Страница 9 из 10
– Эй, выметайся отсюда, пока я полицию не вызвала! – прикрикнула на девушку Любовь Сергеевна.
Мальчик вынул палец изо рта и разразился горьким плачем. Слёзы сына подействовали на пьяную как холодный душ. Она тряхнула головой и, сложив из непослушных пальцев кукиш, ткнула его в перекошенное от злости лицо оппонентки.
– А это видела? – истерично завопила девица. – Это моя квартира, ясно?
– Как твоя? – опешила Раиса.
Кашевая от возмущения только фыркнула, не в силах вымолвить ни слова.
– Надежда Сергевна завещала мне всё движимое и недвижимое имущество! – визжала девица. – Вот завещание, смотрите!
Соцработница вынула из-под себя мятый пакет и вытащила оттуда файл с изрядно потрёпанной бумагой, которую и протянула сестре Мироевской. Та растерянно уставилась в листок. Но, находясь в состоянии стресса, ничего не могла прочесть. Я взяла из ее рук документ и убедилась, что это действительно нотариально заверенная копия завещания, которое, само собой, ещё не вступило в силу, ибо завещательница жива.
– Можете оставить себе, у меня ещё есть, – махнула рукой Катерина, когда я протянула бумагу обратно.
– Ах ты, мерзавка! Надежда в больнице лежит, а ты уже ее жилплощадь заняла! – негодующе затрясла подбородком Любовь Сергеевна. – Не думай, я буду завещание оспаривать! Надежда была не в себе, когда тебе всё отписывала, любой это подтвердит. В Институте Гельмгольца до сих пор Мироевскую вспоминают, знают, что у нее с головой нелады. У меня вон и адвокат хороший имеется, – кивнула старушка в мою сторону, – и деньги тоже есть, я дачу продала. По судам тебя затаскаю!
– Зачем вам две квартиры? Вы же старая и скоро умрёте, – невозмутимо проговорила социальная работница. – Надежда Сергевна сказала, что у вас нет близких родственников.
– Как это нет? А внук в Волгограде? – вскинулась моя бывшая клиентка. – У меня сын в Волгоград в девяносто первом году на картошку с институтом ездил, так к нам потом девица с мальчонкой оттуда приезжала. Говорила, что от Стасика моего родила. Я тогда их на порог не пустила, а теперь, когда Стасик от перитонита умер, ищу их через передачу «Жди меня». Так что есть у меня наследники! Короче, иди себе с богом отсюда!
– Куда ж она с ребёнком-то среди ночи… – жалостливо протянула Раиса. – Может, пусть уж переночует?
– Да ладно, не орите, я к матери пойду, – слезая с кровати и сладко потягиваясь, проговорила Катя. – У меня маманя здесь рядом работает и как раз сегодня дежурит. Так что не бойтесь, не пропаду. А насчёт квартиры можете не дёргаться, всё равно она будет моей. Надо было почаще к сестре приезжать, а не бросать её одну на попечение соцработников.
Надев на мальчика старенькую курточку и стоптанные сапожки, Катерина накинула на плечи пуховик, сунула ноги в валявшиеся у кровати модные ботинки, подхватила сына на руки и направилась к двери.
– Ключи от квартиры верни! – крикнула ей вслед Любовь Сергеевна.
– Не тобой давались, не тебе и забирать! – рявкнула в ответ девица и вышла из квартиры, шарахнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.
– Вот нахалка! – всплеснула руками клиентка. – Уже в квартиру вселилась! Хорошо хоть, Надежда жива. Завтра же сестра перепишет завещание.
– Что Катерина говорила о квартире? Что всё равно её будет? Ох, не нравится мне это! – тяжело вздохнула Раиса.
Клиентка кинула на меня довольный взгляд и важно произнесла:
– Ничего, у нас адвокат имеется, если что, не даст в обиду!
В отсутствие хозяина размеренная жизнь конторы протекала по принципу «кот из дома – мыши в пляс». Сотрудники теперь встречали рабочий день не на своих местах, как при Эдуарде Георгиевиче, а на кухне перед телевизором.
Стоило мне войти утром в офис, как я сразу же услышала тревожный голос дикторши, ведущей криминальный репортаж.
– Про что это рассказывают? – заглянув в рекреационную зону, осведомилась я.
