то связи продолжали поддерживаться. На последующих церковных соборах было подтверждено, что не должно не только терпимо относиться к языческим процессиям на португальской территории, но и осуждалась также практика, когда христиане на время ссужали их участников драгоценностями, пышными нарядами и рабами. Но нам также известно, что, несмотря на эти церковные инвективы, португальцы, случалось, предоставляли мусульманам пушки для салюта в праздник Рамадан. Моногамии, соблюдения которой требовали с пуританской строгостью прелаты на соборе 1567 г. и последующих, придерживались далеко не все португальцы; их мужчины продолжали держать гаремы, устраивая их где только и когда только было возможно. Отчеты миссионеров начиная с времен св. Франциска Ксаверия и дальнейшие их сообщения полны жалоб на потрясающе развратное и бесстыдное поведение лузитанцев. Профессиональные танцовщицы и храмовые проститутки с ближайших индусских территорий находились под покровительством португальских идальго Гоа и Бассейна (Васаи), щедро одаривавших их, несмотря на неоднократные запреты со стороны архиепископов и вице-королей. И последнее, но не менее важное. Оговорка, что чиновничьи должности в любом случае должны быть зарезервированы для новообращенных христиан, часто нарушалась на практике. Здесь не место приводить все возможные примеры, но жизнь показала, что только индусы имели опыт и способности к финансовой деятельности; они собирали ренту с королевских земель, взимали таможенные и акцизные сборы и другие налоги.
Иезуитский архиепископ Антониу де Квадруш писал в 1561 г. из Гоа монарху, говоря о результатах политики кнута и пряника в проповеди Евангелия не только на этом острове, но и во всей округе, той, что находилась под контролем португальцев. Большинство индусов стали новообращенными благодаря проповедям миссионеров-иезуитов.
«Другие приходят, потому что их приводит наш Господь, и нет никого другого, который убедил бы их прийти; другие приходят, потому что их убедили так поступить их недавно обращенные родственники; одни из них привели три сотни, другие одну сотню, а некоторые и того меньше, кто сколько мог. Другие, и они менее многочисленные, приходят, потому что их принуждают к этому законы, которые Ваше Величество приняли в этих землях, где индуистские храмы и обряды находятся под запретом; если же эти люди были осуждены и заключены в тюрьму, то они, находясь в заключении, из страха перед наказанием, просят о святом крещении».
Автор добавляет, что, когда эти напуганные узники просят о крещении и катехизации, иезуиты забирают их и направляют в коллегиум Св. Павла и дают им пропитание. Когда они съедят свою пищу и коснутся блюд, на которых она подается, они теряют свою принадлежность к касте без всякой надежды (так он пишет) когда-нибудь вновь ее обрести, поскольку они навсегда осквернены в глазах правоверных индусов. Тогда для них уже нет никаких препятствий стать новообращенными христианами.
Архиепископ признал, что многие португальские миряне в Гоа резко критикуют эту практику, утверждая, что это равносильно обращению в христианство силой. Он отверг эту критику, которая, по его мнению, была продиктована злым умыслом и корыстными соображениями в первую очередь королевских чиновников, которые сотрудничали с браминами, полагаясь на их опыт в ведении финансовых дел, для того чтобы работа администрации шла гладко. Однако имеется множество иных свидетельств этого времени, которые указывают на то, что критические высказывания были во многом справедливыми. Один из королевских чиновников утверждал в 1552 г. в письме португальской королеве, что иезуитов больше волнует собственный престиж, чем результаты проповеднических трудов; они выполняют свою работу на скорую руку, лишь бы получить нужный результат.
«Помимо различных досадных притеснений, которым подвергались индусы, для того чтобы заставить их согласиться на принятие крещения, многих из них также насильно брили и принуждали есть говядину, и они вынужденно нарушали свои суеверные и идолопоклоннические обряды. По этим причинам большинство из них бежало, и португальские христиане жаловались на это, потому что они не могли существовать, не прибегая к их услугам. К тому же местные жители вели фермерское хозяйство, культивировали пальмовые рощи и занимались многими другими важными делами».
Церковный собор 1567 г. также признал, что индусы часто жаловались гражданским властям в Гоа, что «их детей, их рабов и слуг» обращали в христианство силой; такие жалобы периодически повторялись на протяжении столетий. Нет сомнения, что некоторые из них были явным преувеличением, но много нареканий было справедливыми. Собравшиеся для аудиенции у короля в феврале 1563 г. в Лиссабоне епископы Сеуты, Лиссабона, Танжера, Ангры, Порталегри, Ламегу и Алгарви открыто заявили о наличии значительных злоупотреблений во всех заморских португальских миссиях, включая насильственное и массовое псевдокрещение местных жителей, не понимавших значение таинства. Невозможно, чтобы семь ведущих португальских иерархов сделали такое важное заявление, не будучи абсолютно убежденными в подобных фактах. Опубликованная обширная документация об иезуитских миссиях XVI в. в Гоа совершенно определенно указывает на то, что миссионеры прибегали к практике, получившей впоследствии название «безжалостное милосердие», когда духовенство пользовалось поддержкой находившихся под его влиянием явных ханжей, таких как губернатор Франсишку Баррету (1555–1558) и вице-король дон Конштантину де Браганса (1558–1561). Во время правления последнего исход индусов с Гоа на материк достиг таких угрожающих размеров, что его непосредственные преемники нашли необходимым пересмотреть проводимую им политику. И граф Редонду (1561–1564), и дон Антан де Норонья (1564–1568) предоставили индусам Гоа особые гарантии, что их не будут обращать в христианство силой. Указ, принятый Редонду 3 декабря 1561 г., провозглашал, что всем индусам, бежавшим с португальской территории, чтобы избежать религиозных преследований, будет возвращена собственность и земли, конфискованные у них по приказу дона Конштантину, если они вернутся обратно в свои деревни в течение полугода.
17
В описываемое время – Сефевидский Иран.