Страница 2 из 14
Чёрный мужчина с развивающимися волосами вздымал сияющий меч.
– Веруйте! Веруйте в живого Бога! – надтреснувшим властным голосом взывал он. – Живой Бог сошёл к вам! Веруйте!
Чёрные липкие сгустки летели в него, проклятий, ненависти. Виноградные лозы, росли из земли, создавали живой, непроницаемый купол. Магия не могла до него добраться…
Опять этот сон. Мальчишка проснулся, его колотило. Сон преследовал его постоянно здесь, в Мскете, столице Моских гор. Последнее время дома ему было неспокойно, преследовал голос, мальчишеский, чистый, который иногда проходил сквозь сон, и песня эта воспринималась пророчеством:
И Солнце взошло, озаряя всё светом,
Ярое Солнце войны.
Огонь отозвался, Огонь подземельный,
Где Истины собраны сны.
И кровью Земли наполняются чаши,
Лоза оплетает клинок.
Земля, да и Небо по нам пусть заплачут,
Когда мы пойдём на Восток.
И Льдом будут скованы мир и любовь,
Мы не погибнем, вернёмся мы вновь.
Митилены. 344 г. до н.э.
От Ясона.
– Куда бы хорошему человеку податься… – парень маялся от скуки. Ясон сидел у костра отряда барсов, отборного подразделение москов, используемых как телохранители или карательные войска. Вчера они прибыли в Митилины на конкурс певцов. Отец даже позволил Ясону заявить себя в самодеятельной песне. Раз в четыре года, на Лесбосе, в Митилинах устраивалось такое мероприятие для четырнадцатилетних юношей пока не стали ломаться голоса. Ему недавно как раз четырнадцать исполнилось. На конкурс съезжались мальчишки со всех ванских земель, да и не только ванских: приезжают и эллины, и жители Та-Кемет . И с каждым: родители, друзья, друзья друзей, просто хорошие знакомые… У кого социальный статус повыше, у того еще и охрана. Конкурс певцов в Митилинах был всеобщем празднеством, где юноши соревновались в песнях, отцы пили вино и общались с друзьями и заключали договора. Даже торг на время конкурса открывают, где выставляется всевозможное оружие – от простых ножей для ритуальных целей, до колуна по забивке быков, доспехи и амулеты, предохраняющие от оружия, пояса с заговорами, перстни, обереги, всё – что мужской душе угодно. Женщин сюда не пускали. У них схожий праздник на другой стороне острова, и туда была не допущена мужская половина человечества. Так и делится на время празднества остров по горному хребту на две половины. Юный моск, скучающий от безделья, палкой ковырялся в углях. Выражение его петушиного цвета глаз было несколько отстранённое, ушедшее в себя. Лицо, по-детски пухлое, ещё не приобрело, решительных, даже грубоватых черт, но они уже проступали, намечая будущие рельефы, которые сейчас прятались за отроческим выражением наивности. Пока же, самой выдающейся частью на лице был нос, который уже вырос и приобрёл взрослую форму. Дома, в Моских горах, развлекаясь с братьями, он уже успел его перебить, и теперь, горбоносый профиль делал Ясона сходным с хищной птицей. Небольшой рот, скорее рыбий, чем птичий, обрамляли яркие губы. А вот длинные ресницы, были почти светлые, из-за чего глаза казались немного на выкате. Тёмно-русые волосы мальчишки, длинные, в связи с детским возрастом, были стянуты в тугую косичку, забавно торчащую вверх.
Рядом с ним расположилась его питомица Данка. Кошка была из породы вепьхеуров, как называли снежных барсов в Моских горах – солнечный зверь. Данка была совсем ещё молодая, просто годовалым котёнком.
Весёлая и ласковая кошечка. Выросшая при дворе моского правителя, в любви и ласке, она мало напоминала своих боевых собратьев, которые с воинами – проводниками, людьми, служившими в моском отряде барсов, из-за них и получившем своё название. Барсиха потёрлась боками о хозяйское бедро и уложила голову на ногу юноши, игриво подгребая лапами его сапог, намереваясь подточить об оный когти.
– Данка, не балуй, – парень отдёрнул ногу, почесал хулиганку за ухом. – Тоже не знаешь, чем заняться?