Кира Ивановна на меня зашикала, Маша Ветрова скроила умоляющую гримаску, Пол Банкин сделал страшные глаза. И только Боря вполголоса пояснил:
– Смотрим «Человек и закон». Подражатель так называемого инсулинового убийцы грохнул сегодня ночью третью жертву, вот и пустили передачу про оригинал.
Заварив себе чаю, я опустилась на свободный стул рядом с Джуниором, чтобы вместе с сослуживцами освежить в памяти историю этого странного, можно сказать, идейного маньяка.
Инсулиновый убийца был персонажем необычным и потому возбуждал у обывателей в далёких девяностых повышенный интерес. Звали маньяка Валдис Лацис, и был он хоккеистом московского «Факела», купленным руководством команды в рижском «Сапфире» за большие деньги. Первые несколько матчей легионер сыграл отлично, и команда выбилась в лидеры чемпионата страны. Но во время финального Лацис не смог забить ни одной шайбы, хотя вся команда работала только на него. С разгромным счётом семь-ноль «Факел» потерпел поражение и сразу откатился на третье место. В раздевалке разъяренные товарищи по команде не слишком-то деликатничали с новым игроком. Но, хотя вроде побили они Валдиса не сильно, тот вдруг упал на кафельный пол в душевой и принялся умирать. Вызванный врач диагностировал диабетическую кому, и хоккеиста увезли в больницу. Про то, что у легионера инсулинозависимый диабет, игроки «Факела» не знали, и открытие их очень возмутило. Парни стали требовать исключения инвалида из их команды. Однако формального повода расторгнуть с Лацисом контракт у руководства «Факела» не было.
Выросший в Риге хоккеист считал себя европейцем и, выписавшись из больницы, в соответствии с европейскими традициями подал на обидчиков в суд. Завертелось громкое разбирательство, освещавшееся всеми новостными программами. И вот одно ток-шоу в недобрый час решило пригласить оппонентов в телестудию, дабы столкнуть их лбами и посмотреть, что из этого выйдет. Игроки «Факела» придерживались позиции, что, если человек инвалид, пусть он сидит дома и не высовывается. Нечего, мол, ставить в дурацкое положение приличные хоккейные команды. Выслушав их точку зрения, разозлённый Лацис заявил, что если следовать логике противной стороны, то всем больным и убогим на этом свете делать нечего и прав был Гитлер, проводивший в жизнь теорию селекционного отбора человеческого материала.
Лациса тут же заклеймили фашистом и теперь уже с полным на то основанием выгнали из команды. Зато разного рода неонацистские организации его тут же признали своим. Валдис сделался необычайно востребован – у него брали интервью жёлтые газетёнки и солидные журналы, он буквально кочевал из студии в студию. В конце концов и то ток-шоу, на котором хоккеист вспомнил про Гитлера, снова заполучило спортсмена-диабетика к себе на передачу.
«Человек и закон» сумел разыскать одиозные кадры, положившие начало кровавому пути инсулинового маньяка, и пустил выдержку из передачи в прямой эфир. Поглощённая просмотром, я краем глаза наблюдала за кудрявым другом, методично уписывающим бутерброды, заботливо приготовленные Фирой Самойловной – матушка Джуниора никогда не отпускала сына из дома, не собрав в дорогу покушать.
– Боря, – тихо окликнула его я, стараясь не мешать другим, – перестань жевать. Ты же бегаешь по утрам!
Устинович-младший оторвал затуманенный взгляд от экрана и мрачно проговорил:
– Я пробежал по лесу одиннадцать километров и думал, что помру. Энергия покинула меня вместе с потом. Теперь, когда жизнь постепенно возвращается ко мне через колбасу и хлеб, ты, жестокая, хочешь перекрыть её источник?
– Что ты, Борь, – опешила я, – даже в мыслях такого не было, кушай на здоровье.
– Да тихо вы! – прикрикнула на нас Кира Ивановна, подавшаяся на стуле вперёд из опасения пропустить хоть слово, долетающее с экрана. А там полным ходом шли ретроспективные кадры.
– И что вы собираетесь делать теперь, когда ни одна уважающая себя хоккейная команда не примет вас в свои ряды? – допытывался у Лациса щеголеватый ведущий в бордовом пиджаке с яркими золотыми пуговицами по моде того времени. – Может, возглавите одно из неонацистских движений? Эти парни молятся на вас, господин Лацис.