К вечеру братья расползлись куда-то: кто нашёл здесь старых друзей, кто уже завёл новых, а он вынужден сидеть с отцовскими барсами, как велено, и страдать от скуки. Только преданная Данка его понимает… Отец, моский правитель Мерван, на границе лагеря, прямо в самых зарослях, разговаривает с каким-то крупным русоволосым мужиком, богато одетым. И, судя по постоянным взглядам в его сторону, разговор идёт о нём, о Яське. Мужчина – с ухоженной окладистой бородой и русыми волосами, рассыпанными по плащу и перехваченными обручем. Явно крупный пост занимает. Лицо у него красивое, правильное, даже можно сказать изящное, но при этом мужественное и решительное.
Глубоко посаженные глаза умные, насыщенно серого цвета. Взгляд смелый, цепкий, что выдаёт в нём воина, даже стратега, смелого, прямолинейного. Тёмные, соболиные брови хмурились, во время разговора, выражая задумчивость и неодобрение. И отец разговаривает с ним как с равным, значит тоже правитель – решил Ясон.
Мужчины о чём-то договорились, и отец, довольный, пошёл к костру. Русоволосый – в другую сторону. Внезапно он остановился, видимо, что-то вспомнив.
– Мерван! – окликнул он моского правителя, подозвал сопровождающего его юношу в эллинских доспехах, кивком головы. Отец обернулся.
– Давай я тебе Алеся оставлю, он вас до нашего лагеря и доведёт.
– Хорошо, Тор, мы сейчас к вам и нагрянем, там договор и оформим.
Яська, подобно Данке, заводил ушами, напрягая слух. Но мужчины, посчитав, что дело решено, разошлись. Мерван поманил сына за собой и скрылся в своей пещерке, наиболее просторной из предоставленных для всего моского лагеря. Яська метнулся за отцом. Правитель достал из сундука папирус с перечнем сыновей, племянников и других молодых родичей и вычеркнул Яську: понятно, куда-то пристроил… Довольный Мерван убрал свиток. Ясон вздохнул, значит, домой уже не вернётся. Отец старательно раскидывал своих отпрысков по разным землям, вот и его куда-то сдали.
– Это Аминтор, брат эгейского басилевса Филиппа. Он у них титул какой-то древний имеет. У нас когда-то такой был, когда Ванские земли объединены были… Аласандр, вроде. Только по-ихнему они александросом называют. К ним поедешь. Обучение ты закончил, а остальное уж своими мозгами. Сможешь себя показать – честь тебе и хвала, нет – так и останешься бесплатным приложением к барсам, с собой их тебе три сотни даю.
Ясон вздохнул. Аминтор, имя переводилось как добрый коваль, будет ли ему добро в новом месте?
– Мне собираться?
– Вах, подожди, дорогой, не спеши! – Мерван всплеснул руками. – Сегодня к ним сходим, поговорим, посидим… У них как раз жреца Вакха нет. А не мои ли сыновья лучшие виночерпии?
Яська вышел на воздух. С одной стороны было горько, что всё вот так складывается, а с другой – он же понимал, что дома ничего не светит, слишком много, сыновей у Мервана. Посреди лагеря стоял оставленный Аминтором взрослый парень лет семнадцати – эфеб . Ясон с завистью окинул юношу взглядом: воин, уже служит, вон в каких доспехах ходит… Рыжие локоны парня чуть прикрывали шею, цепкие карие глаза с интересом разглядывали моского мальчишку с тёмными волосами, стянутыми в дурацкую косичку. Ясон тоже изучал его.
Эфеб был не высок, ростом с Яську, но отлично и пропорционально сложён. Лицо благородное, открытое, решительное, хотя совсем ещё юное. Лёгкий пушок на свежих щеках делал его вид даже трогательным. Рыжие волосы и небольшое количество конопушек на правильной форме носе, с резкими хищными ноздрями, выдавали в нём огненный характер воина. Да, воина, человека рождённого для войны, для которого звон оружия, страсть схватки, игра со смертью, просто необходимы, как биение сердца. Его белый кожаный доспех, ладно пригнанный по фигуре, и сросшийся с ней, как вторая кожа, сразу показывал, что юноша привык к походам, спать, есть, дышать в этой броне. Что ему удобно и хорошо быть воином, и то, что обременяет эллина: доспехи, оружие, всё, что эллины носят только в военное время, для него естественно и неотъемлемо. Как для боевого клинка ножны.